Марк Гроссман - Земля родная
У соседнего окна беседовали.
— Я впервые в этих краях. И знаете, чего-то здесь не хватает, — говорила молодая девушка.
— Известно чего. Простора донского здесь нет, — отвечали ей.
— Скалы какие-то угрюмые, молчаливые. Неужели здесь и люди такие? — не умолкала девушка.
— Ну, нет. Народ у нас крепкий, работящий.
— Работящий, а за людьми к нам поехали?
— Ну, это не грех. Строимся много… — солидно ответил пожилой, бородатый человек.
— Папочка, папа. А сколько лет этой скале?
— Урал — древнейшая горная цепь, сынок. Ему миллионы лет.
— Ого! А она может обрушиться?
— Нет. — Отец говорил и сам с любопытством рассматривал скалы. На отвесных уступах, каким-то чудом держась в поднебесье, гнездились березы, сосны.
— Папочка, как они держатся?
— Видишь ли, горная береза очень устойчивое дерево. Скала питает и держит березу, а та сохраняет ее от разрушения. Главное — опора.
«Да-да, опора!.. Надо находить опору. Каково-то удастся мне на новом месте?» — думал Кедров.
Детский голосок вывел его из состояния задумчивости.
— Дяденька, а почему вам скучно?
Кедров обернулся. Перед ним стояла девочка лет четырех. Пышное, цветное платьице делало ее похожей на лугового мотылька.
— Нет, я не скучаю, мотылек.
— Я не мотылек. Меня зовут Таня.
— Вот и хорошо. Иди ко мне, Танюша.
Через минуту они были друзьями. Сидя на коленях у дяди, Таня сосала конфеты. Вскоре около купе раздалось:
— Таня, Танюша, ты где? Ах, вот ты куда забралась, нескромница. — В купе зашел невысокий, кряжистый человек. Борода его, расчесанная на две половины, красиво обрамляла строгое лицо.
«Из кержаков, должно быть, — подумал Кедров. — С таким немного наговоришь».
— Танюша, иди к маме.
Когда «мотылек» упорхнул, дед достал пачку папирос, протянул Кедрову.
— Угощайтесь!
— Спасибо.
— Вы не в Горнозаводск?
— Угадали.
— На работу или так?
— Так, по одному делу… Понравится — останусь, — ответил Кедров, удивляясь словоохотливости «кержака».
— Понравится наш Горнозаводск!
— Вы так уверены в этом? — улыбнулся Кедров.
— А как же! — горячо сказал бородач и принялся убеждать, что если куда и следует ехать, так только на Урал.
— Осмелюсь сказать, уважаемый товарищ, правильно, когда Южный-то Урал сравнивают с проснувшимся богатырем. Ведь только за последние годы сколько нового появилось. Вот возьмем, к примеру, наш Горнозаводск. Две сотни лет доходит городу. Давно ли его звали просто «заводик»? А теперь заводов-то посчитай сколько? А поселки какие выросли! А люди? Ведь вовсе другие стали.
«Кержак» оказался словоохотливым, рассказывал одну историю за другой.
— Был, значит, в нашем цехе рабочий один, Шарков, по фамилии. Тихий такой человек. Его и в цехе-то не все знали. Разве что в своей смене. Да и те посмеивались: «А, это Шарков-Тихоня!» Так и звали: Тихоня. А он и стоил того. На собрание, бывало, придет, помолчит и уйдет.
Когда началась война, он, вроде, еще молчаливее стал. В армию его не взяли. А тут новые станки пришли в цех. В Америке их закупили.
Поставили Тихоню за такой станок. А на нем надпись: «Гарантия на пять лет».
— Ну, раз такая гарантия, — говорим, — работай, знай, без оглядки…
Только не вышло. Хваленая «гарантия» через полгода лопнула сначала на одном станке, а потом и на всех остальных. И все одна и та же деталь. Сколько было в запасе — израсходовали. Через правительство запросили фирму, которая изготовляла станки. Ответили: «Ничем не можем помочь. Запасные части не изготовляем. Покупайте новые станки».
А тут срочный военный заказ поступил. Закручинились наши станочники. Тихоня подошел к начальнику цеха:
— Не попробовать ли, — говорит, — самим. Может, сделаем детальку-то.
— Что ж, попробуй.
А ребята на смех: «Смотри, Шарков, не обгони Америку».
И опять, значит, задумчивым стал Шарков. Место рабочее не покидал. Домой не уходил. Строгал все что-то из дерева. Песок формовочный таскать стал. А потом объявил:
— Готова моделька, товарищ начальник. Давайте отливать.
— Что ты, Шарков. Это же не отливают, а вытачивают из особой стали. Видишь, какие они красивые.
— Так мы же не на выставку их. Пусть некрасивые, да чтобы крепко. А шейки мы вот на этом проточим.
И Шарков показал им же самим смастеренное приспособление.
— Э, куда ни шло, — согласился начальник.
На следующий день слушок: «Шарков американцев перехитрил». У его станка целая экскурсия. А он спокойно приспосабливает свою безобразную деталь.
Пристроил. Пустили станок — работает. На холостом ходу хорошо работал, а дали нагрузку — не выдержала деталь, полетела.
— Сталь не такая, — говорит Шарков.
Тут лабораторию подняли на ноги. Подобрали подходящую сталь из наших советских марок. И что вы думаете? Все станки пустили. Без «гарантий», а пустили. И вовремя срочный заказ выполнили и продукцию сверх плана стали давать.
А Шарков-то теперь на мастера учится. Люди к нему за советом идут. Нашел, значит, место свое человек…
Бородач рассказывал горячо. Его внимательно слушали и Кедров, и спутники, заинтересовавшиеся рассказом.
Стемнело.
— Папа, ты засиделся. Остановка скоро, — предупредила дочь.
«Кержак» заторопился и ушел в свое купе.
— Горнозаводск! — объявил проводник.
Через несколько минут поезд стал у маленького, еле заметного во мгле вокзала. «Вот здесь мне и работать!» — подумал Кедров, всматриваясь в огни незнакомого города.
* * *Коммунисты Горнозаводска собрались на отчетно-выборную конференцию как раз в то время, когда на предприятиях были подведены итоги за полугодие. Итоги были утешительными. Правда, на металлургическом заводе допустили аварию, но теперь и он выправился.
Делегаты толпились около диаграмм.
— Есть в чем отчитываться!..
— Хорошо поработали.
— Нет ничего удивительного…
— Кто знает, за что Сердюкова сняли?
— Докладчик скажет.
— А кто теперь первым будет?
— Кто ростом выше, — хитро подмаргивал Ветров, помощник секретаря горкома.
Делегаты обратили внимание на Кедрова. Его высокая фигура в офицерском кителе и брюках галифе выделялась среди других. Вместе с представителем обкома партии он беседовал с делегатами, интересуясь жизнью города…
Доклад второго секретаря горкома Долинина прошел хорошо. Еще в процессе доклада поступило до десятка записок с просьбой предоставить слово в прениях.
После перерыва первым трибуну занял директор металлургического завода Владыкин. Говорил он веско, словно шагал по асфальту парадным шагом победителя.
— Наш Горнозаводск можно смело назвать гордостью области. Мы даем важнейшие виды продукции. Мы плавим чугун, добываем железную руду, уголь, цветные металлы, делаем приборы, выпускаем огнеупоры. Взять хотя бы наш завод. На вид предприятие небольшое. Работаем на древесном угле. А ведь без наших чугунов встали бы многие заводы. Я хочу подчеркнуть этим, что нам больше надо создавать условий…
В зале задвигались.
— Слышали! На прошлой конференции слышали. Скажите лучше что-нибудь новое.
— Как «козла» посадили расскажите!..
— Прошу не перебивать, — предупредил председательствующий Дружков. — Продолжайте.
— Ну-с, — невозмутимо продолжал Владыкин, — в порядке самокритики скажу. Было время, когда мы работали плохо. Аварию допустили. А сегодня мы должны сказать: честь и слава металлургам, выполнившим полугодовой план. Перед тем как подняться на трибуну, я получил сообщение, что бригада первой доменной печи в полтора раза перевыполнила задание.
В зале вспыхнули аплодисменты.
— Н-да, — закончил Владыкин. — Жаль, что сегодня нет бывшего первого секретаря. Я хочу покритиковать его. Мало нам помогает горком, мало. Руды поставляют нам низкого качества. Плохо с металлодобавкой. А горком, я бы сказал, стоит в стороне. Мне думается, что новый состав горкома учтет и исправит эту ошибку.
Конференция шла гладко.
Кедров слушал внимательно, записывал. Но записал мало. Казалось, многих выступавших снабдили одинаковыми конспектами. Некоторые речи были похожи одна на другую. Сперва шло перечисление заслуг Горнозаводска перед страной. Затем — самоотчет о выполнении плана, легкий упрек в адрес бывшего секретаря горкома и — все. Мало говорилось о партийно-политической работе.
Придя в гостиницу, Кедров долго не мог уснуть. Большие раздумья одолевали его. Ведь здесь ему жить и работать. «Да, большие уроки надо извлечь из прений, — думал Кедров, — нельзя упиваться достигнутым, нельзя заниматься самолюбованием, как это делает Владыкин. Он много говорил о давно всем известных вещах, приводил средние цифры. А что кроется за этими цифрами? Если сопоставить, то оказывается, металлурги один месяц перевыполняют план, а два следующих не выполняют вовсе. Почему завод работает неритмично? Об этом директор умолчал.
