Ольга Лазорева - Пьяная вишня
Вечером мы сидели на кухне, пили чай с вишневым пирогом, который я испекла в честь приезда Вари, и весело болтали о всяких пустяках. Вдруг с улицы раздался свист. Но мы не обратили на это никакого внимания. По причине жары окно на кухне было открыто. Через минуту снизу раздались звуки гобоя и подбадривающие крики соседей. Я онемела от ужасающей догадки, но не шелохнулась. Гобой продолжал играть, звук летел в окно, кто-то громко смеялся, кто-то начинал аплодировать.
– Что там происходит? – заинтересовалась Катя и перегнулась через подоконник. – Мам! – позвала она. – Тут какой-то ненормальный на дудке играет, а народ развлекается. И прямо под нашим окном. Иди, посмотри.
– Где?! – заинтересовалась Варя и упала животом на подоконник. – Мам, а он поднял голову и смотрит на наши окна. Точно!
– Чего вы там не видели? – еле слышно спросила я.
Сердце куда-то ухнуло, в глазах потемнело от волнения. Я не знала, что предпринять. Гобой продолжать звучать. Я плохо разбираюсь в классической музыке, поэтому не могу сказать, что играл Антон. Но это было что-то невероятно жалостливое, прямо слезу вышибало.
«А еще говорил, что гобой на улице ни за что не достанет! – подумала я. – А сам бесплатный концерт устроил! И что я соседям скажу?»
Я взяла сотовый, закрылась в ванной и набрала его номер. Вначале услышала, что гобой замолчал, потом радостный голос Антона в телефонной трубке.
– Ты выйдешь, зая? – спросил он. – Или мне продолжать? А то публика просит, – хихикнул он.
– Хорошо, сейчас спущусь, – согласилась я, понимая, что у меня нет другого выхода.
Я чувствовала возмущение и в то же время была польщена. Не каждый день играют серенады под окнами.
«И почему было просто не позвонить и не пригласить меня погулять? – думала я, натягивая джинсы. – Зачем такие экстремальные методы?»
Но тут же вспомнила, как позавчера вечером сказала ему по телефону, что приехали мои дочки, поэтому увидеться с ним в ближайшее время я не смогу и чтобы он даже не звонил.
– Ты это куда? – перехватили меня в коридоре девочки.
– Пройдусь немного, – стараясь говорить спокойно, ответила я. – А то что-то голова разболелась.
– Ох, мать, не хитри! – сказала Катя, с подозрением глядя на меня.
– Весь этот концерт в твою честь? – догадалась Варя. – То-то он перестал играть. Тебя дудкой выманивал? И что за мега чел?
– А как же Никитка? – встряла Катя.
– И что только вы выдумываете? – улыбнулась я, подкрашивая губы. – И при чем тут Ник? Он что, пишет мне?! – неожиданно разволновалась я и повернулась к ним. – Или позвонил хоть раз? Где он, Никита? Я взрослая женщина и прекрасно понимаю, что мужчину характеризуют только поступки. Запомните это, девочки, один раз и на всю жизнь. Слова – ничто, важны лишь поступки.
– Играть под твоим окном на глазах у изумленной публики – это, конечно, поступок, – сказала Катя. – Но как же Никита? Ведь ты любишь его, мам!
– Зато он меня разлюбил, – хмуро ответила я и закусила губу.
Открыв дверь, я вышла из квартиры и быстро спустилась вниз.
Антона у подъезда не было, что меня порадовало, так как многие соседи все еще стояли на балконах, видимо, в ожидании второго отделения. Сделав невозмутимое лицо, я покинула двор. Антон медленно прогуливался по дорожке за домом и курил. Гобой он уже разобрал и спрятал в сумку. Заметив меня, бросил сигарету в траву и широко заулыбался. Когда я подошла, он поцеловал меня в щеку и нервно заговорил:
– Зая, ты не сердишься? Я тут сидел эти дни в одиночестве, работы нет сейчас, заняться нечем, читал, конечно, но все о тебе думал. Решил, что ты больше не хочешь меня видеть, а приезд дочек просто благовидный предлог.
– Ты их мог видеть сейчас в окне, – сказала я и пошла в сторону метро.
– И они очень хорошенькие, насколько я мог судить на таком отдалении, – произнес Антон заискивающим тоном и пристроился рядом. – Прямо как мамочка, – добавил он и заглянул мне сбоку в лицо.
– Я старше тебя на пять лет, – ни с того ни с сего сообщила я.
– Я знаю, лапуль, – заулыбался он. – Мне Злата сказала еще тогда.
– Значит, ты интересовался моим возрастом, – констатировала я.
– Просто я тобой интересуюсь, – сказал Антон. – Ты мне нравишься, мне с тобой легко общаться, к тому же ты не зациклена на деньгах, как все эти молодые девки. И я, хочу сознаться, даже прочитал одну из твоих книг про гейшу. Очень достоверно описано. А ведь я не один раз бывал в Токио на гастролях, так что могу судить.
– Это не мои книги, – сухо произнесла я. – И я уже устала всем объяснять, как ко мне попали эти рукописи.
– Зая, ну кому ты это говоришь? – рассмеялся он. – Я все-таки вращаюсь в мире творческих людей и знаю, что все это одни отговорки, что такое невозможно, что это рекламный трюк и ничего более. И мне ты можешь эти сказки о твоей непричастности не рассказывать. Хотя, надо заметить, только ты не обижайся, лапа, книжки так себе, чтение для женщин и сугубо развлекательное, но, конечно, возбуждающее. Я так завелся! Только о тебе и думал, чуть в штаны не кончил!
– Антон! – строго сказала я.
– А что такое, лапуля? Это правда жизни.
Мы в этот момент подошли к метро «Чертановская». Я остановилась, не зная, что делать. Было уже около десяти вечера.
– Поедем ко мне? – вкрадчиво спросил Антон и взял меня под локоть. – А то мы столько знакомы, а ты ни разу у меня дома не была. Я один живу, совсем один, – немного жалобно сообщил он и сжал мой локоть. – Зайдем в «Рамстор», я куплю чего-нибудь вкусненького, водочки возьмем, а?
– Я не хочу пить, – хмуро ответила я.
– Ну, тебе тогда газировочки, – не смутился он, – конфеток. Ты ведь любишь сладенькое? Сама такая сладенькая!
Я глянула в его синие глаза с сильно расширившимися зрачками и отрицательно покачала головой.
– А может, ты кушать хочешь? – не унимался он. – Я готовлю хорошо. Могу пельмешек отварить. Под водочку то, что надо!
– Пойду домой, – решила я. – И ты тоже.
– К тебе? – не понял Антон и начал улыбаться, возбужденно раздувая ноздри и чем-то неуловимым напоминая сатира.
– С чего ты взял? – разозлилась я. – Тебя никто не приглашал. И попрошу больше гобойные концерты мне под окнами не закатывать! До свидания!
– Погоди! – быстро сказал он и схватил меня за руку, притягивая к себе.
Я почувствовала, как помимо воли возникает вполне отчетливое желание. Антон смотрел жадно, его глаза как-то неестественно ярко блестели, губы улыбались.
– Я ведь знаю, что небезразличен тебе. И не пойму, что тебя останавливает. Ты одинокая, свободная баба, проблемами особо не обремененная. Так почему бы нам не попробовать? Я ведь не просто тебя трахаться приглашаю, а хочу построить отношения. Что скажешь, Оля?
– Не знаю, – честно ответила я, глядя в его ставшее серьезным лицо. – Я хочу подумать.
– А может, сразу в загс? – сделал он неожиданное предложение. – А что? У меня квартира, я в разводе, детей нет. А твои дочки уже достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно. Короче, лапа, даю тебе срок до завтра. Ночь подумаешь, а завтра я у тебя.
– Прекрати, Антон, – невольно заулыбалась я. – Нельзя шутить такими вещами.
– А я и не шучу.
– Еще скажи, что ты любишь меня, – усмехнулась я.
– Не скажу, – честно ответил он, – потому что понятия не имею, что такое любовь. А использовать это слово в общеупотребительном значении, чтобы добиться своей цели, считаю ниже своего достоинства.
– Ну хорошо, – сказала я после паузы, – разреши мне подумать до завтра.
– Договорились! – явно обрадовался он моей уступчивости.
Антон выпустил мой локоть, обнял, нежно коснулся губами щеки и прошептал:
– Надеюсь на положительный ответ. Береги себя!
– Замуж – нет, – спохватилась я. – Просто я подумаю о возможности продолжения наших отношений.
Он глянул грустно, опустил повлажневшие глаза и зашел в метро.
Все мы слышали или читали, что разнообразие сексуальных связей необходимо и благотворно для вдохновения и успешного творчества поэтов, музыкантов, художников, актеров. Для подтверждения этой теории, как правило, ссылаются на довольно распутное поведение Челлини, Боккаччо, Овидия, Горация, Вийона, Моцарта, Шуберта и других талантливых людей.
Но ни в одном источнике нет доказательств, что эти или какие-либо иные гении стали великими творцами благодаря своей сексуальной распущенности. Нигде не показано, что их похождения способствовали раскрытию их творческого потенциала. Наоборот, некоторые из них или умерли раньше времени, или серьезно пострадали от последствий своей преувеличенной сексуальности. Незаконные связи Моцарта, Шопена, Перголезе и многих других, по воспоминаниям современников, оказывали явно угнетающее воздействие на их способность творить. У Шуберта имелось венерическое заболевание, которое подтачивало его силы и мешало писать музыку. Оскар Уайльд, будучи гомосексуалистом, слишком много энергии тратил на своих возлюбленных, и это явилось причиной преждевременного угасания его музы. Эти и сотни подобных примеров свидетельствуют о вредном влиянии распущенности на творческие способности музыкантов, художников и писателей.
