Николай Семенов - На веки вечные
С едой управились быстро. До полного рассвета оставалось еще около полутора часов. Такой резерв времени, если, конечно, люди успели хотя бы немного поспать, политработники обычно использовали для проведения партийных и комсомольских собраний, заседаний партбюро и для других политико-воспитательных мероприятий.
— Петр Алексеевич,— обратился секретарь партбюро Феоктистов к Набокову.— Может, проведем открытое партсобрание? Поговорим с личным составом о проведенных боях, заявления о приеме в партию рассмотрим.
— Времени для подготовки маловато...
— У меня по партийной линии все готово. К тому же — какая подготовка требуется, чтобы рассказать, как мы воевали?
— Что ж, ты, пожалуй, прав.
Под обрывом небольшой балки собрался почти весь батальон. Комиссар Набоков, который теперь исполнял обязанности и командира батальона, коротко подвел итоги трехдневных боев, отметил смелые и решительные действия многих экипажей.
— Экипаж старшего лейтенанта Гоголева одних только дзотов раздавил шесть,— сказал он.— Исключительной похвалы заслуживают танкисты политрука Пономарева, лейтенанта Цвилюка и многих других. Вы знаете, о ком я говорю. Знаете, потому что видели их на поле боя, равнялись на них.
Потом приступили к приему в партию. Зачитали заявление командира роты Гоголева. Кто-то попросил его рассказать свою биографию.
— Ничего интересного,— несколько смутился старший лейтенант.— Помню нашу старую развалюху-избенку, вечно голодную корову у сломанного крыльца. Нас у родителей было четверо, мал мала меньше и тоже вечно голодные. Отец работал на кожевенной фабрике, а мать — на полях у кулака. Вот и вся моя биография.
— А какая у вас гражданская специальность? — послышался голос механика-водителя Жарикова.
— Окончил учительский институт. До армии работал учителем. По рассказам матери, когда батюшка крестил меня, то сказал маме: "Из вашего сына выйдет хороший пастух".
— Насчет пастуха не знаем,— опять сказал Жариков,—а вот учитель из вас получился добрый. Отлична учите нас бить фашистов!
Коммунисты батальона единогласно приняли Петра Гоголева в члены партии. Кандидатами в члены ВКЩб) были приняты особо отличившиеся в боях механики-водители Демид Хибрич, Яков Бойдарь и Хамед Дзыба.
В это же раннее утро секретарей партбюро батальонов с двадцатью танкистами и материалами на них о приеме в партию срочно вызвали в парткомиссию бригады. Поистине ценили каждую свободную минуту! Да только не состоялась в этот час парткомиссня...
Враг, противостоящий бригаде, упредил ее атаку, двинул крупные силы. В жестокой схватке, отразив мощную контратаку фашистских танков, наши танкисты вместе с пехотой прорвали передний край обороны противника и с ходу выбили его из населенного пункта Ока- товка. Стремясь восстановить прежнее положение, вражеская авиация в середине дня нанесла массированный удар по нашим подразделениям. Но бригада выстояла, не оставила занятого рубежа и закрепилась на нем.
В тот же час от экипажа к экипажу, от отделения к отделению пронеслась, как; недобрый ветер, скорбная весть: во время налета авиации противника погиб комсомольский вожак бригады Георгий Булгаков...
К вечеру бой утих.
В поздний вечерний час в одной из уцелевших изб Окатовки вновь собрались члены партийной комиссии. Инструктор политотдела Михаил Целищев, он же секретарь парткомиссии, доложил присутствующим, что из двадцати человек, подавших заявления, двенадцать из боя не вернулись... Свидетели их гибели рассказали, что павшие товарищи сражались с фашистами геройски, самоотверженно. Ни один танк не повернул назад.
Партийная комиссия постановила:
Александрова Петра Ильича, лейтенанта, командира танка Т-34;
Воробьева Дмитрия Александровича, лейтенанта, командира танка Т-70;
Гнедова Николая Емельяновича, старшего сержанта, радиста-пулеметчика танка Т-34;
Гуварова Владимира Емельяновича, лейтенанта, командира танка Т-34;
Нарбитаева Тура Дупиновича, старшего сержанта, башенног® стрелка танка Т-34;
Новикова Игната Фроловича, старшего сержанта, механика-водителя танка Т-34;
Полищука Николая Ивановича, лейтеиайта, командира танка Т-34;
Потапова Ивана Васильевича, старшего сержанта, механика-водителя танка Т-34;
Пузанова Ивана Ивановича, сержанта, радиста-пулеметчика танка Т-34;
Садомского Ивана Максимовича, младшего лейтенанта, командира танкового взвода;
Соломонова Николая Семеновича, сержанта, башенного стрелка танка Т-34;
Храмцова Михаила Григорьевича, лейтенанта, командира танка Т-34
принять в партию посмертно, считать их достойными звания коммунистов-большевиков, на деле доказавших презрение к смерти во имя освобождения Родины от фашистского зверя[2].
Были рассмотрены остальные заявления. Все, кто их написал, стали в тот вечер членами или кандидатами в члены ВКП(б).
6.
Гитлеровцы, подтянув танки и артиллерию, почти вплотную подошли к станции Котлубань. Отсюда Паулюс собирался нанести главный удар по Сталинграду, чтобы расчленить защищающие его наши части, а затем отбросить их на север и за Волгу. Здесь, в районе станции, изобиловали танкоопасные участки. Поэтому именно сюда наше командование сосредоточило побольше танков и противотанковых средств.
...После вчерашнего боя кусты, выгоревшие от солнца и огня, степные травы покрылись толстым слоем рыжей пыли. Все пребывало в тревожном ожидании... К рассвету сентябрьское небо почти полностью очистилось от туч. Это было на руку вражеским летчикам. Едва развиднелось, как сотни бомб и снарядов обрушились на занятые бригадой позиции, на постройки станции и совхоза "Котлубань". Затем появились и танки с крестами на бортах. Вначале они продвигались успешно, но вскоре открыла плотный огонь наша артиллерия, и многие из них повернули вспять. Штурм вражеских позиций начался и с воздуха. В течение сорока минут советские летчики и артиллеристы перетряхивали гитлеровцев в их норах. В это же время стрелковые подразделения сближались с противником.
Взметнувшиеся в утреннее небо две зеленые ракеты возвестили о начале нашей атаки. Ведя мощный огонь из пушек и пулеметов, танки стремительно рванулись вперед, увлекая за собой атакующих стрелков. Несколько вражеских машин задымили, остальные, повернув назад, поспешили за теми, что ушли ранее.
— Гоголев, следи за ними, возможно, это маневр! — предупредил своего ротного Набоков.
На левом фланге роты неотступно за противником мчался танк лейтенанта Малига Айгутанова.
— Товарищ командир! Шайтаны чешут так, что не могу их догнать! — несколько бравируя, передал он ротному по радио.
"Этот горячий казах может в одиночку оказаться во вражеском тылу",— забеспокоился Гоголев и предупредил его:
— Погоней не увлекайся, побольше расстреливай. Эти твои шайтаны заманят тебя в ловушку!
Командир роты тревожился не напрасно. Вскоре машина Айгутанова, попав под огонь нескольких противотанковых орудии, оказалась подбитой. Избежать их мощного огня не удалось и Гоголеву. Он чуть не погиб. Члены экипажа сбили пламя, а дымящийся танк механик-водитель Шестаков увел в тыл и сдал ремонтникам. Командир роты пересел на другую машину, на борту которой, укрывшись за башней, находился комиссар мотострелкового батальона Пынченко.
— Смотри, Петро,— предупредил он старшего лейтенанта, — со стороны железнодорожной насыпи — оранжевые вспышки.
Гоголев всмотрелся. Да, действительно. Причем, с каждой минутой все чаще и чаще.
— Слезай-ка, комиссар, пока не поздно! — крикнул он.
Но Пынченко на танке уже не было.
Снова — вперед! Увидел Гоголев, как справа вражеский пулемет кинжальным огнем бьет по нашим автоматчикам. "Пехоте во что бы то ни стало надо помочь",— подумал он и скомандовал:
— Осколочным!
После двух пушечных выстрелов пулемет замолчал. Теперь огонь перенесли на батарею. Замолчала и она. Механик-водитель двинул танк на траншею, где также были обнаружены пулеметы. Хорошо проутюжил их гусеницами.
Впереди — огненно-дымные всплески разрывов. Механик-водитель словно чувствовал, что следующий снаряд может угодить в их танк. Он круто отвернул в сторону и сделал короткую остановку. Грянул выстрел из пушки. Затем снова увернулся от удара.
Танкисты заметили, как метрах в четырехстах от них делали перебежки вражеские артиллеристы. Присмотрелись и поняли: три их орудия разбиты, и солдаты теперь прибиваются к четвертому. Вот уже откатили его немного назад, копошатся за щитом. Сейчас откроет огонь... И тут, словно вихрь, налетела на них тридцатьчетверка Магомеда Гаджиева. Подмяла пушку под себя, раздавила... И замерла на месте. Немецкие автоматчики, ошеломленные внезапным появлением советского, танка, бросились врассыпную. Ведя огонь на ходу, за ними кинулись бойцы командира стрелковой роты старшего лейтенанта Недайводина. Когда ротный достиг остановившегося танка, башенный люк машины медленно откинулся, и из него показалась голова Гаджиева. Он крепко зажимал рукой левый глаз. Все лицо лейтенанта было залито кровью.
