Рудольф Гесс - ИЗБРАННЫЕ РЕЧИ
После преодоления этой эпохи национал-социализмом отжившие формы студенческой общественной жизни должны были уступить место новым, основанным на принципах нового времени. Они должны были уступить сами, чтобы попытаться как-то приспособиться к новому времени, потому что народу они слишком напоминали о прошлом. Я знаю, что для тех, кто вырос в старых формах и привязан к любым воспоминаниям, трудно оторваться от них. Но выше традиций и форм идеалы, которые должны были поддерживать эти формы и традиции.
Старые, вечные идеалы — свобода, честь, Отечество — утратили свою привлекательность за долгие, трудные годы нашей истории, в частности, по той причине, что дух прошлого, который преобладал в старых союзах, способствовал внутреннему расколу народа. Свободу нации, честь нации и подлинно немецкое Отечество удалось снова обрести, потому что в народе возник новый дух, противоположный этому. Он был привнесён в народ борцами за этот дух, борцами национал-социалистического Движения.
Если бы эти борцы не пришли, если бы они не стали проповедывать новую веру, если бы они не победили, то формы и традиции старых союзов, может быть, ещё просуществовали бы какое-то время, но «свобода, честь и Отечество» были бы мертвы. Рано или поздно умерли бы традиции и формы, потому что без своего содержания они не смогли бы жить, потому что погиб бы народ, из которого выходили их носители.
Новые формы студенческой жизни тоже могут быть не окончательными, несовершенными, — но какое это имеет значение по сравнению с тем, что уже сделано в духе этого нового?
Новое должно перенести детские болезни, но слабый ребёнок со временем превратится в полноценного мужчину.
Подобно тому, как старые формы вытесняются новыми, на смену старым символам приходят новые. На знамени студентов нового времени — знак новой Германии — знак, который стал символом для всех немцев. Он подтверждает связь студентов с остальным народом. Пусть у знамени новой Германии недолгая традиция, зато оно освящено в битвах, во время которых оно развевалось в самые тяжёлые годы немецкой истории, освящено победой, которая снова придала силу старым студенческим идеалам.
В память об этой борьбе я освящаю вас, знамёна!
И вы когда-нибудь станете символом старой традиции! Великой и гордой традиции! Спустя поколения о вас ещё будут говорить, что вас освящали всего через три года после начала немецкой революции, при Адольфе Гитлере, когда он создавал вечные законы и творения. О вас скажут, что вы стояли около Вождя, когда он обращался к немецким студентам.
В память обо всём этом вас будут с почтением приветствовать грядущие поколения немецких студентов.
Развевайтесь, знамёна, над первыми рядами новой студенческой молодёжи — той молодёжи, которая, будучи глубоко связана со своим народом, усваивает все знания, в конечном счёте, для того, чтобы тем самым служить своему народу, чтобы применять свои знания и способности ради величия этого народа!
Развевайтесь над первыми рядами студенческой молодёжи, которая закаливает своё тело и воспитывает в себе мужские достоинства — волю, мужество, готовность к жертвам — и всегда готова телом и душой работать на благо народа в целом!
Развевайтесь над первыми рядами студенческой молодёжи, которая, если так велит судьба, будет достойна молодёжи Лангемарка! Знамёна! Вы освящены человеком, в лице которого мы приветствуем Германию!
ПОСЛЕ ЗАНЯТИЯ НЕМЕЦКИМИ ВОЙСКАМИ ЛЕВОБЕРЕЖЬЯ РЕЙНА
Речь накануне референдума 29 марта 1936 г., произнесённая в Штеттине 21 марта 1936 г. и повторённая потом с вариациями в ряде других немецких городов. Немецкие соплеменники и соплеменницы!
Моя ораторская судьба привела меня в последние дни на Рейн, на Мозель, на Саар, в бывшую демилитаризованную зону.
Это была счастливая судьба: она позволила мне посетить прекрасный Дюссельдорф, Мангейм, город сосредоточенного труда, тысячелетний Трир, где и сегодня массовые сооружения Порта Нигра напоминают о том, что когда-то чужеземцы владели нашей страной. Это была счастливая судьба — не только благодаря красотам природы — но, прежде всего, благодаря людям, мимо которых проносил меня автомобиль, так как со всех этих людей 7 марта по приказу Вождя было снято бремя, долгие годы тяготевшее над ними. Они были в той или иной мере убеждены, что живут в «отданной области», беззащитной, если бы нашим западным соседям однажды вздумалось перейти через границу, так как, согласно договорам, здесь не должно быть ни одного солдата, ни одного орудия, ни одного даже самого примитивного укрепления или хотя бы окопов. Но жители демилитаризованной зоны видели, как по ту сторону границы вырастают всё новые бронированные доты, орудия которых направлены на их мирные города и деревни.
Люди тяжело страдали от этой ситуации не только духовно, но и материально, так как из-за чувства незащищенности многие предприниматели не отваживались строить там новые заводы или пускать в действие старые — для таких планов лучше годилась защищённая территория. Даже строительство находилось в упадке, поскольку люди, которые собирались построить для себя дома или хотя бы небольшую времянку, предпочитали уезжать из этой зоны под защиту Родины и строить там. Поэтому и безработица уменьшилась не в такой мере, как в остальной Германии. Бросалась в глаза внутренняя взаимосвязь между обороной страны, военной мощью — и состоянием экономики. Люди всё чаще задавали вопрос: неужели нас действительно бросили, неужели Вождь нас забыл? Они думали так, пока 7 марта до них не донёсся голос Вождя из Рейхстага, пока той же ночью не пришли солдаты молодой армии, с орудиями, лёгкими и тяжёлыми, самолётами и многим другим. И люди поняли, что Вождь их не забыл! Они снова под защитой великой Германии — Германии Адольфа Гитлера!
Какой груз свалился у этих людей с души, может понять лишь тот, кто вместе с ними пережил их ликование, кто проезжал через их города и деревни, когда мужчины и женщины своим «Хайль!» выражали благодарность Вождю; тот, кто видел, как светились глаза рабочих в синих комбинезонах, видел крестьян, стоявших по обочинам дорог, тот, кому матери протягивали своих маленьких детей; тот, кому девушки и юноши кричали: «Привет Вождю!», тот, кому крестьянки передавали свой лучший окорок, а мелкий колонист — самый большой огурец: для Фюрера! Скажите Фюреру, что мы выполнили наш долг перед нацией!
Никогда ещё миллионы людей не были так едины в любви к одному человеку и в благодарности ему.
Для каждого немца воплощение новой Германии, которой отдано его сердце, — Адольф Гитлер! И все вы пришли сюда не для того, чтобы принять участие в предвыборном собрании, а чтобы заверить Гитлера в вашей верности.
То, что происходит в эти недели, — не предвыборная борьба, а страстное выражение признательности нации за то, что дал ей Вождь, — за её честь!
Вы пришли, чтобы подтвердить свою связь с человеком, который, как ни один другой немец, заслужил почётный титул «Фюрера», которого каждый из вас называет «мой Вождь», независимо от того, к какому классу или сословию или к какой партии он раньше принадлежал. Вы все пришли, чтобы показать миру: мы теперь единый народ, единый в любой беде и в любой опасности! Да! — более единый, чем когда-либо, в беде и опасности!
Вы пришли, чтобы каким-то образом присутствовать в часы, имеющие историческое значение для нации, при событии столь грандиозного масштаба, что понять его величие можно только в сравнении с прежним падением, прежним бесчестием, прежней нуждой и нищетой.
Наш народ за свою историю никогда не падал так низко, как в страшное время после 1918 года. Но никогда он не переживал и столь стремительного подъёма, как теперь!
Люди слишком быстро забывают. Только если вспомнить о том, насколько низко мы некогда пали, как народ, можно вполне понять, какое чудо произошло с немецким народом за три года правления Вождя — ибо в Германии произошло чудо.
А ведь как низко некогда мы пали! Сколь злосчастными были последствия краха нашего бедного, измученного, изголодавшегося народа в конце войны! Я не хочу подробно говорить обо всех бедах: о неграх на Рейне, о характере разоружения, о срытии наших крепостей, об уничтожении наших орудий и самолётов, выдаче флота, об иностранных комиссиях в стране, об оставлении беззащитной демилитаризованной области на Западе.
Скверным было не только то, что всё это произошло; самым скверным было то, как наш народ на это реагировал. Точнее, он не реагировал — он равнодушно дал всему этому произойти и даже помогал уничтожать военные материалы. Нашлись люди, которые своими руками расплавляли орудийные стволы, уничтожали дальномеры, сжигали самолёты; нашлись люди, которые за деньги выдавали спрятанное оружие иностранным комиссиям: вот что было страшно!
