Иван Колышкин - В глубинах полярных морей
Всем, что нужно для учебы, для боя, для жизни, нас обеспечивает береговая база. Так называется на флоте служба тыла соединения. Возглавляют бербазу капитал 3 ранга Григорий Морденко и батальонный комиссар Василий Шувалов. Оба они в прошлом плавали на подводных лодках, и обоим хорошо известны нужды кораблей и запросы экипажей.
Хозяйство береговой базы большое, коллектив ее многолюдный. А что касается духа, настроения людей, то об этом красноречивее всего говорит такой пример. Когда летом начали формировать матросские отряды для фронта, на береговой базе четыреста человек записалось добровольцами. Из их числа отобрали двести семьдесят три человека. Всех желающих, конечно, послать на фронт не могли. Ведь кому-го надо готовить корабли к походам. А дело это не простое, не легкое.
Днем и ночью, в любую погоду лодке могут потребоваться топливо и торпеды, продовольствие и дистиллированная вода, смазочные масла и кислород. Все это подается к причалу моряками береговой базы. Есть здесь и дизеля, которые заряжают аккумуляторные батареи лодок. А если на лодке кто-нибудь заболел и не может идти в море, равноценную замену дает опять-таки береговая база, где имеются представители всех лодочных специальностей.
Прозаически-будничный, тяжелый труд, в котором как будто бы нет места для ярких, героических поступков, люди бербазы выполняют поистине самоотверженно.
[88]
Не было случая, чтобы по их вине лодка задержалась с выходом в море. И подводники по справедливости считают их соучастниками своих побед.
Но ведь это не всегда служит хорошим утешением. К примеру, матрос, который ездит на кривом базовском мерине Ваське, не чувствует себя отважным покорителем морских глубин, хотя товарищи и называют его с ехидцей «подводником», имея в виду запряженную подводу. И военкому Шувалову приходится прилагать немало сил, разъясняя людям, сколь велик их вклад в боевые дела бригады, как почетна их работа. Но все же желание «понюхать пороху», ощутить себя настоящим бойцом, утвердиться в самосознании активного участника войны не, покидает матросов. Им все-таки кажется, что они слишком мало делают для победы. Всеобщую зависть вызывает судьба тех, кто попал воевать на сухопутье. Отзывы о них самые лестные, они не посрамили честь подплава. Смертью храбрых пали в боях матросы береговой базы Александров, Долгов, Лизогуб, Тельников…
Во время стоянок мы живем в удобных теплых помещениях, где за каждой лодкой и дивизионом закреплены «кубрики» и «каюты». Все мы находимся на казарменном положении.
В Полярном малолюдно. Сейчас его населяют почти одни военные. Редкий досуг мы коротаем в Доме флота. Там регулярно идут кинокартины. Выступает наш флотский ансамбль под руководством Бориса Боголепова. Ставит спектакли театр Северного флота. Да и вообще в базе постоянно происходят какие-то события, вносящие разнообразие в нашу жизнь.
Летом прошлого года, например, всеобщее любопытство вызвали английские моряки. В августе к нам пришли две британские подводные лодки — «Тайгрис» и «Тридент». Встретили мы их дружелюбно и гостеприимно. В первый же день около помещений береговой базы собирались группы английских и наших матросов. Завязывались очень оживленные беседы, главным образом с помощью жестов. Англичан угощали папиросами и махоркой. Они в свою очередь угощали наших моряков непривычно душистыми сигаретами. Показывали друг другу фотографии родных, деньги, часы.
На следующий день такие группки еще собирались накоротке. Но взаимный интерес был быстро исчерпан.
[89]
Давал себя чувствовать языковой барьер. Англичане не говорили по-русски. А наши краснофлотцы не были сильны в английском. И встречи эти прекратились сами собой. Правда, контакты офицеров продолжались. Изредка устраивались совместные обеды. Командиры какой-нибудь «катюши» приглашали на обед офицеров одной из английских лодок, Потом следовало ответное приглашение.
Все мы вольно или невольно сравнивали порядки на английских кораблях с нашими. В глаза бросалось то, что наши лодки выглядели чище, опрятнее. Да и в смысле дисциплины мы отличались от англичан, выделяясь в лучшую сторону. Подводники наши были подтянуты, соблюдали форму одежды, приветствовали друг друга, отдавая честь, чего нельзя было сказать об англичанах.
Когда «Тайгрис» и «Тридент» добивались успехов в боевых походах, они, возвращаясь с моря, поднимали на фалах небольшие фашистские флаги, перевернутые вверх ногами, по числу потопленных кораблей и салютовали сиреной. И наши моряки прибегали к причалам, чтобы поздравить союзников с победой. Выходили и англичане встречать наши лодки, объявлявшие о своих боевых делах артиллерийскими салютами.
На смену этим лодкам потом пришли две другие — «Сивулф» и «Силайен», Они тоже имели боевые успехи. Базировались английские подводники на Полярное до 1943 года.
Приятное разнообразие в наш будничный быт вносят торжественные обеды с жареным поросенком. Этим роскошным по военным временам блюдом угощают победителей. А началось все с шутки. Как-то Августинович, сохраняя серьезное выражение на лице, сказал Морденко:
— Не вижу со стороны береговой базы ликования по поводу наших побед. Подводники, понимаешь ли, в поте лица корабли топят, салюты в честь этого дают. А вы вроде бы и не замечаете. Поросенка бы, что ли, резали за каждую победу. А то нехорошо получается…
Григорий Павлович отнесся к такому предложению вполне по-деловому. Договорились, что для каждой команды, вернувшейся с победой, будет даваться обед с поросятами по числу потопленных кораблей. И командир базы сдержал свое слово. Новый обычай всем очень
[90]
понравился. И вскоре Морденко пришлось завести довольно крупный свинарник. Случалось, он сокрушался:
— Ну виданное ли дело? Для одной «малютки» — двух поросят жарить! Команда ведь маленькая — не съедят. Да и свиней этак не напасешься.
Однако опасения рачительного хозяйственника были напрасны. Поросячье стадо имело достаточный приплод. А то, что попадало на праздничный стол, никогда не оставалось недоеденным.
Популярность таких обедов объяснялась отнюдь не преувеличенным интересом подводников к тонкостям гастрономии. Обеды с поросятами стали своеобразной формой сплочения и укрепления нашей морской семьи и даже обмена боевым опытом. На них приглашали командующего флотом, члена Военного совета, командование бригады, командиров дивизионов и лодок, стоявших в базе. В простой и непринужденной обстановке участники минувшего похода с увлечением рассказывали о пережитом в море, приводили бесчисленные подробности боевого столкновения с врагом. Здесь в отличие от официальных разборов их рассказы получали более сочную, эмоциональную окраску.
За некоторыми праздничными столами бывает не принято говорить о повседневных делах, о службе — считается, что интереснее и лучше для отдыха вести общий, «развлекательный» разговор; в этом видят чуть ли не признак хорошего тона. Мы придерживались на это своей точки зрения. Для нас не было ничего, более интересного и увлекательного, чем свежие воспоминания товарищей о поиске и торпедных атаках, артиллерийском бое и уклонении от вражеского преследования. Ведь в этом была вся наша жизнь!
Да и разве не интересно было послушать, к примеру, Виктора Котельникова после его январского похода?! В этом походе все началось с атаки транспорта, стоявшего на якоре в небольшой бухточке у самого берега.
— Дали носовой залп этак кабельтовых с десяти, — рассказывал Виктор Николаевич, — а взрыва никто не слышит. Ну, думаю, промазал. Глянул в перископ — транспорт стоит целехонький. Так и есть, промазал! Обругал я себя предпоследними словами и решил развернуться для кормового залпа. Выпустили две торпеды из кормовых аппаратов. Смотрю в перископ — что за на-
[91]
важдение?! Транспорт как заколдованный. Стоит, и ничего ему не делается. А под килем двенадцать метров. Маневрировать для выхода в третью атаку рискованно, бухточка тесная. Что делать? Остается одно: всплывать и топить фашиста артиллерией.
Всплыли. Сапунов со своими артиллеристами, как полагается, пулей наверх выскочил. Бросились они к орудиям. И тут нашим глазам открывается такая картина: транспорт хотя и медленно, но тонет. Значит, все-таки попали мы в него. А к нему полным ходом идет сторожевик, невесть откуда взявшийся. Погружаться поздно. Надо бой принимать. И Сапунов из обеих «соток» ударил по сторожевику.
Со второго залпа сторожевик загорелся, как свечка. Тогда мы решили помочь транспорту, — он, бедняга, никак потонуть не может. Перенесли огонь на него. А тут около нас всплески начали подниматься — это береговая батарея вступила в бой. Принялись маневрировать, но стрельбу не прекращаем. После четвертого залпа транспорт приказал долго жить. И вдруг — чудо. Глазам своим не верю: стоит транспорт как ни в чем не бывало. Не померещилось ли мне, думаю, как он тонул? Пригляделся получше — а это, оказывается, второй транспорт, поменьше. Он за первым не виден был. Перенесли огонь на него.
