Сергей Чуркин - Спецслужбы мира за 500 лет
Формирование экспедиционного корпуса на территории Речи Посполитой было не единственной задачей человека, решившего сесть на московский трон. Большое внимание самозванец уделял и вербовке сторонников непосредственно в России, в первую очередь в южных и юго-западных приграничных землях. Все лето 1604 г. от имени «царевича Дмитрия» польской агентурой рассылались «прелестные письма» (грамоты), ставшие особенно популярными среди украинских казаков. Один из организаторов психологической операции – пан М. Ратомский – действовал с помощью лазутчиков, засылаемых на сопредельные территории. В числе лазутчиков называют, в частности, русских монахов Леонида и Михаила. Грамоты порождали в народе множество слухов о чудесном спасении царевича Дмитрия, тем более что речь шла о событиях не такого уж далекого прошлого, и умело распускаемые слухи во многом обеспечили первоначальные успехи Лжедмитрия в походе на Москву.
Инициатива в психологической войне исходила из окружения Лжедмитрия, что же касается правительства Годунова, то оно практически сразу выпустило ситуацию из-под контроля. Люди, от которых зависело ключевое решение, по тем или иным причинам саботировали его принятие, хотя оперативная информация о подозрительном поведении противников Московского государства и о появлении Лжедмитрия поступала в полном объеме и своевременно. В первой половине 1604 г. слухи о том, что «настоящий царевич» жив и находится в Речи Посполитой, в конце концов вынудили московское правительство провести розыскные мероприятия. Но время было упущено.
В середине октября 1604 г. войско самозванца перешло границу у Киева и двинулось в сторону Москвы. Участник событий писал:
«Смотр войск под Глинянами, где съехавшееся рыцарство составило круг и избрало гетманом Сендомирского воеводу, а полковниками Адама Жулицкого и Адама Дворжицкого. После того как в круге приняты были [походные] правила, три роты – Саноцкого старосты [Станислава Мнишка], г. Фредра, царская и 400 человек пехоты пошли с царевичем, а другие роты пошли по сторонам и позади и сошлись только уже под Днепром, о двух милях от Киева, в Остре, при границах Московского государства. Идя к Киеву, мы боялись войска Краковского кастеляна, князя Островского, которого [войска] было несколько тысяч и которое стерегло нас до самого Днепра, поэтому мы были очень осторожны, не спали по целым ночам и имели наготове лошадей.
Потом мы пришли к Днепру. Краковский кастелян приказал увести прочь все паромы, поэтому мы оставались у Днепра несколько дней, пока не пришли к нам паромы. Благодаря Богу мы переправились через Днепр благополучно».[58]
Основным и весьма действенным оружием Лжедмитрия I по-прежнему были агитация и пропаганда. «Царевич» обещал мир и благоденствие, призывал добровольно присягать ему как законному государю. Агентура самозванца успешно распространяла слухи, что польский король и влиятельные вельможи Речи Посполитой уже признали Дмитрия «истинным великим князем Московским».
Пропаганда оказалась эффективной – многие приграничные города мирно и добровольно перешли на его сторону. Население самочинно вязало воевод и передавало их Лжедмитрию, некоторые из «слуг государевых» признавали «царевича» законным государем и переходили на его сторону.
Одной из причин, обеспечивших победы малочисленного войска «царевича», стало банальное предательство служилого боярства. Вероятно, первым изменником среди высшего сословия стал воевода П. Л. Хрущов, направленный московским правительством к донским казакам для изобличения Лжедмитрия. Когда воеводу схватили и привезли к самозванцу, он признал в его лице «сына Иоанна» и выразил готовность служить ему как законному государю.
Митрополит Макарий указывал, что самозванец «взял с собою двух краковских иезуитов, которые и оставались при нем постоянно в качестве его духовных наставников и руководителей. Едва только начались успехи Лжедмитрия, едва покорились ему несколько украинских городов, как новый папа Павел V величал его (в январе 1605 года) государем всей России…»[59]
К январю 1605 г. на сторону Лжедмитрия I перешли Путивль, Рыльск, Севск, Курск, Кромы, Моравск, Чернигов, Белгород, Оскол, Валуйка, Воронеж, Елец и Ливны. Захваченная в этих городах казна использовалась для вербовки новых сторонников. Многие города пали в результате предательства. Так, сдачу Путивля объясняют изменой князя В. М. Рубец-Мосальского. При решающем штурме Кром воевода М. Г. Салтыков (либо вследствие некомпетентности, а скорее всего, просто изменив своему государю) отвел пушки в тыл, лишив правительственные войска огневой поддержки.
Однако и в лагере самозванца не все было гладко. После победы над царскими войсками 18 декабря 1604 г. под Новгород-Северским «рыцарство грустило, что пришлось терпеть великую нужду ему самому и его прислуге; некоторых же из них, надобно думать, приводил к этому страх – то есть они боялись, что их ожидает еще большая беда. Они стали требовать у царя денег и объявили – „если не дашь денег, то сейчас идем назад в Польшу“. Царевич очень просил их, чтобы потерпели и сейчас же, не медля, добивали неприятеля, который очень напуган и встревожен. Рыцарство не дало ему сказать и слова об этом, а напротив кричало: „Идем в Польшу, если не дашь денег“. Царевич, видя, что дело плохо, совещался, что делать, так как, надобно думать, он не имел столько денег, чтобы всем раздать. Товарищи из роты г. Фредра стали тайно говорить ему: „Дай лишь, наша царская милость, деньги нам, так чтобы другие роты об этом не знали; другие роты на нас смотрят, и если мы останемся, то и все останутся“. Обманутый таким образом, бедный царевич дал им ночью деньги. Другие роты, узнав об этом, оскорбились, что царевич дал деньги одной роте, а другим ничего не дал, и взбунтовались. Главный воевода тоже двинулся из обоза от царевича, указывая на свое нездоровье и на то, что ему нужно быть на сейме, а за ним пошла и бо́льшая часть рыцарства. Царевич в это время был очень печален и озабочен, потому что тогда он испытал от рыцарства разные огорчения; оно отняло у него знамя, сорвало с него даже соболью ферязь, которую уже русские выкупили за 300 злотых; притом некоторые употребляли позорные слова. Так один сказал: „Ей-ей, ты будешь на коле“, – за что царевич дал ему в зубы. Потом несчастный ходил от роты к роте, просил именем Христа, падал ниц и упрашивал не уезжать. Рыцарство никаким образом не соглашалось остаться, оставались лишь охотники, по несколько человек из роты, так что при царевиче осталось польских людей всего не больше 1500».[60]
Победа московского войска под Добрыничами 21 января 1605 г. была одержана с участием отрядов наемников. Потери Лжедмитрия составили свыше 10 тысяч человек, остатки его войска бежали.
«Главный военачальник Бориса, князь Мстиславский, получил в этой битве 15 ран, и если бы в дело не вмешались 700 немецких конников, которые тоже пришли в стан из своих поместий, и не бросились на помощь и выручку московитам, то московитам пришлось бы плохо. Эти 700 немцев отогнали Димитрия так далеко, что он был вынужден снова покинуть Северские земли и прекратить попытки взять крепость, где был Басманов».[61]
Однако своевременное преследование и захват самозванца организованы не были. Одержавшие победу воеводы почему-то решили, что «царевич» погиб в сражении. На настойчивые требования командиров иноземных отрядов развить успех до полной победы, взять в плен Лжедмитрия или организовать поиски его тела на поле битвы последовал самодовольный отказ. Иноземным спасителям, которые воевали даже не за свое государство и честно выполняли свой долг, «великие московские воеводы» спесиво указали – знайте, мол, свое место. Единственное, что удалось сделать, – организовать должное охранение, препятствовавшее возможным контратакам неприятеля.
В столице праздновали победу, и тогда же, в январе 1605 г., была выдвинута версия, что в роли самозванца выступил Григорий Отрепьев, сын галичского дворянина Богдана Отрепьева, расстриженный дьякон Чудова монастыря, одно время служивший у Романовых и Черкасских. В дипломатическом послании польскому двору по поводу Отрепьева говорилось, что он был непослушным сыном, много раз «бегал» от отца, «заворовался», а после принятия пострига впал в ересь и в «чернокнижье», за что был расстрижен. Представив самозванца изобличенным преступником, Посольский приказ потребовал от властей Речи Посполитой выдачи «вора». Примечательно, что это требование последовало только через три месяца после того, как армия самозванца пересекла границы России.
Это еще раз подтверждает, что тогдашние государевы службы оказались не готовы своевременно и адекватно реагировать на быстрое изменение ситуации. Не исключено также, что информация до Годунова в должное время и в должной форме не доводилась в связи с явным или скрытым саботажем со стороны его ближайших «сподвижников». Более того, запоздалые и бессистемные действия московских властей ожидаемой поддержки в народе и – что еще важнее – в дворянской (военной) среде не получили.
