Гленн Гринвальд - Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма
«Washington Post только что опубликовала свою статью о PRISM», – сообщила она.
Как? Почему, хотел я понять, Washington Post изменила график и поспешила отправить статью в печать на три дня раньше намеченных сроков? Лора быстро выяснила у Бартона Геллмана, что Post узнала о наших намерениях после того, как официальные лица утром встречались с представителями Guardian по поводу PRISM. Одно из этих лиц, зная что Washington Post работает над аналогичной историей, сообщило ее редакции о нашей статье, посвященной PRISM. Чтобы мы их не обошли, они быстро изменили график.
Я почувствовал еще большее возмущение: официальное лицо использовало эту предпубликационную процедуру, предусмотренную для защиты национальной безопасности, чтобы дать возможность своей любимой газете первой напечатать материал.
Сразу после этого мое внимание привлекла взрывная реакция на статью Washington Post в Twitter. Начав читать комментарии пользователей, я заметил, что в статье чего-то не хватает: несоответствия между версией АНБ и заявлениями интернет-компаний. Статья под заголовком «Девять интернет-компаний США предоставляют данные разведывательным агентствам США и Великобритании в крупной секретной программе», авторство которой принадлежало Геллману и Лоре, рассказывала о том, что «Агентство национальной безопасности имеет возможность непосредственно подключаться к центральным серверам девяти ведущих интернет-компаний США, изымать записи аудио– и видеочатов, фотографии, электронные сообщения, документы и журналы соединений, которые позволяют аналитикам отслеживать иностранные объекты». В статье утверждалось, что «все девять компаний были осведомлены о своем участии в программе PRISM».
Наша статья о PRISM вышла спустя десять минут, с иначе расставленными акцентами и более осторожная по тону, откровенно сообщающая об активном отрицании интернет-компаниями своего участия в программе.
И снова реакция была взрывной. Более того, она была международной. В отличие от телефонных компаний, таких как Verizon, которые базируются, как правило, в одной стране, интернет-компании – это глобальные гиганты. Миллиарды людей во всем мире, на каждом континенте, используют Facebook, Gmail, Skype и Yahoo! как главное средство коммуникации. Известие, что эти компании заключили секретное соглашение с АНБ предоставлять доступ к переговорам своих клиентов, вызвало шок у пользователей всего мира.
Люди начали понимать, что предшествующая статья о Verizon – не разовое событие: две опубликованные статьи свидетельствовали о серьезной утечке в АНБ.
Публикация материалов по PRISM ознаменовала собой последний из многомесячной череды дней, когда я мог прочитывать всю свою почту, не говоря уже о том, чтобы отвечать на полученные электронные сообщения. Просматривая почтовый ящик, я видел названия практически каждого из крупных мировых средств массовой информации с просьбами об интервью: в мире поднималась волна обсуждений, которую хотел поднять Сноуден, – и всего через два дня после появления первой статьи. Я помнил о том, что впереди – публикация огромного массива документов, думал о значении этих событий в моей жизни и о том, чем это станет для всего мира. Я пытался представить себе, как правительство США ответит на публикацию, когда осознает, с чем оно столкнулось.
Как и накануне, раннее утро в Гонконге я провел, просматривая американские телепрограммы, выходящие в прайм-тайм. Этот режим сохранился на все время моего пребывания в Гонконге: ночью я работал над материалами для Guardian, давал интервью средствам массовой информации до середины дня и затем шел в отель к Сноудену работать вместе с ним и Лорой. Часто в три или четыре часа ночи я брал такси, ехал на телестудию, постоянно держа в уме инструкции по «оперативной безопасности», которые дал Сноуден: никогда не расставаться со своим компьютером и во избежание взлома или кражи нигде не оставлять флешку с документами. Я разгуливал по безлюдным улицам Гонконга с тяжелым рюкзаком за плечами, когда и куда бы я ни направлялся. Делая каждый шаг, я боролся с паранойей и часто ловил себя на том, что оглядываюсь через плечо, крепче сжимая лямки всякий раз, когда ко мне кто-то приближался.
Закончив с интервью телекомпаниям, я направлялся в номер Сноудена, где вместе с ним и Лорой – иногда к нам присоединялся Макаскилл – продолжал работу, прерываясь, только чтобы взглянуть на экран телевизора. Мы были поражены положительной реакцией, тем, насколько заинтересованной в этих разоблачениях оказалась пресса, какими злыми были комментарии – не в адрес тех, кто извлек информацию на свет, но из-за чрезвычайного масштаба слежки, которой мы подвергаемся.
Я чувствовал теперь, что можно применять одну из предусмотренных нами стратегий, отвечая уверенно и дерзко на тактику правительства, которое оправдывало такого рода слежку событиями 11 сентября. Я начал опровергать надоевшие и предсказуемые обвинения в наш адрес: что мы ставим под угрозу национальную безопасность, что мы – пособники террористов, что мы совершаем преступление, раскрывая государственные тайны.
Я должен был доказывать, что это очевидные манипуляции государственных чиновников, которых мы поймали на том, чего они стыдились и что портило их репутацию. Подобные атаки не могли удержать нас от дальнейших публикаций, и мы, невзирая на запугивание и угрозы, выполняли свой журналистский долг. Мне хотелось с полной ясностью дать понять: попытки запугивания и демонизации будут тщетными. Несмотря на все нападки, большинство средств массовой информации высказывались в поддержку нашей работы. Это было для меня удивительным, поскольку после 11 сентября (хотя и до этого события) массмедиа в США, как правило, являлись выразителями верноподданнических настроений и преданности правительству и поэтому были враждебны, а иногда и жестко враждебны по отношению ко всякому, кто разглашал его секреты.
Когда WikiLeaks начал публиковать секретные документы, относящиеся к военным действиям в Иране и Афганистане, в частности дипломатическую переписку, со стороны журналистов раздались призывы наказать WikiLeaks, что было достаточно удивительным: сами институты, призванные обеспечивать прозрачность действий власть имущих, не только осуждают, но и пытаются криминализировать один из самых значительных за многие годы актов по восстановлению правды! Вся вина WikiLeaks заключалась в том, что эта организация получила информацию от источника в правительстве и представила ее миру – этим средства массовой информации занимаются от начала времен.
Я ожидал, что и на меня будет направлена враждебность американских средств массовой информации, особенно когда мы продолжили публиковать документы и когда стал очевидным беспрецедентный масштаб утечки. Я сам нередко выступал с резкой критикой периодических изданий и многих их руководителей и, по моему рассуждению, естественным образом становился магнитом для их агрессивных нападок. Но оказалось, что у меня немало друзей в традиционных средствах массовой информации. Работу большинства из них я в прошлом часто, публично и беспощадно критиковал. Можно было ожидать, что они накинутся на меня при первой представившейся возможности, однако эта неделя после наших публикаций показала совершенно противоположное, причем одобрение высказывалось не только в виртуальных беседах со мной.
В четверг, на пятый день пребывания в Гонконге, я пришел в номер Сноудена, и он сразу же сообщил, что у него «немного тревожные» новости. Устройство, установленное у него в доме на Гавайях, где он жил со своей девушкой, подключенное к Интернету, зафиксировало, что к нему приходили два сотрудника АНБ – сотрудник кадровой службы и «офицер полиции» – и искали его.
Сноуден был почти уверен, что это означает, что АНБ идентифицировало его как возможный источник утечки, однако я отнесся к его подозрениям скептически.
«Если бы они думали, что это вы, они бы послали орды агентов ЦРУ, а может быть, и отряд полиции особого назначения, а не одного офицера АНБ и сотрудника по кадрам».
Я считал, что это была рутинная процедура для случаев, когда сотрудник АНБ отсутствует в течение нескольких недель без объяснения причин. Однако Сноуден предположил, что такой визит был намеренно незначительным, чтобы не привлекать излишнего внимания, или же он являлся попыткой отыскать и конфисковать улики.
Что бы ни означали эти новости, они лишь подчеркивали необходимость быстро подготовить статью и видеоматериал, в котором мы раскрыли бы личность Сноудена как источника разоблачительной информации. Мы были уверены, что мир должен впервые услышать о Сноудене, его действиях и мотивах от него самого. Нельзя допустить, чтобы это было сделано в ходе направленной против него кампании правительства США, когда он будет вынужден прятаться или будет заключен в тюрьму и не сможет говорить сам за себя.
