Эдуард Лимонов - Дед (роман нашего времени)
Дед попытался резюмировать всё, что он знает о Косте. Ну да, угольщик, затем чиновник в министерстве. Живёт где-то в районе Кутузовского проспекта. Жена умерла какое-то количество лет назад. Есть взрослые дети, живут отдельно, был исключён из КПРФ за радикализм. Пришёл в «Левый фронт». В юности занимался боксом, имел разряд, тренировал позднее ребят.
Стриженный под машинку, серая щетина salt and pepper, сумка на плече…
3Суды между тем заработали. Кончились новогодние каникулы, и с конвейеров судов стали непрерывно падать в спецприёмник совершившие административные правонарушения. К вечеру 11 января, когда уходил хулиган Серёга, «шестая» оказалась переполнена до краев. 17 человек на 14 кроватей. К туалету вела вонючая дорожка, потому что административные правонарушители чистоплотностью не отличались, а у милиционеров не появилось желания как-то дисциплинировать и цивилизовать их. Ну, скажем, войти в камеру, указать на первого попавшегося и приказать:
– Ну-ка бери тряпку и живо вымыть пол, дальняк отпидорасить до блеска! Пошёл!
Дед хотел было построить их, Дед был чистюля, но, оглядев и оценив их, отказался от проекта. Несколько алкоголиков из Зеленограда: оштрафованные за вождение в нетрезвом виде, армянин Гарик и азербайджанец Эдик, ещё какие-то корявые личности… Один раз уберут, тотчас же опять всё засрут. При такой скученности трудно держать порядок. Он же не старший хаты.
Он плюнул и окопался у себя в койке.
Но окружающие дебоширы и хулиганы стали обращаться к нему как к старшему хаты. Тон задал армянин Гарик.
Осуждённый раньше других, он попросился к Деду в соседи.
– Можно, я рядом с вами? Вы не против?
– Стелись! – ответил ему Дед, отвлёкшись от «Повседневной жизни Древнего Египта».
Гарик занял место, которое занимал Брут/Закстельский. Хозяйственно присвоил себе несколько одеял с соседних коек. И стал вести себя, как будто он слуга или сын Деда.
– Вам заварить чаю? Хотите конфет?
Дед посмотрел на маленького армянина с подозрением. Потом решил, что Гарик либо признал в нем натурального лидера, либо просто хорошо воспитан своей семьёй в уважении к старшим.
Гарик был первым в Дедовой банде. Ну не банде, а в контингенте, который стал его слушаться и обращаться к нему за советом. К вечеру 11-го большая часть камеры признавала его авторитет.
А тут ещё в хату бросили, совсем к ночи, господи, твоя власть. Появился Брут/Закстельский!
– Андрей! – Дед встал и тепло похлопал уже теперь старого приятеля по спине. – Я тебя, конечно, ожидал. Но не так блистательно быстро!
– Сеструха, сука! Сдала меня менту. Приехал, сижу у квартиранта, которому сдаю комнату, а она, как только голос мой услышала, позвонила своему другу участковому… – Чаю дайте кто-нибудь?
Дед вынул из тумбочки пакетик и положил в свою чашку. Дорогому сокамернику тёплый приём.
– Сколько в этот раз?
– Пятнадцать. Я сам попросил. Да и здесь на кухне я нужен. Просил же я подполковника меня в кухню оформить. В штате, говорит, нет такой вакансии.
– У нас тут хорошо, Андрей. Ни сеструхи, ни участкового, ни судьи. Сами себе хозяева. Живём не тужим, три раза в день кормёжка. Только обоссали вот всё…
Три узбека, два таджика, армянин Гарик, азербайджанец Эдик и алкоголики из Зеленограда с уважением наблюдали сцену встречи. Брут/Закстельский улыбался довольный.
– Здесь мой дом, а нигде больше, – сказал он торжественно.
Дед был растроган. Он даже подумал, а не предложить ли страдальцу место на верхней шконке над собой. Несмотря на переполненность хаты, на верхнюю шконку над Дедом пока ни один наглец не покусился, да и у милиции не было душевных сил на это. Во всяком случае, у этой смены не было. Но он же, сучок красноносый, плохо спит, вставать будет, ворочаться. Нет, не стану.
– Где бы кости бросить? – обратился именно к Деду Брут/Закстельский.
– Там в глубине вон ещё место есть, – кивнул Дед. Действительно, одно ещё было.
Брут/Закстельский пошёл в указанном направлении. Разместился. Вернулся к Деду.
– Это. Там со мной привезли этого националиста, который тут у нас голодовку объявлял. И другого с ним.
– Тора, что ли, привезли?
– Ну да.
– А второй кто?
– Дё… Дёмин какой-то, кажется. Здоровый такой. С бородкой.
– Дёмушкин?
– Во-во, Дёмушкин.
Дед заулыбался. Это они на Манежную попытались выйти. Подражая нам на Триумфальной, хотят сделать 11-е число традицией. Но мы хоть прикрытием ореола союза с правозащитниками сумели себя утвердить, а у националистов никакого извинения, экскьюза, как говорят французы, нет. То есть члена лысого им позволят. Не позволят.
412-го его повезли в Гагаринский суд. В полицейском форде. Явилась девка-офицерша, блондинка с хорошо вымытыми ради Деда и суда волосами. Она уселась рядом с полицейским водителем. А Деда на заднем сиденье окантовали двумя здоровыми мужланами.
С девкой в автомобиле Дед оживился. Будучи старым греховодником, он неизменно возбуждался от присутствия женщин, больше и энергичнее говорил, шутил, появлялся блеск и талант в выражениях. А тут ещё смазливая и тоненькая девка с пистолетом на поясе.
Дед спросил её: «Вы на заказ форму шьёте или подгоняете, она на вас так ладно сидит?»
Девка объяснила, что подгоняет, приветливо улыбнувшись Деду с переднего сиденья. Дед с удивлением констатировал, что у девки на погоне одна звезда. Майор? Получалось, что майор.
В Гагаринский суд Деда провезли мимо дома, где он снимает квартиру. Дед даже не взглянул на «свои» окна, до того очерствел. «А чего на них глядеть?» – подумал он. Согласно его сведениям, там поселились его товарищи-охранники, пусть живут на здоровье. Хотя бы поспят нормально. А то живут своими общежитиями по десять-пятнадцать человек в квартире, как таджики.
У Гагаринского суда дорога была заблокирована грузовиком и ОМОНом.
– Кого-то важного судить привезли? – спросил Дед, ни к кому в частности не обращаясь. На так спросил, внутри автомобиля.
– Ну да, вас привезли. Вы же лидер, – сказала девка-майор с переднего сидения. Без всякой насмешки.
Внутрь его ввели без наручников, но окружив просто толпой ОМОНа и обычных полицейских. Через какие-то чёрные лестницы. Привели и посадили в коридоре. Дед даже захихикал, потому что коридор суда ради него очистили.
К нему пробрался адвокат Тарасов. Щегольское пальто, чёрные туфли с загнутыми вверх носами, шарфик, редкие седые волосы зачёсаны назад с помощью жидкости для волос, да так и застыли, прядками. Дед вспомнил другого адвоката, американца, в Нью-Йорке, того звали Эл, у него точно так же были зачёсаны назад волосы, прядками. И пованивало от него сильным мужским одеколоном. «Профессии накладывают на людей отпечаток», – подумал Дед. И стал обсуждать с Тарасовым, что он будет говорить. Появился Кирилл, оказывается, адвокат Орлов вызвал его свидетелем.
И действительно, ведь Кирилл присутствовал при задержании Деда. И расскажет, что Деда задержали в пяти шагах от двери в подъезд. Кирилл расскажет, как было дело. Но судья его свидетельство не примет во внимание. Поскольку Кирилл был сам осуждён в это же время за неповиновение полиции и зато, что ругался матом.
Пришлось провести в коридоре суда довольно долгое время, потому что адвокат Орлов опоздал. Адвокат Орлов жил в Московской области и зависел от электричек, которые ходили нерегулярно. Автомобиль он взял в кредит, но водить его опасался.
Адвокат Тарасов, оглядев блондинку-майора, заметил, что личный состав МВД меняется к лучшему. «В моё время таких поразительных девушек вовсе не было», – сказал адвокат Тарасов, остановившись взглядом на выдающихся бедрах майора.
Их отгородили в их аппендиксе коридора здоровенными бойцами ОМОНа, и явившиеся в суд активисты партии приветствовали Деда из-за частокола из омоновцев.
Пришёл Орлов, их позвали в зал. Адвокаты недовольно, но миролюбиво посмотрели друг на друга.
Судья, высокий и плотный красавец лет сорока, недовольно поглядел на обоих адвокатов.
За компьютерами справа от судьи сидел худенький конопатый секретарь суда, даже не секретарь, но секретаришко такой себе. В зале стоял запах бумаги и электричества. Дед подвигал ноздрями.
– Пахнет бумагой и электричеством.
– Электричество не пахнет, – сообщил Орлов. Он закончил свою милицейскую службу капитаном.
– Бумагой и электричеством, – с удовольствием повторил адвокат Тарасов, имевший при увольнении звание полковника, следователя Генпрокуратуры по особо важным делам. «Артистизм и воображение Тарасова превышают артистизм и воображение Орлова», – отметил Дед.
Судья вызвал первым свидетеля – майора из ОВД на Ленинском проспекте. Тот, не стесняясь, пересказывает неправдивую версию задержавших Деда бойцов 2-го оперативного полка. Майор ещё добавляет от себя, что Дед якобы продолжал ругаться и отталкивать от себя полицейских, уже находясь в ОВД на Ленинском.
