Джеймс Комптон - Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941
В последние несколько недель перед началом японо-американской войны Беттихер почти полностью утратил чувство реальности. Американская военная поддержка вторжения Британии на континент будет тут же блокирована вооруженными силами. О такой авантюре раньше 1944 года и думать нечего. Уверенность атташе в том, что эти страны не способны на крупные военные операции, и убежденность в победе Германии стали теперь влиять и на более отвлеченные вопросы, вызывая у него опасения по поводу американской политики, направленной против стран оси. Повсюду растет уверенность, что с Россией покончено, что Япония успешно блокирует американскую политику, что американская промышленность никогда не сможет догнать немецкую. На англо-американские отношения, по мнению атташе, оказывают «огромное влияние немецкие победы», а в докладах, посвященных американским контрмерам на Тихом океане, эти меры назывались «бессмысленными и фантастическими». Рассматривая возможность вступления Америки в войну, Беттихер уверял Берлин в том, что «об этом не может быть и речи».
Однако, оценивая доклады генерала, нельзя утверждать, что все его взгляды были эксцентричными и далекими от реальности. Веру атташе в быструю победу Германии, на которой он строил свои умозаключения, широко разделяли в те времена и в Вашингтоне. Халл, например, сомневался в способности англичан устоять перед немцами. В вопросе о конвоях существовали значительные разногласия, а промышленность, выполняя заказы в рамках ленд-лиза, столкнулась с большими трудностями. Более того, генерал испытывал постоянное опасение по поводу присутствия американцев в Восточном полушарии, и его предупреждения были не менее настоятельными, чем предупреждения Томсена по поводу германских злых умыслов или того, что принималось за злой умысел в Латинской Америке. Томсен и Беттихер не сильно отличались в своей оценке японского фактора, а недооценка изоляционистских настроений в Америке, четко проявлявшаяся в докладах дипломатов, частично сглаживалась наблюдениями Беттихера.
И все-таки общее впечатление от этих многочисленных, длинных и повторяющих друг друга депеш остается прежним: это – ярчайший пример преувеличения осторожности в политике, и в особенности влияния американских военных руководителей на администрацию президента, а также грубой недооценки американского промышленного потенциала в сочетании с почти легкомысленным игнорированием того влияния, которое вступление Америки в войну могло оказать на Германию. Картина Соединенных Штатов, которая вырисовывалась из докладов Беттихера, не соответствовала реальности, была наивной и с точки зрения планирования политики сильно искаженной.
Однако генерал фон Беттихер не сомневался в точности своих докладов. В мае 1940 года он писал, что «благодаря моим связям я всегда посылал исчерпывающие доклады, в которых никто не смог бы найти ни единой грубой ошибки». В письме руководителю немецкого Генерального штаба Беттихер «лично» заявлял, что «я никогда не переоценивал своей деятельности, но да будет мне позволено сообщить, что мои депеши никогда не нуждались в исправлении». По его мнению, доклады были не только точными, но и уникальными. Другие дипломаты в Вашингтоне не смогли разглядеть лживости американской политики и в своей наивности верили в возможность влияния Америки на ход войны. Это особенно касалось, писал он в марте 1941 года, советского и японского послов. Их проблема заключалась в отсутствии широкого взгляда на вещи. «С какой легкостью, – писал он по другому поводу, – даже военно-морские, военные и авиационные атташе посольств верят американской пропаганде, рассказывающей нам сказки об объемах американского промышленного производства. Какие же неточные сведения получают их правительства!»
Вайцзеккер, Дикхоф и Томсен не разделяли энтузиазма атташе. Прочитав бойкое описание американской реакции на вторжение Германии в Скандинавию, данное Беттихером, Вайцзеккер написал Томсену о своих сомнениях по поводу того, что немецкая агрессия была столь радостно воспринята в Америке. «Я прошу Вас снова проштудировать газеты и проследить, чтобы доклады атташе вермахта во всех тех случаях, когда они затрагивают вопросы политики, были дополнены вашими выводами». Томсен в своем ответе пишет о «гармоничных отношениях, полных доверия», которые сложились у него с Беттихером, но которые, однако, не исключают расхождений во мнениях. Генерал, добавлял он, «исключительно чувствительный человек», и следует иметь в виду, что он очень высоко ценит свои источники информации и полагает, что военные оказывают огромное влияние на американскую политику. Поэтому его телеграммы отражают лишь настроения некоторых высших армейских чинов, а не других, более влиятельных людей. «Я пытаюсь, – добавлял он, – противостоять этому».
Предварив свое сообщение этими довольно расплывчатыми замечаниями, Томсен переходит к сути дела. С начала войны Беттихер решил, что значение его миссии резко возросло. «Он стал вести себя как генерал, командующий крупным соединением», – писал Томсен. По случаю сорокалетия своей службы он получил поздравительную телеграмму лично от фюрера и решил, что его деятельность в качестве атташе высоко оценена в правительственных кругах. «Именно поэтому, я полагаю, генерал фон Беттихер стал относиться ко мне как к человеку, стоящему ниже его по званию».
Однако после этого обмена письмами Беттихер не угомонился – он по-прежнему заполнял отчеты своими соображениями по вопросам политики. Год спустя, в апреле 1941 года, Вайцзеккер жаловался Томсену, что атташе вермахта продолжает затрагивать в своих депешах политические темы и к тому же неоправданно засекречивает их. Государственный секретарь удивлялся, почему Томсен не мог «по-дружески» убедить генерала не превышать своих полномочий[64].
Беттихер отреагировал на «дружеский» совет Томсена так: он напомнил сотрудникам министерства, что действует по инструкциям, данным ему самим фюрером[65].
В мае, поскольку генерал по-прежнему занимался политикой, в дело вмешался Риббентроп. Он напомнил Томсену, что политические отчеты должен составлять только он, как глава миссии, в то время как Беттихер не имеет на это никакого права[66].
Но если Томсен понимал, что в отношении Беттихера надо вести себя осторожно, то Дикхоф в Берлине был менее сдержанным в критике атташе. В нескольких меморандумах он разгромил интерпретацию событий, которую давал генерал. В январе 1941 года он назвал «ошибочным» заявление Беттихера о том, что вступление Америки в войну не окажет на ее ход никакого влияния. Бывший посол предупреждал, что если Америка вмешается, то Рузвельт получит в свои руки безграничную власть и контроль над мобилизацией промышленности. И тогда, несмотря на то что какая-то часть вооружения будет производиться для ее обороны, поставки в Англию сильно возрастут, и проблемы, связанные с Тихим океаном, никак не смогут этому помешать. Более того, Рузвельт будет опираться на поддержку Южной Америки, а вступление Соединенных Штатов в войну породит в нейтральных странах сомнения в способности Германии ее выиграть. Дикхоф был уверен, что можно будет заключить мир с Англией, но мира с Англией и США немцам не видать никогда.
Бывший посол был абсолютно не согласен с интерпретацией ленд-лиза, представленной Беттихером, а в июне Дикхоф категорически отверг его мысль о том, что «Генеральный штаб» оказывает какое-либо влияние на американскую политику или на Рузвельта. Он добавил, что вопрос о подготовленности Америки к войне имеет второстепенное значение, как показал опыт 1917 года. В июле он критиковал атташе за то, что он придает слишком большое значение влиянию военных. Беттихер в своих докладах представил совершенно искаженную картину, утверждал Дикхоф, поскольку генералам приходится «следовать за Рузвельтом», а вовсе не наоборот.
В своем письме автору этой книги Беттихер отрицал тот факт, что его отчеты имели политическую окраску. «Мне приходилось затрагивать политику только тогда, когда она касалась военных вопросов. Ответственность за освещение всех политических вопросов лежала на соответствующих служащих посольства». Тем не менее другие изученные после войны документы подтверждают, что к докладам атташе на Вильгельмштрассе относились с подозрением. Давая показания в суде над дипломатами, который состоялся в 1949 году, Верман утверждал, что он не доверял депешам атташе и считал, что они дают искаженную картину. Кордт в своих мемуарах дал этим депешам такую же оценку, а Вайцзеккер, выступая в свою защиту, заявил, что, хотя доклады Беттихера и регистрировались, он считал, что они написаны «отвратительным языком» и внушали недоверие из-за содержавшихся в них «преувеличений».
Трудно сказать, какое влияние эти доклады оказывали на военных. Вайцзеккер писал Томсену, что информацию Беттихера «особенно ценил» генерал Гальдер, хотя в дневниках самого Гальдера об этом не говорится ни слова. Сведения, полученные от Беттихера, время от времени заносились в немецкие военно-морские дневники, и они могли оказать определенное влияние на взгляды немецких адмиралов в отношении США. Мы обсудим этот вопрос в других главах. Вильям Ширер вспоминает, что некоторые сотрудники ОКВ высказывали в беседах с ним сомнения по поводу достоверности данных Беттихера. Подобные сомнения имелись и у одного из членов Главного имперского управления безопасности.
