Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?
Суть того, в чем обвиняют сионистов их религиозные недруги, легче понять в свете следующего наблюдения видного израильского ученого:
«С точки зрения отцов-основателей [Израиля], еврейские общины, разбросанные по Центральной и Восточной Европе, имели значение лишь в качестве источника новобранцев. Никакой ценности сами по себе они не представляли. Даже в разгар Второй мировой войны не произошло никакой смены приоритетов: для Берла Каценельсона на первом месте стояло не спасение евреев как таковых, а организация сионистского движения в Европе… Таким образом, каждое событие в жизни народа следовало оценивать в соответствии с единственным критерием: его вкладом в дело сионистского движения»[253].
Эта позиция объясняет безразличие к страданиям евреев, в котором и историки, и раввины обвиняют сионистов. Постигшая евреев Европы трагедия не только укрепляла решимость сионистского руководства создать еврейское государство – она давала им аргумент невиданной силы.
В каком-то смысле между сионистами и национал-социалистами существовало идейное сходство: и те и другие считали евреев чуждым народом, не верили в возможность их ассимиляции в западном обществе и считали, что в Европе им места нет. Раввин Иоахим Принц (1902–1988), деятель немецкого сионизма, в своей книге «Мы евреи», изданной в Берлине в 1934 году, приветствовал воцарение нацистов в Германии и провозглашал «конец либерализма»[254]. В 1937 году он заметил, что нацисты относятся к сионистам как к «любимчикам»[255] среди евреев. Эмигрировав в США, Принц продолжал совмещать обязанности раввина с участием в сионистском движении и в 60-х годах являлся председателем нескольких еврейских организаций.
Чтобы заручиться поддержкой нацистского руководства, немецкие сионисты демонстрировали приверженность своим националистическим идеям. Курт Тухлер, член исполкома Федерации сионистов Германии, уговаривал высокого чина СС барона Леопольда фон Мильденштейна написать в нацистской прессе про-сионистскую статью. Барон согласился на том условии, что сможет воочию увидеть сионистские поселения. Вскоре после прихода Гитлера к власти сионист и нацист вместе со своими женами отправились в Палестину. Барон сдержал слово и осенью 1934 года написал серию из двенадцати статей для ежедневной газеты «Angriff» («Атака»), созданной Йозефом Геббельсом в 1927 году и сыгравшей важную роль в приходе национал-социалистов к власти (ее перестали издавать только в мае 1945 года, когда советские танки уже были в Берлине). В память о поездке была вычеканена медаль-сувенир, с одной стороны которой изображена свастика, а с другой – шестиконечная звезда[256]. Сионисты также смогли выторговать согласие гитлеровского правительства на выезд десятков тысяч евреев с их капиталом в Палестину, что послужило для остального мира предлогом и аргументом для снятия санкций экономического бойкота против нацистской Германии[257].
Хотя во время Второй мировой войны сионисты не сразу осознали масштаб нацистского геноцида, они извлекли из него однозначный урок: нужно любой ценой создавать свое государство и укреплять его, переселив туда как можно больше евреев. Только в этом случае появится возможность противостоять любым нападкам со стороны арабов. По словам израильского историка Моше Циммермана:
«Катастрофа – это орудие, которым пользуются очень часто. Если быть циничным, можно сказать, что факт массового уничтожения евреев стал одним из самых полезных средств для манипуляции общественным мнением, в особенности еврейским – причем как в Израиле, так и за его пределами. В израильской политике из этой трагедии делают вывод, что “еврей без оружия равноценен еврею мертвому”»[258].
Но этот вывод отнюдь не единственный. Из нацистского геноцида следует и совершенно иной урок: нужно опасаться сильного государства, объявляющего себя стоящим выше обычной морали, практикующего расовую дискриминацию и совершающего преступления против человечности. Роль нацистского геноцида в становлении сионистского еврейского государства общепризнана. Основатели Израиля смогли убедить большинство государств – членов ООН, что единственным возможным воздаянием за геноцид евреев и в то же время однозначным решением «еврейского вопроса» будет создание отдельного государства. Они подчеркивали, что евреям опасно жить в этом мире, и лишь собственное государство сможет их защитить. Сионисты проводят прямую связь между уничтожением европейского еврейства и Государством Израиль, считая появление последнего символом возрождения. Сионистское толкование этого трагического события четко отражается в том, как его отмечают в Израиле.
Для увековечения памяти об этой трагедии израильское правительство ввело «Йом а-шоа» («День Катастрофы»). Изначально этот день носил название «Йом а-шоа ве-а-гевура» («День Катастрофы и героизма») – словно «достойная» смерть одних искупала «постыдную» смерть других[259]. Чтобы подчеркнуть связь между двумя важнейшими событиями в современной еврейской истории, было решено отдавать дань памяти уничтоженным фашистами евреям за несколько дней до Дня независимости. Стремление руководителей тогда еще совсем молодого государства разбавить тему презираемого сионистами «пассивного страдания» мотивом сопротивления побудило их остановить свой выбор на дате, связанной с восстанием в Варшавском гетто в 1943 году.
В послевоенные годы в израильской прессе описывались исключительно подвиги и героизм сражавшихся евреев. Истории «просто оставшихся в живых», которые в общественном мнении, формируемом сионистами, считались «овцами, шедшими на бойню», публиковались за счет авторов или землячествами переживших геноцид евреев[260]. Первое время в годовщину восстания в Варшавском гетто сионисты «забывали» почтить память шести миллионов жертв геноцида[261]. Церемонии поминовения, которые в те годы устраивали в Израиле пережившие геноцид евреи, некоторые историки называют «полуподпольными»[262]. Вместе с тем израильская пресса охотнее писала о деятелях сионистского сопротивления, чем, например, о его участниках-членах организации Бунд, создавая таким образом впечатление, что с нацизмом боролись лишь сионисты [263]. Только во время процесса над Адольфом Эйхманом в 1961 году свидетельства переживших геноцид евреев и объяснения причин отсутствия сопротивления с их стороны стали доступны широкой израильской общественности[264].
В канун Дня Катастрофы проводится торжественная церемония в мемориальном музее «Яд Ва-Шем» в Иерусалиме. Утром звучит сирена, призывающая всех израильтян к двухминутному молчанию. В течение всего дня устраиваются приуроченные к этому событию беседы и лекции, а по радио и телевидению идут специальные передачи. Основная тема памятного дня прозрачна: нового геноцида не будет, ибо у нас есть свое государство, которое нас защищает. Сионисты часто утверждают, что, если бы Государство Израиль существовало перед Второй мировой войной, никакого геноцида бы не произошло.
Согласно брошюре, предназначенной для политработников израильской армии, «Йом а-шоа» должен воспитывать в солдатах чувство принадлежности к еврейскому народу и верность своему государству:
«Создание Государства Израиль сионистами должно было стать решением проблемы существования еврейского народа в свете того, что другие усилия не принесли успеха. Катастрофа в Европе, со всеми ее ужасами, доказала, что и в ХХ веке выживание евреев ничем не гарантировано, пока они не являются хозяевами своей судьбы и лишены мощи, необходимой для самозащиты»[265].
Официальный текст также гласит, что израильская армия продолжает дело тех, кто воевал в отрядах сопротивления во время войны. Уже в 1947 году память о геноциде использовали как средство мобилизации сионистов для захвата Палестины и оправдание сопутствующих ему этнических чисток: «…мы отомстили за вашу горькую и одинокую смерть ударами наших кулаков – тяжелых и горячих»[266].
Использование памяти о геноциде евреев в качестве орудия воспитания израильского патриотизма не только не ослабевает, но и продолжает усиливаться. В 69-ю годовщину освобождения Освенцима советскими войсками в лагерь приехала половина депутатов израильского парламента. Они прошли через ворота лагеря смерти, гордо неся над собой израильский флаг[267]. За несколько лет до этого после воздушного парада в Польше, несмотря на протесты дирекции музея в Освенциме, три израильских истребителя F-15 со звездами Давида, пилотируемые потомками евреев, спасшихся от уничтожения в оккупированной фашистами Польше, пролетели над бывшим нацистским лагерем. За полетом из соседнего Биркенау наблюдали двести израильских солдат. Один из пилотов, комментируя это событие, не преминул подчеркнуть свою веру в израильскую армию: «Для нас это триумф. Шестьдесят лет назад у нас не было ничего. Ни страны, ни армии, ничего. Теперь мы прилетаем сюда на собственных самолетах…»[268]
