Эдуард Паркер - Татары. История возникновения великого народа
Однако вернемся к пока еще неразделенным тюркам. Нравом они напоминали древних хунну. Отличие состояло в том, что, когда их повелитель вступал на престол, ближайшие придворные из числа высших сановников девять раз в день проводили его по ковру, а придворные низко кланялись. (Возможно, это исторически связано с куском войлока, на котором «короновались» Чингисхан и его потомки.) По окончании церемонии владыку сажали на коня, а на шее затягивали шелковый шнур или платок так туго, что человек почти задыхался. После этого шнур ослабляли и владыку спрашивали, сколько лет он будет править. Мысли полузадушенного человека, естественно, были спутанны, и он едва ли был в состоянии думать. Как бы там ни было, придворные и военачальники внимательно слушали ответ. Их вооружение включало лук, «поющие стрелы», кольчуги, копья, мечи и кинжалы. Среди прочего можно отметить «вугдуг» – золотую волчью голову на конце шеста со штандартом. Охраняющие его люди именовались «вури», что на языке хиа также означает «волк», таким образом, они всегда помнили о своем «волчьем» происхождении. (Возможно, этот факт относится к угасшей династии Хэляня из народа хунну, а не к ведущей от нее свое происхождение династии Тоба, которая в IX веке обосновалась в Хиа или на плато Ордос; следует, однако, помнить, что личное имя третьего императора династии Тоба было Вури, а слово «хули» и по сей день в китайском языке означает лису. Эта могущественная тангутская династия IX века существовала вплоть до того дня, когда Чингисхан положил ей конец в 1227 году, незадолго до своей смерти.) Набирая рекрутов в пехоту и кавалерию или собирая налоги со скота, они всегда вырезали требуемую цифру на деревянной дощечке, прибавляя стрелу с золотым зубцом и печать в качестве подлинности «документа». («Широкая стрела», или, как некоторые называют ее, «широкая А», у друидов служила символом власти. В период последней империи она означала «приказ» совершить убийство в Китае.) Как правило, тюрки дожидались новолуния, чтобы совершать свои набеги (как тут не вспомнить древний обычай хунну совершать набеги во время растущей луны). Что до наказаний, то мятежи и убийства карались смертью, за распутство грозила кастрация или разрубание тела пополам. Если в пылу ссоры одному из оппонентов повреждали глаз, в качестве компенсации обидчик должен был отдать ему свою дочь. Если не было дочери, вместо нее отдавалась жена обидчика. За нанесение тяжких телесных повреждений расплачивались лошадьми. За кражу следовало отдать компенсацию, в десять раз превосходящую стоимость похищенного. В случае смерти тело покойного оставляли в шатре. Сыновья, внуки и прочие родственники обоих полов закалывали овец и лошадей и выстраивались перед шатром, полосуя себе лица кинжалами (как и в случае со смертью Аттилы) и оплакивая покойного так, что кровь и слезы, смешиваясь, стекали по лицам. («Плакать кровавыми слезами» – в китайском языке это выражение означает оплакивание близкого родственника или друга.) Эта процедура повторялась семь раз. Тех, кто умер весной или летом, опускали в землю лишь осенью, когда начинался листопад, а тех, кто скончался осенью или зимой, хоронили весной, когда появлялась первая растительность. Места погребений обозначались камнями, на которых высекался знак или краткая надпись. Количество камней зависело от того, сколько человек пало от руки покойного при его жизни. Все мужчины и женщины надевали свои лучшие одежды и украшения и собирались у могилы. Если мужчине нравилась какая-либо девушка из присутствующих, по возвращении домой он посылал ее родным предложение о браке (как у сяньбийцев), и родители избранницы, как правило, принимали его. Хотя тюрки переезжали с места на место, ведя главным образом кочевой образ жизни, у каждого из них был свой надел земли (как у хунну). Резиденция кагана находилась в горах Алтая (точное местонахождение, к сожалению, неизвестно, можно сказать лишь, что это было где-то на севере пустыни). Каждый год он отправлялся туда, чтобы совершить приношения духам предков (точно так же поступали шаньюи хунну). В середине пятой луны (как и хунну) он собирал приближенных, чтобы принести жертву духам и Небу. В 240 километрах от Алтая находилась высокая гора, именуемая «путенгири», что на языке хиа означает «дух земли» (возможно, слово «тенгри», «небо», имеет к этому отношение), эта гора была совершенно лишена растительности. Письменность этого народа походила на письменность ху (вскоре после того, как в 1894 году были написаны эти строки, профессор В. Томсен и доктор В.В. Радлов рассказали мне о своем чудесном открытии – им удалось обнаружить тюркский письменный источник, при помощи которого стало возможным восстановление древнего тюркского языка). Однако этот народ не знал календаря и ориентировался лишь по листве растений. Мужчины охотно играли в кости, а женщины в некоторое подобие футбола. Они пили кумыс («камос» Аттилы?), а когда наступало опьянение, распевали песни. Они испытывали благоговейный трепет перед злыми и добрыми духами.
Китайский путешественник Хуань Чжуан, посетивший западных тюрков приблизительно в 630 году, обнаружил, что в государстве Куча используется модифицированная форма индусского иероглифа. Это первое упоминание письменности, не считая китайской. Как мы уже знаем, двадцать лет спустя это государство стало китайским проконсульским центром. История династии Суй рассказывает о книгах ху, полученных из Западной Азии династией Поздняя Хань. Полагаю, что персы использовали греческий алфавит в промежутке между отказом от древней клинописи и переходом к арабскому языку. Китайцы обычно называли санскрит и пали – «фам» или «вам», подразумевая под этим Брахму, а иногда – «баламен», то есть «брахман». Вскоре после описанных здесь событий китайцы и тибетцы составили двуязычные соглашения на китайском и разновидности санскрита. (Наша экспедиция в Лхасу, в 1904 году, обнаружила аналогичный «договорный камень».) Приблизительно в это же время (635 год) появились несторианцы со своим древнесирийским языком. Истина, возможно, в том, что тогда китайцы почти ничего не знали об интересующем нас вопросе, и виной неопределенности исторических свидетельств является неосведомленность историков.
Когда Мухан (Кушу) достиг определенного могущества, он начал настаивать на том, чтобы династия Западная Вэй (Тоба), находившаяся тогда в руках семьи Юйвэнь, передала беглецов жуаньжуань тюркскому послу для казни. Император Уди из династии Северная Чжоу, являвшийся сыном интригана Юйвэня, взял в жены дочь Мухана. В 572 или 573 году Мухану наследовал его брат Таспар (Тобо-хан), до этого восточный каган. В его распоряжении находилась армия в несколько сот тысяч человек, и два сяньбийских императора северокитайских династий Чжоу и Ци были так напуганы, что с радостью заключили с Таспаром союзнический договор, основанный на брачных связях, и не жалели расходов, чтобы расположить к себе Таспара. Каждый год они посылали ему 100 000 отрезов шелка. Тюрков из западных метрополий ублажали по мере сил и возможностей, по меньшей мере тысяча человек «была одета в шелка и постоянно пировала». Таспар не выказывал особой благодарности за все эти дары, а замечал лишь: «Пока два моих сына на юге покорны своему долгу, я не желаю ничего большего».
Жестокий тюрк оказался восприимчив к умиротворяющему влиянию религии. В числе взятых им военнопленных оказался китайский буддист. Он познакомил Таспара с доктринами предопределения и вечности (подобно тому, как 650 лет спустя таоистский отшельник из Китая смягчил сердце Чингисхана в диких степях Трансоксании[6]). Он убедил Таспара в том, что империя Ци обязана своим могуществом и процветанием тому, что является по духу буддийской. Таспар прислушался к увещеваниям, основал монастырь и отправил посла в столицу империи Ци (в современной провинции Хэнань), чтобы получить буддийские книги. (Приблизительно в это время буддизм через Корею проник в Японию.) Таспар изменил образ жизни, строил пагоды и проводил религиозные церемонии, выражая сожаление, что не родился в Китае. Когда у него попросил пристанища принц из угасавшей династии Ци, Таспар совершил набег на современный Пекин. Однако соперничающей династии Чжоу, предложившей Таспару взять в жены принцессу, он выдал обманщика.
Наследником Таспара стал Шет (Шаболио), сын Кары Иссык-хана (581), принявший титул Ышбара-каган или Шаболо-каган, резиденция его находилась у горы Тукин: до этого он правил одним из местных кланов. Сын Таспара, Амрак, стал вторым каганом в долине реки Толы. Далобянь, сын Мухана от менее знатной супруги, выразил недовольство подобным разделом полномочий, но на некоторое время удовлетворился титулом Або-хан и отправился восвояси к своему племени. Шаболо был доблестным и любимым в народе принцем, поэтому северные племена с готовностью покорились ему. Брак дочери Мухана с императором Уди из династии Чжоу привел к тому, что в западные метрополии хлынули тюрки общим числом не менее десяти тысяч человек. Вполне естественно, что эти одетые в шелка люди были недовольны, когда династия Суй, пришедшая к власти в 581 году, отказалась от их услуг. Принцесса из династии Чжоу, ставшая супругой Таспара, тоже решила отомстить династии Суй за все неприятности, причиненные ее семье. Месть приняла форму набегов на западные рубежи государства Суй. Новый император Суй незамедлительно выпустил манифест, в котором объявил, что не намерен более терпеть варварскую дерзость, и отправил армию, вынудившую Шаболо бежать. Ситуация для тюрков осложнялась еще и тем, что в их стране царил голод, и они вынуждены были размалывать кости, чтобы добыть хоть какую-то пищу. И все же, несмотря на это, Шаболо, через своего брата ябгу Чулохоу, объявил войну Або-хану, который вынужден был спасаться бегством на восток и искать защиты у дяди Шаболо, Тарду – самозваного Боке-кагана из западных тюрков, которые теперь превратились в самостоятельный народ и вели постоянную войну с северными тюрками. Во время этих военных действий апары, ветвь племени канкали, воспользовались представившейся им возможностью и захватили семью Шаболо. Однако китайский император освободил пленников и вернул их Шаболо, который так обрадовался этому, что вступил в договор, признававший пустыню границей между Китаем и тюрками. (Между прочим, упомяну, что, по мнению С. Жульена, эти апары (упоминавшиеся в тюркских надписях) тождественны аварам. Шаванн эту теорию справедливо отвергает.) Любопытно посмотреть, какие титулы присваивали себе тюркские монархи, например: «Шету, Бага Ышбара-хан племени Илькюлюг». Следует отметить, что монарх использует видоизмененную форму ранее истолкованного слова «ыштара», а не слово «шаболо», как его называли китайцы. Возможно, два последних слога в имени Дизавул каким-то образом могут быть связаны с «ябгу» или (что менее вероятно) с Шаболо, особенно если учесть, что римское посольство посетило хана в Алтайских горах в 568 году, то есть за двенадцать лет до исчезновения династии Чжоу и раскола Далобьяна. Впрочем, прежде чем выдвигать теории, необходимо более внимательно изучить греческих авторов. В персидской и европейской исторической литературе ясно говорится, что «тюрки достигли границ новой (Сасанидской) империи, расширив свои владения за счет царства эфталитов, благодаря силе своего оружия и вероломству эфталитского вождя Катульфа. Кроме того, они покорили согдианцев и другие племена Трансоксианского региона, прежде находившиеся под властью эфталитов». Отстаивая права тюрков и их равенство с Китаем, Шаболо признает, что двух императоров, как и двух солнц, быть не может, и называет себя вассалом. Один из источников гласит, что Шаболо плакал от стыда, терпя унижения от китайского посла. После смерти Шаболо в 587 году китайский император из уважения к покойному объявил при дворе траур на три дня.
