Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора
12 августа 1942 года, находясь в своей ставке, он вспомнил, как 10 лет назад впервые встретил адмирала Шредера и какое хорошее впечатление тот на него произвел: «Энергичный, как бык, очень деятельный и сильный человек, бескомпромиссный фанатик». Вид Шредера сразу же натолкнул Гитлера на идею: «Он стал для флота тем же, чем был для армии Люцов. Если бы сейчас у меня был адмирал типа Шредера, это решило бы все наши проблемы на море».
«Гитлер считал, что фон Рундштедт очень выделялся из круга армейских генералов, главной отличительной особенностью которых, по его мнению, была слабость. Примечательно, что фюрер приходил к подобным выводам, не стараясь познакомиться поближе с наблюдаемым им человеком. Адольф Гитлер присматривался к этому генералу, но не стремился побеседовать с ним». «Гитлер назначал Рундштедта на наиболее важные командные посты. Во время Французской кампании он командовал группой армий, которая осуществила знаменитый маневр "Удар серпом", в кампании на Востоке ему было поручено командовать группой армий "Юг"».[58]
Также фюрер обратился за поддержкой к фон Рундштедту во время двух самых тяжелых политических кризисов. В конце января 1938 года на пике скандала Бломберга-Фрича фюрер вызвал к себе Рундштедта как дуайена германского офицерского корпуса. «Гитлер хотел назначить на место Фрича генерала фон Рейхенау и поделился своими мыслями с Рундштедтом, который отсоветовал Гитлеру делать это. В конце концов они сошлись на кандидатуре генерала фон Браухича. Также фон Рундштедт взялся уладить скандал. По просьбе Гитлера он убедил Фрича забрать письменный вызов на дуэль, который тот в гневе направил Гиммлеру».[59]
В следующий раз Гитлеру понадобилась помощь фон Рундштедта в гораздо более щекотливом деле. «После неудачного покушения Штауфенберга 20 июля 1944 года Рундштедт был назначен председателем так называемого "суда чести", который исключал из армии причастных к заговору офицеров и передавал их в руки "народного суда"».
В одной из бесед, состоявшихся 22 января 1945 года, Адольф Гитлер дал следующую характеристику одному из генералов СС: «Этот Хауссер еще тот пройдоха. Он похож на землеройку». Речь шла о бывшем рейхсверовском генерале, который стал одним из создателей Ваффен-СС. Как и фон Рундштедт, Хауссер с первого же взгляда производил впечатление настоящего солдата. «Выпускник прусского кадетского корпуса, сын офицера и сам офицер Генерального штаба, 1880 года рождения, по всем внешним данным Хауссер был идеальным образчиком прусского офицерства. Он был элегантен, прекрасно образован, наделен тонким чувством юмора, благодаря чему и нажил себе множество врагов в генералитете рейхсвера».[60] Хауссер произвел на Гитлера исключительно приятное впечатление, и фюрер поручал ему наиболее сложные посты. В феврале 1943 года как командир 2-го танкового корпуса СС он отказался выполнять приказ Гитлера до последнего удерживать Харьков. Он самовольно оставил город и тем самым спас свой корпус от окружения и уничтожения. Адольф Гитлер, который придавал особое значение выполнению своих приказов и жестоко карал за их несоблюдение, в данном случае проявил не свойственную ему мягкость. Он «немного поворчал о непослушании генерала, но оставил его на посту командира корпуса».
Очень часто беглое внешнее впечатление, которое впечатывалось в память Гитлера, оказывало решающее значение в карьере высших офицеров третьего рейха. Причем это впечатление довольно часто бывало негативным. Во время Польской кампании 27 ноября 1939 года генерал-полковник Йоханнес Бласковиц подал рапорт, в котором протестовал против того, что «армейские подразделения заставляют исполнять полицейские функции. Вермахт не может использовать кровавые методы полиции, поскольку это пятнает солдатские мундиры». Когда Браухич сообщил об этом Гитлеру, тот «относительно спокойно принял информацию к сведению, однако перед этим отпустил ряд довольно тяжелых упреков в адрес руководства армии, в головах которого господствуют детские представления о войне. Подобным образом выиграть войну невозможно. С тех пор фюрер никогда больше не доверял генералу Бласковицу».[61]
Ошибочная оценка Гитлером британского премьер-министра Чемберлена, который, по словам фюрера, вообще не произвел на него никакого впечатления, привела к катастрофически неверной политической линии по отношению к Англии. Слова для Гитлера почти ничего не значили, все решало внешнее зрительное впечатление. Когда этот англичанин в первый раз прибыл в Германию в 1938 году в стоячем воротничке и с зонтиком, Гитлер про себя стал называть его «сосиской» и действительно поверил, что «он оделся подобным образом, потому что ему так сказали тайные советники, симпатизирующие Германии».[62] Фюрер был искренне убежден, что Чемберлен является сторонником немцев и никогда не решится на борьбу с ним, благодаря чему он сможет разрешить внешнеполитические противоречия так же легко, как ранее справился с внутриполитическими проблемами.
Развязал ли Гитлер вторую мировую войну, если бы вместо Чемберлена с зонтиком его взору предстала бычья фигура Черчилля? Британское правительство, за время ведения колониальных войн научившееся вести дела с примитивными дикарями, планировало подкрепить направленное Чемберленом Гитлеру письменное предупреждение зрительным эффектом — эту депешу фюреру должен был вручить начальник Генерального штаба генерал Айронсайд в полной парадной форме. Однако 23 августа 1939 года это письмо было передано Гитлеру послом Гендерсоном, который не произвел на фюрера ни малейшего впечатления.
Адольф Гитлер сам был склонен использовать подобные методы давления на партнеров по переговорам. 5 февраля 1938 года он пригласил в Бергхоф австрийского канцлера Курта фон Шушнига, чтобы заставить его ввести в правительство национал-социалистов и тем самым подготовить аншлюс. Перед началом переговоров фюрер решил испугать Шушнига, для чего вызвал в Оберзальцберг в качестве статистов несколько генералов, которые выглядели наиболее грозно и воинственно. Позднее Гитлер хвастался: «Я посадил в приемную двух моих наиболее свирепо выглядевших генералов — Шперле и Рейхенау, и провел через нее фон Шушнига».[63]
Историки и философы в течение долгого времени спорят о внезапных и малообъяснимых поворотах всемирной истории. Причиной одного из таких зигзагов, который сделал возможным заключение пакта Молотова-Риббентропа, нападение Гитлера на Польшу и начало второй мировой войны, стало беглое физиогномическое впечатление. Эйдетизм превратился в один из факторов всемирной истории. В марте 1940 года Геббельс присутствовал при просмотре Гитлером фильма про главного идеологического врага Германии большевика Сталина. К удивлению рейхсминистра пропаганды, фюрер не выказал какого-либо отвращения к своему советскому коллеге-диктатору, которого до этого ни разу не видел на экране. Зрительное же впечатление оказалось более чем непредсказуемым: Сталин очень понравился Гитлеру. После этого Геббельс записал в своем дневнике: «Фюрер увидел Сталина на экране, и он произвел исключительно приятное впечатление. Положено начало русско-германской коалиции».
У читателя может перехватить дыхание. Беглое зрительное впечатление от просмотра фильма потеснило на задний план все политические соображения. В принципе, нет ничего удивительного в симпатии Гитлера к Сталину. Фюрер постоянно возвращался к вопросу о том, следует ли ему встретиться с большевистским диктатором лично. Он отправил Муссолини весьма объемное письмо, в котором разъяснил союзнику, что при Сталине Советский Союз развивается в сторону обычной военной диктатуры, с которой можно будет иметь дело. В застольных беседах он даже назвал Сталина гением. 11 апреля 1942 года фюрер сравнил грузина с Карлом Великим: «Даже если в прошлом Сталин применил к русскому народу методы, которые использовал по отношению к немцам Карл Великий, то, учитывая тогдашний культурный уровень русских, его нельзя винить за это». Более того, иногда Гитлер идентифицировал себя со Сталиным: «Сталин также вынужден был бы перейти за рамки разумного, если бы ему нужно было сплотить русских в единую карательную государственную систему…»
Одноразовое зрительное впечатление настолько сильно врезалось в мозг Гитлера, что становилось своего рода точкой кристаллизации при интерпретации происходящего. Во французской опере этот особый вид возбуждения называется «ударом молнии». Герой только один единственный раз видит свою будущую возлюбленную, и это меняет всю его жизнь. Причем раздражителем может стать даже образ на картине, как это произошло в опере Моцарта «Волшебная флейта». «Эта картина меня околдовала», — поет Тамино, взглянув на портрет Анхиб и сразу же влюбившись в нее, что имело для молодого человека весьма драматические последствия.
