Александр Сладков - Обратная сторона войны
– А можно я постреляю из своего любимого пистолета?
– Конечно!!!
Вася достал пулемет Калашникова и с первой очереди вывалил в грудной пластине дыру размером в кулак. Пули ушли в сторону соседнего лагеря.
– Что у вас тут происходит?!
– Сдурели?!
На нас светили фонариком два полковника. В странной форме одежды. Только бушлаты, без брюк. В темноте белели ноги, торчащие из синих армейских трусов. На груди каждого висел автомат. Видно, что выскочили по тревоге.
– Капитан, я тебя сейчас закопаю!
– Товарищ полковник…
– Да ты мне баню запорол, понял?!
И эту проблему решили. Через час полковники, качаясь и хохоча, лупили из двух стволов по этому же бронежилету.
Утром я увидел Чумаченко с лопатой.
– Вова, ты что делаешь?
– Окапываю палатку. Нужно бруствер сделать.
– Зачем?
– Да эти самоликвидаторы, наверное, сегодня по нам стрелять будут. За вчерашнее.
Бобро сказал, надо готовиться. Вендетта!
Вертолетный вальс
Мы все чаще бываем на Ханкале. Она обрастает войсками. Там штаб. Формируется группировка. Работы – море. Единственная печаль – это КПП. Вечно дежурный лейтенант, мордатый десантник, пускает нас каждый раз чуть ли не с боем.
– Не положено.
– Вот, пропуска у нас.
– Ваши ожидающие должны встретить, сопроводить.
– Кто встретит, генерал? Ему сюда бежать?
С генералом я перебарщивал. Я даже не знал, кто на базе самый главный.
Мы приезжали на Ханкалу для свободного поиска. Туда-сюда заедем, познакомимся. На аэродром заскочим. Здесь когда-то действовала самая лучшая взлетно-посадочная полоса на Северном Кавказе. Учебный полк стоял, курсанты летали. Теперь все поле заставлено разбитыми с воздуха самолетами «Як-52». Это наши штурмовики постарались, вывели из строя дудаевскую авиацию. Вывели, но не до конца. В кабинах остались рабочие катапульты. Уже двух любознательных пехотинцев здесь потеряли. Как? Очень просто. Садится любознательный человек в летное кресло и начинает дергать все лямочки, рычажки. Раз!!! Его подкидывает высоко в воздух. А обратно – без парашюта. Встреча с землей, все, труп.
Рядом расположилась самоходно-гаубичная батарея из Питера. Как-то подъехали к ним на ночь глядя. Вызвали командира:
– Можешь разок пальнуть?
– Нет, ребята, извините, но у нас перемирие.
– Один раз!
Еле уломали. Бабахнули они наугад, сняли мы вспышку во тьме и поехали. А батарея как давай долбить! Залпами! Мы вернулись опять к командиру. Он азартно потирал ладони.
– Что такое? Перемирие же!
– Не мешайте, ребята. Попали мы. Прямо в логово. Теперь разведка цели дает одну за одной. Давай, огонь!!!
Залп питерских самоходок. Нащупали цель
На Ханкале я познакомился с удивительным человеком, с Серегой, начальником разведки двадцать первой десантно-штурмовой бригады, из Ставрополя. Кстати, до его штаба тоже порой непросто было добраться. В Чечне существовала такая система паролей. Каждый день караулам и командирам дается число. Скажем, «пять». И вот вас на подходах проверяют на вшивость. Выкрикивают одну цифру, а вы должны крикнуть свою, но чтоб в сумме у вас с часовым получилось именно «пять». Если ошибка – пуля в лоб. Так вот, у десантников дежурный солдатик сидел с мегафоном в руке. Завидев нас еще вдалеке, он кричал:
– Стой! Два!
А мы не могли в ответ до него докричаться – далеко. Вот стоим, обычно, переминаемся с ноги на ногу, кричим, пока он нас не услышит.
А Серега… Он не был военным в моем понимании. Очень-очень спокойный.
Вдумчивый, интеллектуальный. Бывало, приедем к нему в хозяйство и беседуем, беседуем ночь напролет. О книгах, о морали, о жизни. Потом десантников перекинули, и мы уже трудились в горах… Словом, прилетаю я однажды с побывки в Чечню. Уже не на «Северный», а прямо на Ханкалу. Выхожу из «Ми-26», а на улице солнышко, травка такая ласковая, весенняя. А на травке десантники с вещами, ждут отлета. Среди них лейтенант мордатый, друг мой ситный с КПП, сидит на деревянном ящике. Я не поленился и подошел.
– Ну что, улетаешь?
– Да, все, домой.
– Слава богу, дождался я, пока тебя уберут!
Мордатый равнодушно пожал плечами.
– Слушай, а дружок мой где, Серега, ваш начальник разведки?
Лейтенант угрюмо похлопал по ящику:
– Вот он, здесь.
– Не понял.
– Цинк это. Гроб. Застрелили Серегу неделю назад. Везу домой.
Эх… Пошел, оказывается, мой товарищ ночью проверять посты. А напротив КПП сад стоял роскошный, яблоневый, вишневый. Весь в цвету. Вот из этого сада Серегу и застрелили. Всего одна пуля. Все. Этот сад приказали вытоптать. Кстати, 135-й бригаде. Выехал Костя Стулов со своей ротой на БМП и сровнял все с землей. Теперь КПП аж с дороги видно, стрелять можно прямо из города, если из снайперки.
Батальон Долговидова тоже стоял на Ханкале. Рядом с вертолетной площадкой.
И вот сидели они спустя пару недель в теньке с летчиками и медсестрами. Пили чай. Вдруг одна говорит:
– Эх, вот бы сейчас вишни попробовать.
Долговидов сразу вызвал разведчиков.
– Ребята, возьмите вон ведро, наберите вишни.
– Ой, у меня и взамен-то ничего нет.
– А вы вальс танцевать умеете? Станцуете со мной?
– Станцую, если музыка будет.
Долговидов подмигнул вертолетчикам:
– Запустите машину!
И вот на бетонной площадке, в мае девяносто пятого, танцевали вальс два человека. Она в туфельках и белом халате, он – в тяжелых сапогах и выцветшем камуфляже. А вместо музыки им шелестел вертолетный двигатель. Почти в такт, во всяком случае, им так казалось.
Обратная сторона войны
Иногда мы уезжаем в Моздок на бронепоезде. Так называют состав из двух деревянных теплушек, двух плацкартных вагонов и трех открытых платформ, на которых растяжками закреплены БМП с развернутыми в разные стороны пушками. А еще стоит зенитная установка для стрельбы по наземным целям. Все это волочет «подкидыш», то есть паровоз. Подкинешь в топку угля – он поедет.
Как-то мы сняли в Моздоке люкс в единственной городской гостинице. Помылись, сгоняли на рынок, купили солений разных корейских, сала, хлеба горячего. Только собрались поужинать, как Вадик Андреев поднял вверх палец:
– О! Забыл! У меня ж граната! Во, омоновцы подарили!
Я не успел сказать «мама», как он вытянул ее из своей рыбацкой жилетки и вдруг испуганно кинул на пустой стол. Ребристая лимонка прокрутилась, как юла, и остановилась. Мы замерли.
– Бляха! Я кольцо оторвал!
Все метнулись. Я даже не понял, как оказался за холодильником. Тишина.
Взрыватель не щелкнул. Пять секунд, двадцать, сорок… Кук лежал на полу в коридоре.
– Что там?
– Посмотри.
– Сам посмотри!
– Вадик! А ну давай!
Вадик, припадая на больную ногу больше обычного, зашагал к столу. Взял двумя пальцами гранату, как заразную, одной рукой открыл дверь на балкон и вышел.
Я подождал минуту, выглянул. Вадик курил.
– Где граната?
– Выкинул.
– Куда?!
– Вон в клумбу.
Господи, что нам от солдат требовать, если у нас пятидесятилетние мужики черт-те что вытворяют.
Ужинали молча. Потом я заказал по телефону переговоры с «Вестями». Там обрадовались.
– О, Сладков! А мы тебя ищем! Надо один сюжетец сделать.
– Готов.
– Там на восстановление железной дороги у вас в республике миллиарды выделены. Тебе надо показать, как их реализуют.
Опять про деньги. Тут на побывке, в Москве, меня на съемку отправили.
– Езжай в Правительство, в Белый дом. Твоя тема, там деньги на восстановление Чечни распределяют. Между министерствами.
Поехал я и ошалел. От сумм, от бодрых докладов. Я и не думал, что такие деньги на восстановление выделяют. Это… Другая сторона войны.
– Не буду я про железную дорогу делать.
– Это почему?
– Какие миллиарды, кому? Да я сейчас приехал по ней в Северную Осетию. Она цела, и по ней поезда ходят.
И тут дверь номера распахнулась. Вошел абсолютно пьяный полковник.
В форме, с погонами. Сел напротив и еле выдавил из себя:
– Не хотите… Отдохнуть… После боев… У нас баня…
– Товарищ полковник…
Он испугался. Потекли слезы.
– Откуда вы знаете мое звание?!
– Да бога ради, идите! Без вас есть кому настроение испортить! То граната, то бюджет!
Палатку нашу через день разобрали. Хозяйство Волкова отпустили домой.
А нас перевели на Ханкалу. И началась у нас совсем другая жизнь.
«Москва-400». Горная война
(очередь четвертая)
Город, которого нет
Ханкала – это город. Вместо центральной площади – место для приземления вертолетов. Вместо домов – вагончики и палатки. Вместо дорог – разбитые колеи, в жару пыльные, в дожди непролазные. Вместо заборов в нашем городе – маскировочные сети, натянутые высоко, метра в три-четыре. За их пластмассовой запыленной листвой не разберешь, кто живет. А будешь стоять, подглядывать – вмиг скрутят и отволокут в контрразведку. Сети делят всю территорию на «хозяйства». Тут разведчики, там десантники, а еще связисты, летчики, саперы, артиллеристы, спецназ и так далее. «Хозяйства» – это представительства или штабы. Основные силы разбросаны по всей Чечне.
