Геннадий Андреев - Горькие воды
У старого, хорошего и добросовестного рабочего, тяжело заболел ребенок. Местные врачи не могут установить, что с ним, семья добилась направления в больницу в Москву, к знаменитому профессору. Медицинская помощь бесплатна, но на поездку с ребенком и на житье в Москве нужны не малые деньги, рабочий просит помочь. Немного денег дает ему профсоюз, через завком, часть он получает в кассе взаимопомощи, но этого мало. Подумав, Непоседов вызывает заведующего биржей сырья, у которого работал отец ребенка, и приказывает выписать рабочему наряд на работу, которая никогда не производилась, — конечно, так, чтобы было «шито-крыто». Опять подлог, но ребенка надо лечить, его отец, кадровый рабочий, не мало лет проработал и еще проработает на заводе, а другого выхода нет.
На заводе есть детский сад, многие матери-работницы отдают в него своих ребят на время работы, платя за содержание детей в детском саду около десяти рублей в месяц. Бюджет у детсада нищенский, а детей надо кормить, за ними надо ухаживать, надо приобретать белье, игрушки, посуду. Приходит заведующая детсадом, плачется: не на что купить для ребят продуктов! Беру план, иду к Непоседову и мы совместно выкраиваем сотню-другую детскому саду за счет, например, «расходов но представительству». В конце концов, почему детский сад нельзя считать нашим представительством?
Для власти мы безликие единицы, сливающиеся в такую же неразличимую толпу, в «массу». А на заводе работают живые люди. В особенности давно работающие составляют сжившуюся семью, у которой много общих интересов, много и общей нужды. Как пройти мимо нужд этой семьи, как не стараться помочь ей там, где люди вполне заслуживают помощи? Люди не виноваты: они работают и могут работать и больше, интенсивнее; дайте им возможность и они не будут нуждаться в помощи, а сами заработают для себя. Но социалистическое хозяйство не хочет думать о людях, его дело — «строительство коммунизма», т. е. втискивание людей в рамки, никак не обеспечивающие людские потребности. Остается один выход: помогать, чем можно, через эти рамки, стараясь служить не социализму, а тем, кого он подминает под себя…
Непоседов, механик, главбух и я вечером сидим на квартире директора и обсуждаем одно из очередных заводских дел. В середине комнаты за столом сидят жены, Непоседова и механика. Жене Непоседова надоели наши разговоры:
— Хватит, на заводе наговоритесь! — полушутя, полусердито прерывает она нас, подходит, сгребает в кучу бумаги и бросает на письменный стол.
— Постой, постой, — протестует Непоседов, но быстро пасует: с женой сладить не так-то легко. — Всё равно ничего не добьешься, — чтобы досадить ей, говорит Непоседов, — мы в преферанс будем играть.
— Никаких преферансов! Что, в самом деле, — сердится жена, — днем завод, вечерам завод, потом преферанс, а мы что, смотреть на вас будем? Играем в маус, все вместе!
Приходится покоряться: садимся играть в маус.
— Скоро помешаетесь на заводе, — шутливо ворчит жена Непоседова. — Нет, устроить бы прогулку в лес, пока лето и погода хорошая.
— И правда, давно ничего не устраивали, — поддерживает жена механика. — В прошлом году как хорошо было, а в этом…
— А в этом закиснем на несчастном заводе, — продолжает жена Непоседова. — Директор, когда маевку устроим? — обращается она к мужу. Непоседов отшучивается: он знает, что значит маевка для заводской кассы. Но вмешивается главбух, всегда рыцарски становящийся на сторону дам:
— Почему бы, верно, не развлечься немного? Жара, в лесу теперь самое время… — Механик тоже любит на лоне природы пропустить рюмку-другую. Против директора составляется дружный фронт — приходится сдаваться.
— Ладно, берите бумагу и карандаш, посчитаем, — обращается он к главбуху. — Но уж если устраивать, то всем заводом, — завод опять на первом месте.
Начинаем считать. Предполагаем, что желающих принять участие в лесной прогулке, вместе с женами, наберется человек четыреста. Закуска — за свой счет: каждый возьмет с собой что-нибудь. Но нужна выпивка: что за вылазка в лес без выпивки? Выпивка, так уж заведено, должна быть общей, поставленной заводом: иначе коленкор не тот! Да и не у каждого на нее именно в этот день найдутся деньги. А на ораву в четыреста человек питья надо не мало! Две, три бочки пива? Маловато, запишем четыре. Водки, хотя бы по доброй стопке на брата — тоже порядочно. Обязательно нужна музыка: подсчет переваливает далеко за тысячу. Непоседов кряхтит, кряхтит и главбух, но раз согласились, не откажешься. Люди не манекены, им и повеселиться нужно.
— С завкома надо часть содрать, за счет культурно-массовой работы, это его дело, — говорит Непоседов, сам не надеясь, что из этого выйдет прок: у завкома тощий бюджет и завком больше пробавляется за заводской счет.
В ближайшее воскресенье в пахучий сосновый бор над рекой, к берегу переходящий в тенистые заросли, ольхи, черемухи, ивняка, тянется группами заводской люд, на дороге поскрипывают подводы с вином и пивом, блестят трубы городского оркестра. До ночи гремят в лесу вальсы, польки, «барыня», на большой поляне отплясывает молодежь; к ним выходят и люди постарше и какой-нибудь захмелевший дедка выкинет в «барыне» коленце, от которого взрыв восторга взлетает к небу. На поляне смех, визг девичий; дальше по лесу отводят на лоне природы душу в разговорах люди постепеннее, не любители смешить других. В лесу полная демократия: работницы подхватывают Непоседова и он отплясывает с ними трепака; перемешались рабочие и служащие, ИТР и МОП[8] — в лесу настоящее равноправие, без социалистических ярлыков,
К ночи бор угомонится и люди будут долго вспоминать, как они веселились на маевке. А мы на другой день будем ломать голову над тем, куда отнести расходы по этому непредусмотренному планом «культурно-массовому мероприятию». Воспоминание о радости, которую дала вылазка в лес людям, облегчит нам эту задачу.
Каверзы учетаПо видимости, учет организован очень тонко, но ведь «где тонко, там и рвется». В конце каждого года производится инвентаризация — полный пересчет всего оборудования, инструментов, материалов. Данные инвентаризации сверяются с книжными остатками: — никогда не обходится без того, чтобы не обнаружились крупные разницы. Бухгалтерия недоумевает: откуда излишки и недостачи, если, будто бы, учет производился тщательный? Кое-что выяснялось, кое-что подчищалось и пряталось — в конце концов разницы как-то сглаживались…
На этот раз главбух взволновался не на шутку: по инвентаризации биржи сырья оказался излишек бревен почти в 1.600 кубометров, стоимостью около 300 тысяч рублей. Волноваться было нему: такие количество- и сумму спрятать трудно, а они доказывают, что учет у нас никуда не годится.
Непоседов тоже всполошился: как, откуда такой излишек? Сырья не много, чуть ли не каждое бревно на учете, и вдруг — 1.500 кубометров! Опять чудо!
Проверили — никакого чуда не оказалось. Вполне нормально: ряд лет биржу сырья фактически не инвентаризировали, а сохраняя обычную видимость, инвентаризационные ведомости составляли по книжным данным. Тем самым излишек образовался за пять-шесть лет, а 200–300 кубометров излишка в каждом году уже не чудо, по крайней мере для меня.
Еще в детстве я наблюдал, как на заводах приемщики бревен обманывают сдатчиков. Бревна по лесотаске идут одно за другим, не задерживаясь, приемщик быстро приставляет аршин к вершине, но приставляет «с пальцем»: он чуть, незаметно, отводит конец аршина пальцем от края бревна и кричит диаметр бревна иногда на полвершка меньше. Сдатчик не всегда успевает уследить, — позже приемщик получит от хозяина благодарность.
Я не удивился, встретив такой же способ обмера теперь, на нашем заводе, при приеме бревен от Наркомлеса. Казалось бы, надо удивляться. Обмерщиками работали: молодые ребята, по 18–20 лет, воспитывавшиеся уже при социалистическом строе, выгоды им обманывать сдатчиков не было, так как никакой награды получить они не могли — откуда в них сидит прежняя страсть, какая сидела и в их отцах и дедах? И техника осталась старая: тот же «палец». Но тут не было ничего непостижимого: для приемщика обмеривание — попросту спорт, возможность проявления своего молодечества и ловкости. Кроме того, обмерщики были патриотами своего завода. В них говорил, в сущности, всё тот же инстинкт собственника: завод, она котором я работаю, мой.
Непоседов тоже был собственником. Когда сдатчики жаловались ему на обман при приеме, он не принимал жалоб:
— А вы на что поставлены? — ругал Непоседов жалобщиков. — Бабочек ловите? Значит, сами виноваты. — Приемщиков наших он если не поощрял за обман, то и не ругал и посмеиваясь говорил, чтобы они были поосторожнее.
Излишек бревен беспокоил Непоседова. Потом его осенила мысль. Он вызвал главбуха и предложил не показывать излишка, а дать инвентаризацию, как раньше, по книжным данным. Главбух колебался.
