Виталий Пенской - Великая огнестрельная революция
Реализация этой идеи на практике была лишь вопросом времени, и очень скорого. Теоретически испанцы должны были первыми сделать этот переход. И, казалось, к концу XVI в. они встали на этот путь. Так, в 1570 г. Доменико Моро предложил сократить число пикинеров до 1/3, а также принять такой боевой порядок, когда мушкетеры и пикинеры выстраивались бы на поле боя самостоятельными подразделениями глубиной в 6 шеренг (выделено нами. – П.В.). По существу, идея, высказанная Моро, носила революционный характер. Тактика приобретала вместо прежнего активного характера пассивный. На смену прежним средневековым глубоким колоннам-«баталиям» пикинеров, которые своим таранным ударом и натиском тесно сплоченной массы людей прорывали неприятельский фронт, должны были прийти носившие ярко выраженный оборонительный характер построения. Исход же сражения решался бы не рукопашным единоборством бойцов, вооруженных холодным оружием, как в старое доброе Средневековье, а массированным огнем мушкетеров и аркебузиров.
Уловив эти тенденции, испанские военачальники, как уже было отмечено выше, к концу XVI в. явочным порядком уменьшили численность tercio с первоначальных 3 тыс. солдат до 1,5–1,8 тыс., а то и менее, одновременно увеличив в его составе долю стрелков. Это неизбежно вело к изменению самого боевого построения. Каре пикинеров уменьшилось, а «рукава», составленные из мушкетеров, напротив, выросли в размерах, в отдельных же случаях тыл tercio уже не прикрывался стрелками. Пика постепенно превращалась из наступательного оружия в оборонительное. Кому как не испанцам, с их ресурсами и опытом, можно и нужно было сделать последний, решающий шаг и осуществить переворот в тактике.
Однако нет пророка в своем отечестве. Сократив еще во время Итальянских войн численность прежних массивных и громоздких, но слишком уязвимых баталий пикинеров и впервые успешно использовав на полях сражений большое количество аркебузиров и мушкетеров, испанские генералы не смогли завершить начатый поворот. Загипнотизированные успешными действиями своей отменной пехоты, сведенной в tercio, они практически до середины XVII в. продолжали придерживаться старой тактики, которая к тому времени уже все меньше и меньше отвечала требованиям времени. В конечном итоге этот консерватизм вкупе с экономическими, финансовыми и политическими проблемами погубил и славу испанского оружия, и могущество Испании.
Следующий подход к тактической революции сделали французы. Во время ожесточенных религиозных войн во 2-й половине XVI в. во Франции элементы новой тактики активно использовались гугенотами и католиками (особенно первыми). Дж. Линн, анализируя развитие военного дела во Франции в конце XVI в., во время этих войн, отмечал, что Генрих Бурбон, будущий король Генрих IV, талантливый военачальник и практик, провел ряд реформ в своей армии. Так, по его требованию гугенотская кавалерия отказалась от использования «чистого» caracole и, построившись на поле боя в 6 шеренг (! – П.В.), использовала огнестрельное оружие только для подготовки последнего броска на больших аллюрах со шпагами наголо. Кроме того, Генрих неоднократно смешивал кавалерийские эскадроны и роты мушкетеров, оказывавших тактическую поддержку друг другу на поле боя. Значительно большее, чем у его оппонентов, внимание Генрих уделял действиям мушкетеров. В его армии пикинеры, хотя и составляли значительную часть пехоты, уже не играли существенной роли. Во всяком случае, исход трех важнейших сражений, данных Генрихом в октябре 1587 г. при Кутрасе, в сентябре 1589 г. при Арке и в марте 1590 г. при Иври, решил слаженные действия Генриховой кавалерии, аркебузиров и артиллерии. Католики, сражавшиеся по правилам испано-католической военной системы, не смогли противопоставить гибкой тактике Генриха ничего сколько-нибудь равноценного. «К 1600 году, – отмечал Дж. Линн, – французская армия использовала примерно ту же тактику, что и Густав Адольф четверть века спустя…»194.
Однако, в отличие от голландца Морица Нассауского, о котором речь еще впереди, Генрих не был теоретиком. Отличный тактик, у которого суворовский «глазомер» явно преобладал над абстрактным мышлением, Генрих так и не смог стать «ученым-солдатом», не сумел создать собственную военную школу. Будучи прекрасным практиком, интуитивно обозначив путь к выходу из тактического тупика, Генрих не смог довести дело до логического завершения, оформив свои тактические изыскания в форме теории. Однако у него остались ученики и последователи, которые довели начатое им дело до конца.
Подводя общий итог развития западноевропейской военный мысли и практики к концу XVI в., можно с уверенностью сказать, что критическая масса уже была налицо. Тактические идеи, воплощенные в жизнь Морицем Нассауским, уже не были в Европе чем-то необычным и неслыханным. Как отмечал Ф. Таллетт, «…знания о новом оружии, муштре, тактических боевых порядках, технике фортификации и ведения осады и других аспектах военного дела широко распространились в военной литературе, включавшей в себя памфлеты, брошюры, книги, трактаты, наставления и мемуары. Во все возрастающем количестве они стали появляться с начала XVI в., подобно наводнению хлынули после 1560 г. и продолжали выходить в большом количестве на протяжении всего XVII столетия…»195. Трудами нескольких поколений практиков и теоретиков было создано некое новое интеллектуальное пространство, «атмосфера», в которой постоянно рождались все новые и новые рецепты достижения победы. Дело оставалось только за тем, чтобы «поймать» дух времени, уловить его, обобщить, проанализировать, создать новую военную систему и опробовать ее на практике, доказав эффективность новых методов не только на бумаге, но и в поле, соединить воедино теорию и практику. Европейские военные были уже готовы воспринять новые тактические принципы.
Этот скачок в развитии западноевропейского военного дела в полном соответствии с отмеченной выше тенденцией переноса центра тяжести экономической, финансовой, политической и интеллектуальной жизни Европы с юга на север, с солнечных и жарких берегов Средиземного моря к сумрачным и холодным берегам Ла-Манша, Северного и Балтийского морей произошел на рубеже XVI–XVII вв. в самой передовой на то время во всех отношениях стране – Голландии, «Семи провинциях». И связан этот переворот оказался с событиями Восьмидесятилетней войны 1568–1648 гг., войны, в которой маленькая Голландия сумела завоевать независимость от казавшейся непобедимой Испанской империи.
Восьмидесятилетняя война, практически никак не освещенная в современной российской историографии, занимает, пожалуй, в истории развития западноевропейского и мирового военного дела место не менее, если даже не более важное, чем Итальянские войны. Если последние ознаменовали переход к высшей стадии развития военного дела Средневековья в Западной Европе, то по отношению к Восьмидесятилетней войне можно сказать, что тогда начался процесс становления как войны, так и армии Нового времени. Нидерланды последней четверти XVI в. стали своего рода настоящим испытательным полигоном для проверки новых идей и военных технологий. Именно здесь, на голландской земле, доведенная до максимально возможного совершенства позднесредневековая военная система столкнулась с новыми реалиями и в конечном итоге потерпела первое серьезное поражение. Рожденная в ходе противоборства голландская военная система стала основой для шведской системы, а из них потом сформируется европейское военное искусство Нового времени.
Создание основ новой, «протестантской» военной системы многие историки связывают с деятельностью двух человек – двоюродных братьев Вильгельма (Виллема) – Людвига и в особенности Морица Нассауских, возглавивших борьбу голландцев против испанского господства с конца 80-х гг. XVI в. Маленькая «Республика Соединенных провинций», вступив в противоборство с могущественной Испанской империей, оказалась в чрезвычайно трудном положении. С началом революции в «Низинных землях» испанская корона, пользуясь своей огромной военной и морской мощью, оккупировала Нидерланды и приступила к беспощадному подавлению всяких проявлений недовольства. Против всех ожиданий, карательная экспедиция, казавшаяся первоначально легкой и быстрой, неожиданно затянулась – голландцы упорно сопротивлялись. Однако перевес был на стороне испанцев, и восставшие терпели неудачу за неудачей, пытаясь сражаться с испанцами по их правилам игры.
Мориц принял командование над голландской армией в трудное для республики время. Прежний опыт столкновений с испанской армией показал всю ненадежность прежних наемных армий, которые пытался использовать Вильгельм Оранский. Немецкие наемники оказывались разгромленными испанскими ветеранами, славившимися своим неудержимым напором, храбростью и стойкостью – Йемминген, Моок, Жамблу наглядно продемонстрировали это. Невозможность противостоять испанцам в полевых сражениях вынудила голландцев сделать ставку на ведение крепостной войны. Осаждая один за другим голландские города и городки, многие из которых были модернизированы или перестраивались согласно принципам trace italienne, испанцы теряли темп и несли совершенно ненужные расходы и потери196. Мориц же и Вильгельм Нассауские получили драгоценную передышку для того, чтобы тщательно обдумать причины неудач и попытаться найти путь к победе.
