Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора
Он ни разу не был в концентрационном лагере. Будучи архитектором-любителем и проявляя большой интерес к технике, Гитлер оставался абсолютно холоден как к постройке лагерей, так и к конструкции газовых печей крематориев. Только на параде в 1939 году он впервые увидел подразделения СС «Мертвая голова», которые охраняли концлагеря. Также он не пожелал встретиться с Адольфом Эйхманом, референтом по еврейскому вопросу в РСХА, желавшим обсудить с ним наиболее важные аспекты Холокоста.
Только один раз, 7 октября 1942 года, Гитлер принял в рейхсканцелярии Одило Глобоника, руководителя операции «Рейнхардт». По этому поводу в его календаре имеется пометка «встреча с ген. губ. Глобусом» (генерал-губернатор Глобоник).[81]
Гитлер в принципе не мог испытывать сочувствие к кому-либо. Все проявления его характера сводились к показному формализму. Как уже было отмечено, фюрер не был способен к духовному сопереживанию. Пассажы в «Майн кампф», призванные вызвать у читателя симпатию, звучат сухо и пусто. О смерти своей матери он писал: «Я уважал отца, но любил мать». Эта фраза ничего не говорит ни об этой женщине, ни о ее жизни. О смерти его фронтовых товарищей мы узнаем только то, что в начале войны они погибали с немецким гимном на устах, а к концу войны — с марксистскими лозунгами в голове. В книге не содержится сведений ни об одном фронтовом друге Гитлера. Смерть его друга и учителя Дитриха Экарта описана несколькими громкими фразами: «Он посвятил жизнь пробуждению нашего народа». Алану Буллоку бросилось в глаза, что Гитлер не проявлял особого участия в судьбах рабочих, хотя не раз заявлял, что они являются одной из главных его забот. «Хотя Гитлер и описывает в "Майн кампф" нищету, в которой тогда жили венские рабочие, делает он это только исключительно в литературных целях, а вовсе не из сочувствия к ним».[82] Во время ноябрьского путча был убит ближайший друг Гитлера фон Шойбнер-Рихтер, который шагал рядом в ним в колонне, направлявшейся к Фельдхеррнхале. Он упомянут в списке тех, кому посвящена «Майн кампф», но больше о нем в книге нет ни слова. Также в книге нет никаких сведений о Хутмахере, чья кровь обагрила впоследствии знаменитое партийное знамя, которое он нес во главе колонны путчистов. В «Майн кампф» нет ни следа от той свойственной венцам сентиментальности, которую он в дни своей юности мог бы позаимствовать у ним вместо националистических и антисемитских лозунгов.
6 октября 1939 года, отчитываясь перед рейхстагом по результатам Польской кампании, в качестве примера героизма немецкой армии Гитлер рассказал депутатам об одном тяжело раненом офицере, однако в его речи не было и следа сочувствия: «В то время, когда вражеское радио уже праздновало победу, передавая сообщение о прорыве поляков на Лодзь, один дивизионный генерал, получивший серьезное ранение в руку, докладывал мне о том, что проведена контратака и благодаря героизму наших солдат прорыв ликвидирован». Погибшие и раненые были для Гитлера только статистикой. Просмотрев цифры, он лаконично замечал: «Здесь потери действительно высоки».
При расширении военного полигона в Нижней Австрии Адольф Гитлер позволил снести его родные деревни Деллерсхайм и Штронес. При этом были уничтожены даже могилы его предков. Иоахим Фест считал, что Гитлер сделал это специально, чтобы стереть следы своего происхождения. Однако вполне возможно, что у этого решения был и другой мотив. Подобное отношение к своей исторической родине могло быть еще одним проявлением эйдетической эмоциональной холодности Гитлера, которую он пытался выдавать за солдатскую жесткость.
После весьма нелицеприятных слов Адольф Гитлер снял с должности первого главу гестапо Рудольфа Дильса, который протестовал против разгула политического террора, который устроили СА после прихода нацистов к власти в начале 1933 года. Тем не менее он не мог оставить вовсе без внимания доклад о том, как штурмовики расстреливают врагов государства при попытке к бегству. «Вы не должны спотыкаться о труп каждого убитого ими человека», — сказал он Дильсу.[83]
Гитлер не колеблясь подписывал смертные приговоры. Он совершенно спокойно позволил убить своего наиболее близкого друга Рема. Фюрер любил повторять, что в любой ситуации нужно сохранять ледяное спокойствие. После подавления «путча Рема» начальнику лейбштандарта Гитлера Зеппу Дитриху было поручено расстрелять шесть «путчистов», которые содержались в городской тюрьме Мюнхена. Уже после войны генерал СС вспоминал: «1 июля 1934 года я прибыл в Берлин на машине и сообщил Гитлеру, что его приказ выполнен и шесть заключенных расстреляны. Фюрер никак не отреагировал на мои слова. Он только поинтересовался, готова ли моя рота вернуться назад».[84]
Во время расправы над участниками «путча Рема» был также убит пастор Штемпфле. Он был застрелен по пути в концентрационный лагерь Дахау. Пастор помог Гитлеру отредактировать «Майн кампф» и был связным между Союзом Оберланд и руководством полиции. Гитлер удостоит его смерть следующим комментарием: «Эти свиньи убили моего доброго пастора Штемпфле».[85]
Гитлер узнал об убийстве австрийского канцлера Дольфуса 25 июля 1934 года на премьере оперы «Золото Рейна» в Байройте. В его поведении не было заметно и следа озабоченности, «как ни в чем не бывало фюрер направился в ресторан и заказал себе печеночные клецки».[86] Когда 24 апреля 1943 года ему доложили о капитуляции Италии, его главного союзника, «он спокойно продолжил второстепенный разговор о новых видах оружия». Как писал Альберт Шпеер, «его самообладание оказывало на всех сильнейшее действие».[87]
23 ноября 1939 года во время обсуждении в рейхсканцелярии результатов Польской кампании с командующими групп армий и участвовавшими в боевых действиях генералами возникла дискуссия. «Генералы указывали на то, что из-за недостаточного уровня подготовки немецких подразделений офицеры вынуждены были лично водить солдат в атаку. Это привело к чрезвычайно высоким потерям среди офицерского состава. На это Гитлер заявил, что в Германии пока еще хватает людей».[88]
По свидетельству госсекретаря министерства иностранных дел фон Вайцзекера, перед началом Французской кампании Адольф Гитлер сказал ему: «Пусть эта война будет стоить мне миллиона человек, но противник также потеряет миллион и не сможет этого выдержать».
Подобное отношение Гитлера к смерти объясняется фронтовым опытом эйдетика. Он сам был удивлен, что ничего не испытывал при гибели своих товарищей. Фюрер с удовлетворением отмечал, что его эсэсовцы, отрекшись от христианства, тем не менее стойко сражаются на фронте и смело идут на смерть. «У меня шесть дивизий СС, в которых нет ни одного верующего солдата, но все они погибают со спокойной душой».[89]
20 декабря 1941 года в ставке фюрера генерал Гудериан рассказал Гитлеру об ужасных потерях, которые несут немецкие солдаты из-за суровой русской зимы: «Уже в ходе этой зимы вследствие подобной тактики мы обескровим не только офицерский и унтер-офицерский корпус, но и полностью истратим все резервы для возмещения потерь в нем, причем сделано это будет без всякой пользы и смысла». В ответ на это генерал услышал: «А вы думаете, что гренадеры Фридриха Великого хотели умирать?» Как и король Фридрих, он считал себя вправе «потребовать от каждого германского солдата пожертвовать своей жизнью». В заключение он заявил Гудериану: «Страдания солдат оказывают на вас излишне сильное впечатление. Вы слишком сильно сочувствуете солдатам. Вы не должны принимать все это так близко к сердцу. Поверьте мне, на расстоянии вещи видятся в более верном свете».
Точно так же мало впечатлили фюрера неописуемые страдания немецкой армии во время катастрофы под Сталинградом. 23 января 1943 года старший лейтенант Генерального штаба Гелестин фон Цицевиц, один из последних, кому удалось выбраться из «котла», прибыл в ставку и лично доложил Гитлеру о бедственном положении армии в окруженном Сталинграде. Выслушав его доклад, Гитлер в очередной раз заявил о необходимости сражаться до последнего патрона и отказался попытаться деблокировать войска. Фон Цицевиц возразил: «Мой фюрер, я должен сообщить, что люди под Сталинградом не могут продолжать сопротивление до последнего патрона, потому что, во-первых, они больше физически не в состоянии воевать, а во-вторых, у них нет уже этого последнего патрона». На это Гитлер безразлично ответил: «Люди быстро восстанавливаются».[90]
Когда Гитлер узнал, что после капитуляции под Сталинградом фельдмаршал Паулюс сдался в плен, он был возмущен, что тот не покончил жизнь самоубийством: «Что теперь есть жизнь? Жизнь — это народ, а индивидуум должен умереть. Жизнь отдельного человека подчинена народу, в котором он родился. Мужчина должен был застрелиться, как военачальники прошлого бросались на меч, когда видели, что дело проиграно».[91] В понимании Гитлера всемирная история должна была протекать по безжалостному сценарию, созданному им из смеси книг Карла Мая, дневников Вагнера и описаний сражений, взятых из учебников.
