Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» № 5 за 2005 год (2776)
Как бы там ни было, заглянуть в страну Замковию – то же, что отправиться в сказку или балладу. Замок суров, величествен, спесив, нелеп и печален одновременно. Он может быть отполирован, отчищен и превращен в самую роскошную разновидность испанской гостиницы – «парадор» (парадоксально, но когда-то, в кихотовские времена, именно этим словом обозначалась самая захудалая разновидность постоялого двора). А может пребывать в плачевном состоянии «прогрессирующей руины», как принято помечать в испанских каталогах.
Увы, именно в таком виде находится жилище главного испанского героя, легендарного Сида. Победитель мавров, водрузивший крест над полумесяцем, не смог защитить свой дом от посягательств времени. Сундучок графа Родриго Диаса де Бивара (так на самом деле звали воителя), выставленный в соборе Бургоса, находится в гораздо лучшей сохранности, чем замок Санта-Гадеа-дель-Сид, некогда господствовавший над городом с соседнего холма. Там, где хитроумный рыцарь, из которого Сервантес отлил сразу две несхожие фигуры, Дон Кихота и Санчо Пансу, праздновал свадьбу с прекрасной Хименой, теперь живут только совы и летучие мыши.
А вот другой знаменитый замок Кока (недалеко от Мадрида), к примеру, сохранился прекрасно. Он лишен брутальности первых испанских крепостей, и от его более импозантных, «дворцовых» кирпичных стен до сих пор исходит золотистое сияние. Что не мешает, однако, истинной мощи проглядывать сквозь ажурную отделку – и донжон возносится грозно, непобедимо.
Донжон – это главная башня любого замка, которая, как правило, становилась и последним оплотом его обитателей; примерно ту же роль в древнерусской архитектуре играл детинец. Там укрывались при осадах – и оставались на годы, ибо замки брались только измором, а «морили» сколь угодно долго. Широко известна пародия нашего Козьмы Пруткова на классический испанский романс, и в ней практически все могло быть правдой:
«Девять лет дон Педро Гомец, по прозванью Лев Кастильи, осаждает замок Памбу, молоком одним питаясь. И все войско дона Педра, девять тысяч кастильянцев, все по данному обету не касаются мясного, ниже хлеба не снедают – пьют одно лишь молоко».
Если случалось, что осаждающие по обету ограничивали себя в пище, то как обстояло дело с осажденными? Получалось, как правило, запастись провиантом примерно на год. К тому же донжон старались возводить над источником, чтобы, не дай Бог, не остаться без воды в случае затянувшейся блокады. Если же ключа или источника не было, водой наполняли специально приготовленные крупные емкости.
При осаде люди гибли сотнями – особенно много в специальных архитектурных ловушках-барбаканах. Если неприятель решался-таки на приступ, особенно много его солдат вынуждены были сначала скопиться на открытой площадке под стеной, у самого входа в замок. К барбакану вела узкая дорожка, по сторонам зиял ров. Быстро наступать по такому тесному проходу невозможно, а сзади напирает подкрепление. Попавших в ловушку со стен осыпали стрелами и поливали кипящей смолой.
Говорят, именно так в 1479 году погиб под Куэнкой, штурмуя неприступную твердыню замка Гарси-Муньос (до наших дней дожил лишь остов), великий поэт Хорхе Манрике, автор «Стансов на смерть отца»: «Наши жизни только реки, И они вольются в море, Море – смерть».
Любовь не убить, как ни старайтесьСуровые круглые башни, черные бойницы-глазницы, а вокруг сухая выжженная земля, только колышутся на ветру колючие булавы чертополоха – самого рыцарского цветка на свете. «Растревожив наши мелодраматические струны и романтическую муть – неизбежный отстой в душах людей, за плечами которых такая долгая история, замки внушают нам мысли», – замечает философ и эссеист Хосе Ортега-и-Гассет. «В охотничьей добыче туриста соборы и замки – промежуточное звено между чисто природным и чисто человеческим… замок – это история и природа разом. Он кажется естественным порождением горных недр, но в напряженности линий сквозит человеческая воля… Это слияние всегда будет тайно притягивать души».
И еще одна удивительная мысль пришла в голову Ортеге. Замок, по его мнению, – воплощение личной свободы. Никакому гражданину демократических Афин не снилась независимость средневекового рыцаря, предпочитавшего не подчиняться никому, даже королю. Да и кто есть король? В замке король – всегда я. И об этом – о несмиренной гордости и рыцарской независимости – говорит своим видом испанская крепость.
Часто она – приземиста и грузна. Порой, лишенная кровель и шлемов на башнях, скорее, напоминает гигантский термитник, чем человеческое жилье. И какова мимикрия. Как слились стены с песчаным цветом нагорий, как срослись с землей. Философ прав: «…история и природа разом».
И от этого – вечная «недостоверность» при четких документальных свидетельствах. Из сухопарого тела хроники торчат парадоксальные уши легенды. Они видны уже в названиях – что вы скажете о Вильявисьосе («Городе Порока»)? Что они там вытворяли? Или о красивом: Кастильо-дела-Тристе-Кондеса («Замке Печальной Графини»)? Или еще того лучше: Кастильо-деАункеоспесе – что-то вроде «Хоть-Вы-И-Не-Рады». Или, если угодно, «Как-Ни-Старайтесь». Кто и над чем здесь «старался»?
…А вот кто и вот над чем. Возвращались в город Авилу рати, отличившиеся в славной битве при Лас-Навас-де-Толоса. Впереди на черном скакуне ехал капитан Альвар Давила, а из высокого узкого окна башни (именно из высокого и узкого, пусть это – общее место) наблюдала за ним прекрасная донья Гьомар, дочь владельца замка. Блестели ее черные очи, а сама она была бела, как лилия долины. Их взгляды встретились, и они, конечно же, полюбили друг друга навеки.
Но капитан Альвар напрасно сватался, старый барон грубо отказал ему. Тогда в отчаяние несчастный вскричал: «Раз уж родилась наша любовь, вам ее не убить, aun que os pese!» Как ни старайтесь! И юноша с девушкой продолжали любить друг друга годы и годы, обмениваясь взглядами через окно, и только. Наконец однажды душа выпорхнула из белой груди прекрасной Гьомар. Обернувшись голубкой, она полетела к храброму капитану и опустилась на его плечо. Несчастный дон Альвар все понял, поцеловал голубку, повязал ей на горлышко белый шелковый платок и отпустил с миром. А сам поскакал в бой и в тот же день пал в битве, как подобает испанскому рыцарю. Не расстанутся влюбленные и в смерти, как ни старайтесь!
Не поддающийся лести, не боящийся смерти В XVI веке с приходом в мир артиллерии замки теряют оборонное значение. Их начинают перекраивать. В первую очередь рушат главную достопримечательность – донжон. Теперь главное – жилая, дворцовая часть. Известный алькасар в Сеговии и сейчас поражает внушительными размерами и воинской выправкой, но вспомнишь старинную гравюру и пожалеешь о невозвратимой красоте: какое варварство – разрушить такой донжон. То, что осталось – лишь мелкая пристройка к нему, не больше. Остается только удивляться, до чего безвкусен прогресс.
Впрочем, перестраивали замки только те хозяева, у которых были на то средства. А тем, у кого их не было, мы чрезвычайно обязаны: благодаря их безденежью и теперь можно видеть, как выглядел испанский замок в Средние века. Как выглядела сама Испания до всяческих «ремонтов». Можно видеть, как (по словам путешественника Вальдо Франка) «солнечный свет заливает снаружи стены, а внутри – мрак. Лунный свет приникает к могучим бастионам, окутывает их голубой дымкой, но замок по-прежнему суров и невозмутим. Шумит вода, шелестит в ветвях ветер, а замок безучастен и нем. Покинутый великан, он отрешенно созерцает свои владения». Отважный воин, не поддающийся лести, не боящийся смерти.
Наталья Ванханен
Загадки истории:
Тайны королевы Анны
Сегодня ее помнят в основном как героиню романа Дюма. Между тем эта женщина сыграла незаурядную роль в событиях бурного ХVII века. Ее любили и ненавидели кардиналы Ришелье и Мазарини, король Франции и герцог Бекингем. Кем же была королева Анна Австрийская – покорной жертвой обстоятельств или умелой интриганкой, вершившей судьбы Европы?
В царстве этикетаВ октябре 1615 года в городке Бидасоа границу между Францией и Испанией пересекла пышная процессия. Вереница золоченых карет, караван мулов с багажом и целая армия охраны сопровождали всего одного человека – перепуганную девочку четырнадцати лет. Испанскую инфанту Анну-Марию везли в Париж, чтобы выдать замуж за юного короля Людовика ХIII. Ей предстояло помирить давно враждовавшие династии Габсбургов и французских Бурбонов. С той же целью в Мадрид отправилась принцесса Елизавета, ставшая женой короля Испании Филиппа IV. Бедняжка зачахла от тоски в чужой стране, в то время как юная испанка вполне освоилась во Франции, где она получила имя Анны Австрийской.
При чем здесь Австрия? Дело в том, что Габсбурги происходили из этой страны, и к тому же мать Анны Маргарита была австрийской принцессой. Поэтому девочка мало походила на испанку: светлые, слегка вьющиеся волосы, белая кожа, небольшой изящный носик. И фирменный знак Габсбургов – капризно выпяченная нижняя губа. Об испанской крови напоминали только темно-карие, почти черные, глаза, говорящие о пылкости чувств. Однако эти чувства почти никогда не прорывались наружу: принцессу воспитали в несокрушимых традициях придворного этикета, которые превращали венценосных особ в настоящих мучеников. К примеру, король не имел права сам налить себе вина – это делал виночерпий, передававший кубок придворному врачу, двум служителям и только потом королю. Пустой кубок с теми же церемониями возвращали на место.
