Василий Стенькин - Под чужим небом
Было уже за полночь. Ночные допросы сильно изнуряли, выматывал и силы. Возбужденные нервы и голодная боль в желудке отгоняли сон. В тюрьме был установлен такой порядок: ужин, так же как обед и завтрак, приносили и убирали в одно и то же время строго до минуты. Если арестованный был на допросе, он оставался голодным.
Юкава и другие следователи часто допрашивали по ночам. Лишением сна и пищи они рассчитывали сломить волю арестованных.
Рыжухин спал, укрывшись с головой колючим одеялом. Когда заскрежетала железная дверь, он испуганно вскочил.
— Спите, спите, Всеволод Кондратьевич, ничего не случилось.
— Что-то вас нынче долго.
Таров присел на кровати соседа.
— Ничего, выдюжим. В животе вот пусто, сосет.
— Я припрятал хлебца кусочек. Там под подушкой.
— Спасибо.
— Я сейчас у себя на Фонтанке был. Ладно спите, а то скоро подъем. Утром расскажу.
Рыжухин лег и отвернулся к стене. Ермак Дионисович неторопливо съел хлеб. Он долго не мог уснуть, перебирал в памяти все вопросы следователя и свои ответы. «Неопровержимые материалы... Врет, ничего у них нет, — размышлял Таров. — Да и откуда им быть». Наконец он забылся, задремал.
Утром Рыжухина увели, и он не возвратился в камеру. Так и не успел старик рассказать о том, как он побывал на своей Фонтанке. «Живуч человек! Изломали, измочалили, а вот поди же, сохранил русскую душу», — сочувственно думал Ермак Дионисович о своем бывшем сокамернике.
Больше недели Тарова не вызывали на допрос. Многое передумал он за эти дни. Вначале пришла мысль: дело закончено и передано в судебную инстанцию. Значит, осудят к лишению свободы, придется чахнуть в тюрьме без всякой пользы, сорвутся планы.
Таров мучительно искал причину неудачи, невольный просчет и не находил. Одно казалось несомненным: ставка делалась на поддержку Семенова и Тосихидэ, а те не захотели встретиться с ним. А может быть, им не докладывали о нем? И тут мелькнула новая мысль: наверное, проверяют показания. Пока отыщут Семенова и Тосихидэ, пока те выслушают сообщения... Да и помнят ли они о каком-то Тарове? Тосихидэ, конечно, забыл: для него он просто агент, каких прошло, должно быть, не одна сотня. А Семенов не мог забыть — четырнадцать лет служил у него... Но пытаясь представить воображением эти встречи, Таров находил все же более желательной встречу с Тосихидэ. На помощь недоверчивого и мнительного атамана он перестал надеяться. Хотя там, на родине, больше полагался на содействие Семенова.
Время словно остановилось. На улице разгулялась метель, в серой мгле камеры день мало отличался от ночи. Таров определял время по завтракам, обедам и ужинам: семь утра, час дня, семь вечера. Одиночество, неволя, неизвестность... Иногда казалось что сходит с ума. Он с нетерпением ждал вызова к следователю... В те дни, когда дежурил Кимура, можно было переброситься с ним парой пустых фраз. Таров не хотел подводить доброго унтер-офицера. Зная, что камера оборудована аппаратурой подслушивания, он не начинал разговоров, которые могли бы быть истолкованы во вред Кимуре.
Наконец, дверь отворилась в необеденный час. Велели собираться на допрос. Таров вздохнул с облегчением.
Поручик Юкава встретил приветливой улыбкой, предложил сесть и протянул сигарету.
— Какое ваше самочувствие, Таров? — спросил он, пуская вверх, чуть ли не до потолка струйку дыма.
— Самочувствие? — переспросил Таров. Вопрос поручика удивил его необычностью, но он сумел скрыть это. — Мое настроение зависит от вас, Юкава-сан...
— А все-таки?
— Жизнь коротка, господин поручик. Была бы у меня шкатулка бессмертия, какую подарила Отохимэ — дочь морского дракона рыбаку Урасиме, спасшему жизнь черепахе...
— О! Вы знаете японские сказки? И как бы вы распорядились такой шкатулкой?
— Урасима открыл шкатулку и лишился жизни. Я не стал бы открывать ее и жил бы долго-долго.
— Мой отец говорил: важно не сколько лет жить, а как жить.
— Верно. Но ведь обидно тратить жизнь без пользы, когда стремишься к высокой цели...
Зазвенел телефон. Юкава вскочил, одернул китель и суетливо схватил трубку.
— С вами будет беседовать начальник военной миссии генерал Янагита, — сказал поручик, кладя трубку. — Помните, Таров, от этой беседы зависит ваша судьба. Или вы заслужите милость, или как ваш сосед Рыжухин...
Юкава не закончил предложение: посмотрел на часы и стал прибирать бумаги на столе.
Переступив порог генеральского кабинета, Таров опустился на колени и сложил перед собою руки ладонями вниз. Таков японский обычай. Этой позой выражают просьбу и смирение.
Тарову было противно рабское унижение, но он знал, что перед ним хитрый враг, которого надо обмануть; он, Таров, только разыгрывает роль, чтобы усыпить бдительность врага, ему нужно заслужить его доверие.
Генерал был невысокого роста, тучный, с двойным подбородком. Отлично пригнанная и старательно отутюженная блестящая форма не скрывала, а скорее подчеркивала солидный возраст и полноту.
— Подойдите ближе, — попросил Янагита мягким голосом, повертываясь вместе с креслом вполуоборот к вошедшим. Встать он не разрешил, и поэтому Таров передвигался на коленях. Поручик Юкава стоял за его спиной. Как позднее узнал Таров, такой способ представления начальству здесь был обязательным. Не только арестованных, но даже людей, обращавшихся с заявлениями и просьбами, заставляли входить в кабинет генерала на коленях. Разумеется, на японцев это не распространялось.
— Скажите, Таров, вы на следствии показали правду? Все, что тут записано, — генерал положил руку с короткими и толстыми, как сардельки, пальцами на пухлое дело в серой обложке, — истинно?
— Так точно, господин генерал, я показывал истинную правду.
— С какой целью вы прибыли в Маньчжоу-Го?
— Я в течение всей жизни боролся с большевиками. Прибыл сюда, чтобы продолжать эту борьбу.
— Каким способом?
— Я хотел связаться с атаманом Семеновым, которому много лет служил верой и правдой и под его руководством...
— Встаньте! — тихо приказал генерал.
Таров еле поднялся, преодолевая напряжением воли острую боль в коленях и судороги в икрах. Янагита вышел из-за стола.
— Что это у вас колени дрожат? — спросил он, улыбнувшись. — Вы трус?
— Нет, господин генерал, не трус, — сказал Таров и тоже заулыбался. — Должно быть, от непривычки стоять на коленях.
— Какими языками вы владеете?
— Японским, русским, китайским, маньчжурским, монгольским и бурятским. Слабо знаю санскрит. В молодости читал в подлиннике любовную лирику Амару, «Рамаяну» и «70 рассказов попугая».
— Да вы настоящий полиглот! Где же изучили столько языков?
— В Петроградском университете, господин генерал. У меня с юных лет было большое влечение к восточным языкам.
— Вот как!
Янагита тяжело шагал по ковровой дорожке, сцепив за спиною руки указательными пальцами.
— Мы проверили ваши показания и готовы верить вам. Я имею предложение: не согласитесь ли вы, господин Таров, вернуться в Россию с нашим заданием?
— Меня там разыскивают как государственного преступника, бежавшего из колонии. При моей приметной внешности я не смогу долго скрываться.
— Да, пожалуй, вы правы. А к нам на службу пойдете?
Ермак Дионисович был обрадован предложением генерала и впервые услышанным обращением «господин», но радость надо было скрывать.
— Я понимаю, господин генерал, без вашей помощи мы бессильны, но...
— У вас есть возражения? — спросил Янагита.
Его тонкие брови удивленно поползли вверх.
— Нет. Но мне предварительно хотелось бы встретиться с атаманом...
— С генералом Семеновым мы договоримся. Это я вам твердо обещаю.
— Тогда я вверяю вам свою судьбу, ваше превосходительство.
— Но учтите, Таров, — сухо проговорил Янагита, сверкнув золотыми коронками, — если раскроем обман или предательство с вашей стороны, мы будем беспощадны. Ужасы инфэруно — ужасы ада — вам покажутся детской забавой.
— Я сумею доказать мою преданность японскому императору.
Взгляд Янагиты потеплел. Он начал говорить о великой миссии, которую провидение возложило на его страну. Потом он взял со стола газету «Тайо Дайниппон» за 5 января 1942 года — дату Таров хорошо запомнил — и стал читать вслух пространные выдержки из статьи «Императорская сфера Великой Восточной Азии». В эту «сферу», автор включал многие страны и земли: Японию, Маньчжурию, Китай, Советский Дальний Восток, Малайю, Афганистан, Австралию, Новую Зеландию, Филиппины, острова Тихого и Индийского океанов.
— Вам оказана честь и большое доверие, Таров, — сказал генерал в заключение, — не забывайте этого. И еще раз хочу напомнить вам: мы очень хорошо благодарим наших друзей и беспощадно караем врагов и предателей...
