Джон Баддели - Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860
В центре современного Грозного, отгороженная от прилегающих переулков, стоит землянка Ермолова, а на ней красуется его бронзовый бюст. С художественной точки зрения памятник не очень интересен, однако хорошо, что кому-то в голову пришла счастливая мысль сохранить жилище одного из лучших воинов России.
Мы уже несколько раз упоминали имя Вельяминова – и оно еще не раз встретится нам. История завоевания Кавказа была бы неполной, если бы мы хотя бы вкратце не рассказали биографию этого замечательного человека, который в течение десяти лет был начальником штаба и, по его собственным словам, «вторым «я» Ермолова. Русские военные писатели, даже апологеты Ермолова, признаются, что трудно, почти невозможно разграничить заслуги и достижения этих двоих людей, настолько тесным было их сотрудничество. Однако можно с большой вероятностью сказать, что, хотя Ермолов был гораздо более сильной личностью и великолепным командиром, Вельяминов превосходил его в способностях, образованности и военных знаниях.
Будучи лишь на год моложе Ермолова, Вельяминов никогда не достиг и одной десятой части популярности или славы последнего. Тем не менее он сделал столь же блистательную карьеру, а его заслуги в какой-то степени даже значительнее. И найти тому объяснение нетрудно. Человек огромных способностей, страстный любитель и знаток военной истории, он использовал уроки прошлого для понимания проблем настоящего. Тем не менее его ум не всегда был готов воспользоваться обстоятельствами и изменить в соответствии с ними тактику и стратегию. Он легко схватывал суть проблемы и всегда был готов нанести удар; он был человек железной воли и непреклонной решимости. Талантливый организатор, бесстрашный в бою и наделенный лучшими моральными качествами, он обладал всеми свойствами, которые обеспечивают командиру уважение солдат, но у него почти не было качеств, которые вызывают в них энтузиазм или любовь. Спокойный, уравновешенный, молчаливый, невозмутимый, он был неизменно суров со своими людьми и безжалостен к врагам. Под этой холодной и даже черствой внешностью скрывалось обычное человеческое сердце, но Вельяминов редко разрешал ему влиять на свои поступки. Он, случалось, искал защиты или милости для других, но никогда – для себя.
Подобно Ермолову, Вельяминов был артиллеристом, хотя неизвестно, где и как он получил это военное образование. Он пришел в армию в еще более молодом возрасте, чем Ермолов, – в 14 лет, первоначально в лейб-гвардии Семеновский полк, но в 16 лет он уже был подпоручиком артиллерии. Год спустя он получил боевое крещение при Аустерлице; участвовал в осаде Силистрии в 1810 году; был ранен при штурме Рущука, а в Отечественную войну 1812 года заслужил самую почетную награду – Георгиевский крест. Ну а в 1814 году он участвовал в осаде и взятии Парижа. Все это время он сражался бок о бок с Ермоловым. Вельяминов был переведен на Кавказ на два года позже Ермолова. Там, после многих боев, герои поделили между собой славу взятия Гянджи. Когда Ермолов стал главнокомандующим Кавказской армией, Александр I по его просьбе назначил Вельяминова начальником штаба. В войне 1828–1829 годов Вельяминов, который, естественно, никогда не был другом Паскевича, служил в европейской Турции, однако в 1831 году вернулся на Кавказ в звании генерал-лейтенанта. В свое время мы расскажем о его действиях там – они были безоговорочно успешными. Однако его слава среди военных историков основывается в меньшей степени на его руководстве военными действиями на поле сражения и в большей – на его великолепной организаторской работе, на совершенствовании функционирования линии, на пророческих мемуарах, написанных им в 1828 году; на язвительных комментариях к предложениям Паскевича о ведении Кавказской войны. Эти комментарии он написал в июле 1832 года по велению императора, не боясь обидеть командующего, доведшего третью подряд кампанию до успешного завершения. Считается, что идеи, выраженные в его «Мемуарах» и «Комментариях», лежат в основе всех успехов русского оружия в этой долгой борьбе. Совершенно очевидно, что когда принципы Вельяминова, столь блестяще изложенные и столь великолепно воплощенные в жизнь, были забыты, то его преемников постигла катастрофа. Отсюда вовсе не следует, что Паскевич кардинально ошибался. Нельзя отвергать систему, как несостоятельную, не опробовав ее на практике и не оценив беспристрастно. Следует помнить, что когда мы сравнивали Паскевича и Ермолова, то вряд ли справедливо оценивали деятельность первого. Система Ермолова, как не раз указывал император Николай, развалилась, когда ее стали испытывать на прочность. И ни он, ни Ермолов не смогли понять скрытую силу двух родственных страстей – религиозного фанатизма и любви к родине, другими словами – мюридизма. Вельяминов вообще настаивал на полном разоружении горцев. Пару раз такая попытка была предпринята, но – безуспешно. Да и сейчас эта задача остается нерешенной.
В своих мемуарах Вельяминов настаивает на полной неэффективности мирных шагов. Напротив, он утверждал абсолютную необходимость силового подчинения горцев. Он объяснял их неизменную враждебность незнанием мощи и ресурсов России, а также периодическими успехами их разбойничьих набегов и, соответственно, поражениями России. Он также говорил об их складе ума, из-за которого они толковали проявления дружелюбия и великодушия как доказательство слабости, если только этому дружелюбию и великодушию не сопутствовали военные успехи… «Вооруженные силы – это основное средство, с помощью которого можно обуздать этих людей. Единственный вопрос заключается в том, как использовать вооруженные силы, чтобы добиться желаемого».
«Кавказ, – продолжает Вельяминов, – можно сравнить с мощной крепостью, удивительно крепкой от природы и обороняемой многочисленным гарнизоном. Только легкомысленные люди стали бы пытаться взобраться на стены этой крепости. Мудрый командир незамедлительно задумался бы о том, чтобы прибегнуть к военному искусству. Он вспомнил бы весь свой прошлый опыт, определил бы курс, стал бы двигаться рывками и постепенно брать территорию под свой контроль. По моему мнению, к Кавказу следует отнестись точно так же. И далее, если мы не разработаем план действий заранее, чтобы обращаться к нему по мере необходимости, сама природа вещей заставит нас действовать именно таким образом. Но в этом случае наше движение к успеху будет гораздо медленнее из-за постоянных отклонений с нужного курса».
Линию, в том виде, как она существовала до 1816 года (т. е. до появления Ермолова), Вельяминов считал первой параллелью. По большому счету она совпадала с линией течения Терека и Кубани, которые со своими притоками поворачивают соответственно на восток и на запад, выйдя из гор, и занимают 9/10 всего расстояния между двумя морями.
Как мы видели, вторая параллель была проведена Ермоловым, однако по некоторым причинам он протянул ее на запад только до реки Малки, т. е. она влияла лишь на ситуацию на востоке Кавказа.
Продолжение осады, выстраивание третьей параллели, постепенное внедрение и «вгрызание» в новую территорию и, наконец, финальный рывок – все это будет описано на последующих страницах этой книги. Нам не помешает узнать также об «отклонениях с правильного курса», которые продлили войну более чем на четверть века.
В своих «Комментариях» Вельяминов категорически возражает против исключительно оборонительной политики, занятой Паскевичем, указывая, что такая политика не только в принципе порочна, но и влечет за собой множество недостатков, если применяется к линии Кавказа. Здесь можно говорить и о невозможности быстрой концентрации крупных сил или их переброски на арену боев, сложности проведения всех операций, и о безответственных действиях различных младших командиров, большей частью некомпетентных. Все это неизбежно при такой протяженности линии, вдоль которой разбросаны войска.
Вельяминов говорит о том, что горцы должны быть разоружены и покорены, но это требует значительных усилий и средств. Далее Вельяминов сравнивает казака и его туземного противника:
«Горцы в свои набеги на станицы и деревни всегда отправляются верхом; редко можно увидеть пеших чеченцев в более мелких отрядах.
Горцы-всадники во многом превосходят как казаков, так и нашу регулярную кавалерию. Они все как будто родились в седле и с ранних лет привыкли ездить верхом, с возрастом становясь первоклассными наездниками, способными преодолевать верхом большие расстояния. Имея огромное количество лошадей, они выбирают лишь самых быстрых, сильных и выносливых. Нередко лошадь может в жаркий летний день преодолеть со всадником в седле более 150 верст[43]. Конечно, европейцу это покажется невероятным, но в Западной Азии это в порядке вещей. Выбирая коня, горец всегда заботится о нем; никогда не использует его для обычных путешествий (т. е. не для набегов) и при этом не берет его в поход, пока животному не исполнится 8 лет.
