Юлия Монакова - Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда
(На следующий день.)
Ужасно…
Всю ночь у Санни был отключен телефон. Я не спала ни минуты – просто не могла заснуть, меня трясло от рыданий… Думала, задохнусь… Плакала всю ночь напролет… Я и не подозревала, что в человеке может быть столько слез… Под утро уже не могла сдерживаться – завыла в голос так, что мама и Дашка в другой комнате проснулись, прибежали ко мне, перепуганные… С трудом объяснила, что поссорилась с Санни, они попытались меня как-то успокоить…
– Не переживай, из-за такой ерунды люди не расстаются, – сказала мама, – если он тебя любит по-настоящему, то позвонит…
А я не могу успокоиться…
(Спустя несколько часов.)
Телефон он все-таки включил – мне пришло извещение о доставке моей эсэмэски… В ней я написала: «Просто хочу напомнить тебе твои собственные слова… Однажды ты сказал мне: „Как я могу сердиться на тебя? Ты – моя жизнь… Разве можно сердиться на жизнь?!" И что теперь? Выходит, ты меня обманывал?..»
Пробрало. Все-таки ответил. Правда, продолжает гнуть свою линию: «Я говорю эти слова каждой своей новой девушке!»
(Полчаса спустя.)
Простил! Простил! Простил!!! Ура-а-а-а-а!!!
Не знаю, как я жила эти два дня… Да я просто НЕ ЖИЛА… В общем, в ответ на его последнюю эсэмэску я написала ему, что он должен хотя бы поговорить со мной… Глупо же бросать трубку, нельзя прятаться в обиженное молчание… Пусть он скажет, что мне делать – может, мне вообще теперь не стоит приезжать в Индию?!
Он ответил мне: «Той красивой туристке, о которой я тебе писал, шестьдесят лет… Никогда больше не говори мне тех слов, что ты сказала вчера, договорились? Я люблю тебя».
Я в который раз разревелась – уже от счастья…
Где-то я читала, что это признак развивающейся шизофрении – беспричинная ревность… Видимо, тогда я была очень близка к тому, чтобы впасть в шизофрению. Я ревновала Санни ко всем, даже к его друзьям, с которыми он проводит свободное время. Стыдно сейчас признаваться, но да – я ревновала его даже к Женьке!
Кстати, о Женьке. Когда, спустя пару дней после ее прилета, Санни встретился с ней, то тут же позвонил мне и сообщил, что Женя передала ему мои подарки и что ему очень понравилось. («Он твои фотографии уже раз сто пересмотрел!» – прокомментировала Женька.) Я же, вместо того чтобы радоваться, начала мучительно думать о том, что они сейчас вдвоем. А что они делают? О чем говорят?
Конечно, я сама себя накрутила, но честное слово – мне казалось, что, пока я тут сижу в Самаре, Женька там в Агре может влюбиться в моего Санни, а Санни может влюбиться в нее! Идиотизм, верно?
Правда, Женька порой сама подливала масла в огонь. Она часто присылала мне эсэмэски, в которых расхваливала Санни на все лады, какой он хороший, да милый, да добрый… А про Раджа даже не заикалась. Когда я же я прямо спрашивала ее: мол, а твой-то благоверный что? – она неопределенно отвечала: да так… он весь в заботах и делах… страшно занят… «Ага, занят, – злилась я про себя, – и ты решила, что мой Санничка должен тебя развлекать?»
В общем, я банально и тупо ревновала и сама же презирала себя за это недостойное чувство, боясь, что кто-нибудь может заметить, а Женька, словно чувствуя мою слабину, продолжала меня дразнить… «Да, кстати, – писала она, – я ведь была у Санни в гостях, он познакомил меня со своими родными… Он тебе ничего не говорил?» Нет, он мне ничего не говорил. Наверное, там и говорить-то особо было не о чем, видимо, Санни просто не придал этому большого значения… Ну не потому же он смолчал, что это для него что-то значит?! Мне было неприятно не потому, что он ПРОМОЛЧАЛ об этом (я была уверена, что он любит меня по-прежнему), а потому, что Женька мне об этом СКАЗАЛА. Зачем? Какую цель она преследовала? Сейчас у меня закрадываются подозрения – а может быть, уже тогда, почувствовав всю бесперспективность и обреченность их с Раджем отношений, Женька пыталась хоть таким образом самоутвердиться? Нарочно причиняя мне боль?.. Кто знает…
Ее Радж тоже раздражал меня неимоверно. Как-то раз я получила эсэмэску от Санни странного содержания: «Какой у тебя номер рейса?» Странным мне это показалось потому, что я Санни давно уже все отправила – и номер рейса, и время прилета, – он должен был это уже наизусть знать! Ну, делать нечего, послала ему все данные еще раз и пошутила: «Смотри не забудь меня встретить!» Он пишет в ответ: «Пока не знаю. Может, встречу, а может, и нет…»
Это еще что за новости? Пока я недоумевала, Санни тут же перезвонил мне и принялся извиняться:
– Прости, любимая, это был не я, это Радж взял мой мобильный, решил пошутить… А я конечно же приеду в аэропорт!
– Шутничок, – мрачно буркнула я в адрес Раджа. – Передай ему, что, как только приеду в Агру, я его убью!
Слышно было, как Санни дословно передал мое послание Раджу. Тот захохотал и выхватил у него трубку (вот же бесцеремонный!):
– Джули, я почту за честь погибнуть от рук самой красивой в мире девушки…
«Придурок! – выругалась я про себя. – Иди вон лучше своей Женьке дифирамбы пой, а то у нее явно нехватка твоего внимания!»
В общем, заочно Радж мне категорически не понравился…
«А сейчас я буду с вами нежно прощаться!»
Была у меня учительница истории, Наталья Петровна, расчудесная тетка. Я сейчас говорю даже не о ее педагогическом таланте, а о чисто человеческом обаянии. На ее уроки мы всегда ходили, как на праздник, настолько все было весело и интересно. Впрочем, не буду сейчас впадать в лирику на тему «школьные годы чудесные», я о другом. Так вот, у Натальи Петровны была коронная фраза: «А сейчас, дорогие мои, я с вами буду нежно прощаться!» Произносила она ее обычно в конце урока, но иногда и перед более длительной разлукой – например, перед каникулами.
С момента окончания школы минуло уже, страшно сказать, почти десять годков-с, а фраза эта крепко застряла у меня в сознании. Теперь я вставляю ее к месту и не к месту всякий раз, когда собираюсь с кем-то расстаться – неважно, на несколько месяцев или минут.
Запись из дневника.
Итак, мои дорогие, сейчас я буду с вами нежно прощаться… Вернее, не с вами, а со своей прошлой жизнью, своими друзьяии, родными – в общем, со всем, что было для меня привычным в течение двадцати шести лет, но с чем, увы, мне предстоит вскоре расстаться. Настало время уезжать…
Мой последний месяц в России пролетел как-то бестолково. Абсолютно ничего не отложилось в памяти – ни встречи с друзьями, ни трогательные последние свидания с родней, ни напутствия… Но, несмотря на то что последние дни прошли как в тумане, собственно день отъезда врезался мне в память намертво. Все было очень эмоционально и слезливо-сентиментально, аж самой противно…
В последнюю ночь дома мне так и не удалось поспать. Я жутко нервничала и переживала, понимая, что неумолимо истекают мои последние часы в России и совсем скоро начнется абсолютно другая жизнь… Чтобы как-то упокоить нервы и занять себя, я пересмотрела какие-то старые фильмы, затем попробовала почитать книжку, но поняла, что совершенно не разбираю, о чем там написано, смысл от меня ускользал. Отложила книгу, попыталась заснуть. Ворочалась-ворочалась, и вдруг как разрыдаюсь от страха!.. Немного успокоившись, пошла на кухню попить. Туда же вскоре явилась мама, которой тоже не спалось.
– Ну что, – спрашивает, – ревешь? – Она всегда отличалась высокой проницательностью… Мы обнялись с ней и еще некоторое время поревели хором.
Встретились с папой – наспех, в машине, на пять минут, мне было страшно некогда. Расщедрился, преподнес мне тоненькое золотое колечко – вроде как подарок на будущую свадьбу…
Позвонила бабушка. Я заранее предупредила ее, что если она начнет реветь, то я и разговаривать-то с ней не стану, и так нервы на пределе… Первые пять минут разговора она еще как-то держалась, бодрилась. Когда же настало время сказать последнее «до свидания», она не выдержала и расплакалась прямо в голос.
Заехали к деду. Тот тоже пустил слезу, вот это меня просто доконало – я никогда раньше не видела его плачущим.
– Ну что ты в самом деле, – рассердилась я, – словно на войну меня отправляешь! Как будто в последний раз меня видишь! Я уже через полгода приеду, мне надо будет визу новую получать!
– А кто знает, – пробормотал он сквозь всхлипывания, – может, больше и не увидимся, я же такой старый, наперед загадывать нельзя…
Как назло, поезд на Москву опоздал на полтора часа. Все это время мы (то есть я, мама и сестра) проторчали на перроне на пронизывающем ветру, приплясывая, чтобы согреться. Дашка торжественно вручила мне запечатанный конверт и сказала, чтобы я прочитала ее послание только тогда, когда уже буду в поезде.
…То ее прощальное письмо до сих пор хранится у меня в дневнике, зажатое между страницами общей тетради…
«…Ну вот, ты распечатала мое дурацкое, нелепое письмо, а это значит, что ты уже едешь… А за окнами, наверное, темно и бегут вереницы деревьев… А я в этот момент, скорее всего, бреду по перрону и, возможно, плачу…
