Владимир Илюшенко - Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие
Неделю назад, по второй программе телевидения, была воспроизведена часть лекции отца Александра в Историкоархивном институте. Лекция о Библии. Я был на ней, помню, с каким невероятным вниманием слушали его студенты, какая звенящая стояла тишина. И вот опять — встреча. И слушаешь, как в первый раз, как в последний раз.
Что поражает, когда видишь и слышишь отца Александра, когда видишь и слышишь, например, эту лекцию? Прежде всего — духовная мощь, красота, свобода. Потом — вдохновение, полет мысли, необычайный ораторский дар, дар художника и поэта. И, конечно, абсолютное знание предмета, любовь к Библии, любовь ко Христу.
Каждый, кто знал отца Александра, кто слушал его, кто общался с ним, — понимал, не мог не понять, что он встретился с уникальным человеком, с синтетической, универсальной, ренессансной личностью. Просто непонятно, как в одном человеке могли сочетаться сила и глубина мысли — и детская простота, трезвость — и идеализм, стремительность — и внутренняя тишина. И еще мягкость и даже нежность натуры — и необычайная твердость и бескомпромиссность в борьбе со злом.
Посмотрите на многих нынешних деятелей, в том числе властителей дум и, к сожалению, демократов. Ведь что они делают? Они отнимают надежду, вселяют в людей отчаяние. А он вселял надежду, и эта надежда была свойственна ему самому, переполняла его, потому что она была основана на несокрушимой вере — на вере–доверии, вере–уверенности, вере–знании, ибо вера — это особый вид знания, целостного, интуитивного, и ему было открыто то, что скрыто от других.
Вот эти современные Кассандры, они полны страха, сами запуганы и запугивают других, а он страха не знал. Он был совершенно бесстрашен, вопреки всему — вопреки обстоятельствам, вопреки угрозам, вопреки гонениям, вопреки тому, что его собственная гибель была близка и, я думаю, он об этом знал. Но он был абсолютно уверен в конечной победе добра, в победе Христа.
От него как бы веяло озоном, он нес сильнейший энергетический заряд, и он вселял бодрость во всех, с кем соприкасался. Любой непредвзятый человек, а тем более знавший его близко, при общении с ним испытывал чувство, которое можно назвать духовным восторгом. Почему? Потому что вы встречались с гением, то есть с высшей нормой, с гармонией, с абсолютным пониманием и — с любовью. По его собственным словам, «гений является даром, присущим духовности».
Отец Александр говорил, что «особенность человека, делающая его трагическим царем мироздания, заключена в духовном начале, которое ему присуще, даровано». И он же сказал: «Дух — это храм человека, и если дух свят, то он как бы захватывает всё существо человека, и тело его становится храмом».
Так вот: дух, обитавший в отце Александре, был свят. Он всегда находился в состоянии благодати именно потому, что был свят. Он пояснял, что такое благодать, — это «высшая божественная сила, которая преображает человека в ответ на его веру». Святой — это тот, кто служит Богу, а значит и людям, кто безраздельно отдает себя Богу и для себя не хочет ничего. Он любил вспоминать слова Христа, приведенные в Деяниях апостолов: «Блаженнее давать, нежели брать». Он — всегда отдавал. Полная самоотдача, жизнь во Христе, внутреннее единение с Ним — это и был отец Александр.
Нам остается взять то, что он дал. Отец Александр еще не прочитан. Его книги, статьи, проповеди — это кладезь премудрости и это школа христианства, школа добра. Каждый может найти здесь ответ на свои жизненные проблемы. Его произведения не только необычайно глубоки и поэтичны — они еще написаны очень просто. Но это обманчивая простота, требующая от вас духовной работы, очень внимательного, вдумчивого чтения. Просто и Евангелие, но это простота после сложности, на самом деле оно бездонно. Таковы и книги отца Александра. Это современное прочтение христианства, глубоко прочувствованного, продуманного, пережитого им, и в то же время доступное тому, кто откроет для него свое сердце. Это книги на века.
Перефразируя Аполлона Григорьева, мы, близкие отца Александра, его духовные дети, могли бы сказать: Александр Мень — это наше всё. Он действительно был для нас всем: любящим отцом, мудрым наставником, исповедником, советчиком, другом, образом любви, образом Христа. Как его можно было не любить? Никак невозможно. И на такого — поднять топор?..
Отец Александр ушел от нас. Умом я, конечно, понимаю, что его нет. Но душа не хочет с этим смириться. Не хочет, потому что знает, что он есть. Здесь нет противоречия: он есть, потому что духом пребывает вместе с нами. Это реальность. Каждый, кто был его духовным чадом, чувствует его присутствие, — может быть, большее, чем при его жизни, при его земной жизни.
Мы должны помнить: отец Александр отдал жизнь ради нашей жизни и нашей свободы, ради нашего спасения. Его жертва, его мученическая смерть не напрасны. На крови мучеников вырастают не только храмы — на ней покоится победа сил света, сил добра.
И последнее, что я хотел сказать. Отец Александр много раз выступал вот здесь, в этом зале, на этой сцене. Здесь он прочел самый первый свой цикл лекций — о философах русского религиозного возрождения (Бердяеве, отце Сергии Булгакове, Федотове и других) и еще один цикл — о смерти и бессмертии. Это были замечательные вечера, незабываемые встречи с отцом Александром. И я хочу поблагодарить руководителей этого Дома культуры, и прежде всего его директора Виктора Валентиновича Святогорского, за то, что эти встречи могли состояться, за то, что они приглашали отца Александра, а теперь вот предоставили эту возможность выступать здесь нам. Спасибо им.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР МЕНЬ: ВЗГЛЯД НА ОБЩЕСТВЕННУЮ ЖИЗНЬ[29]
Отец Александр не создал какой‑то особой социальной доктрины, да и не стремился к этому. Его главным делом было духовное просвещение, просветление и возвышение душ. Это не означает, однако, что общественная жизнь выпадала из круга его интересов. Напротив, он придавал ей серьезное значение, рассматривая ее как неотъемлемую и очень важную сферу бытия.
Система взглядов отца Александра на общество и социальные отношения как бы растворена в его книгах, статьях, беседах. Она отражена и в его проповедях, частных письмах и частных разговорах. Но эти взгляды отличались необычайной ясностью, продуманностью и определенностью, и они вполне поддаются реконструкции как нечто целостное и внутренне единое.
Прежде всего надо сказать, что отец Александр не считал социум совершенно автономной, а тем более определяющей областью человеческого бытия. Для него было очевидно, что существует корреляция между миром социальным и миром духовным и нравственным, что между ними есть глубокая внутренняя связь, причем второе определяет первое. Поэтому социальное интересовало его не само по себе, а лишь в той мере, в какой оно соотносится с духовно–нравственным.
Правильно будет сказать, что он смотрел на социальную эволюцию и социальные катаклизмы как бы из будущего, с точки зрения метаистории. Как и ветхозаветные пророки, он учил «о тайне и цели исторического процесса, о смысле истории». Таким же пророком, но пророком–христианином, был сам отец Александр.
Он говорил, что христианство «верит в историю как в поступательный процесс, который через испытания, катастрофы и борьбу восходит к грядущему сверхисторическому Царству Божию». По его убеждению, христианство задает вектор истории, вектор общественной жизни. Для многих князей Церкви Христос — весь в прошлом: пришел, принес искупительную жертву и ушел, а в конце времен явится опять — будет второе пришествие. А для отца Александра Христос никуда не уходил: Он присутствует в истории, присутствует здесь и теперь и всегда будет присутствовать. Суд над человечеством начался «в Галилее, в Иерусалиме, на Голгофе, в Римской империи, в средневековой Европе, в России, сегодня, в XX веке, и в XXV веке, и во всей истории человечества суд будет продолжаться, потому что это христианская история, в которой мир идет рядом с Сыном Человеческим».
Итак, история, в том числе социальная история, — это то, что подлежит Высшему суду. Христиане же — активные участники социального процесса, призванные вносить в него дух мира, любви и свободы, начала гуманизма. Отец Александр понимал христианство как силу, преображающую и человека и общество. Он говорил, что общественная жизнь — «одна из сфер приложения евангельских принципов». Вместе с тем он подчеркивал, что Евангелие предлагает нам духовный, а не социальный идеал, и потому «люди сами должны искать оптимальные формы общественного устройства, которые бы наиболее соответствовали Духу Христову».
У меня нет возможности дать хотя бы краткий обзор взглядов отца Александра на мировую историю, на социально–политическую жизнь от древневосточных обществ до наших дней. Поэтому я остановлюсь лишь на двух ключевых моментах российской политической истории XX века, как их понимал отец Александр.
