Джозеф Гамильтон - Оружие и правила дуэлей
Свободу дискуссий надо тщательно оберегать. Все общественные функционеры, от судьи или сенатора до самого скромного свидетеля в зале суда, должны исполнять свои обязанности «без злобы и пристрастия» и отвергать людей, которые пытаются возложить на них личную ответственность за надлежащее исполнение своих обязанностей. Все ораторы и литераторы должны воздерживаться от употребления ненужных и оскорбительных слов, а поскольку некоторые из тех, кого мы можем назвать, как выясняется, слишком заняты для высказываний на эту тему, мы завершим эту статью нашими соображениями о клевете.
Клевета – одно из самых грязных, бессмысленных и злобных преступлений, свойственных человеческой натуре; ее в равной мере отвергает и христианская и языческая мораль, она враждебна законам нашей нации, нашей природе и нашему Господу. Если мы высказали ложь, то несем ответственность за все беды, которые она причинила, хотя часто мы лишены способности излечивать раны, которые нанесли.
Доброе имя человека часто служит опорой для него, для его семьи и тех беспомощных созданий, которых он опекает; для кого-то они дороже, чем жизнь, а для других – дороже, чем богатство. Писатель, о котором известно, что он знаком с человеческими чувствами, говорит: «Он, который лишил меня доброго имени, украл то, что его не обогатит, а вот я действительно обеднел».
Это верх трусости – нападать на человека из-за спины или кидаться на него, когда он ни о чем не подозревает, ибо это наносит урон такому уязвимому понятию, как репутация; предельно несправедливо осуждать человека без весомых доказательств его вины или лишать обвиняемого привилегии защиты, и это не по-христиански – поступать с другими так, как мы не хотели бы, чтобы они поступали с нами. И до чего унизительна бывает ситуация для клеветника, когда он сталкивается с жертвой своей злобы и трусливо отрекается от своих слов, или пытается смягчить их, или же, может быть, возлагает свои прегрешения на того, кто отсутствует.
В Священном Писании говорится, что язык клеветника режет острее бритвы, он лживый и обманчивый, что он любит зло больше, чем добро, и склонен ко лжи больше, чем к истине. В главе 5 Псалтыря говорится: «Ты погубишь всех, говорящих ложь», а также, что тот, кто клевещет и поносит своих ближних, не будет допущен в Господни чертоги.
Если клевета сама по себе является великим преступлением, куда опаснее сеять рознь между друзьями, родственниками или людьми, чьи отношения счастливо скреплены узами брака, чернить поклонников добродетели или тех, чья жизнь посвящена добрым делам.
ССОРЫ ИЗ-ЗА ЖЕНЩИН
И сердца, которые пылали беззаконной любовью,
Были охлаждены беззаконной сталью.
Лорд К. овладел женой мистера Блиссета, купца, которая сбежала от мужа. Разъяренный муж, имея при себе шпагу, встретил лорда на улице. «Подлец, – сказал он, – забудь о своей похоти и защищайся». – «Чтобы подогреть твой гнев, – сказал его светлость, – знай, что я все эти двенадцать месяцев поддерживал отношения с твоей женой». Они сошлись в поединке прямо на улице. Первый же выпад оказался смертельным для аристократа: шпага его противника пронзила ему сердце. Выживший дуэлянт, бросив свое окровавленное оружие в Темзу, на рыбацком судне бежал в Голландию, где поступил на военную службу.
Вилльерс, герцог Бекингем, не удовлетворившись тем, что соблазнил графиню Шрусбери и рассказывал о ее падении, пользовался любой возможностью, чтобы провоцировать и без того оскорбленного графа, то и дело вызывая его на дуэль. Он надеялся, что одержит очень легкую победу, потому что его светлость был тихим, щуплым и застенчивым человеком. Герцог оскорблял его при каждом удобном случае и наконец публично объявил, что у лорда Шрусбери не хватает духа ответить на оскорбление. Последний выпад не остался без внимания, граф послал ему вызов, и они договорились сойтись на Барн-Элмс в присутствии двух джентльменов, которых выбрали себе в секунданты. Первый же выпад стал гибельным для графа Шрусбери, а его друг таким же образом убил секунданта герцога. Бекингем был очень рад таким исходом, он немедленно занял место графа от Клейфдена, где хвастался совершенным им убийством и показывал свою окровавленную шпагу. Тем не менее герцог был отъявленным трусом, что станет ясно из последующего изложения.
Граф Оссори и герцог Бекингем поссорились, и граф предложил ему приватную встречу на полях Челси, но герцог пересек Темзу у Баттерси, где сделал вид, что ждет Оссори, после чего, отправившись в палату лордов, стал жаловаться, что граф, назначив ему встречу, не сдержал своего слова. Он думал, что палата вмешается, дабы предотвратить дуэль, и не очень ошибся, потому что члены палаты заставили обоих дуэлянтов поклясться честью, что ссора не будет иметь продолжения.
Один из рассказчиков поведал, что графиня Шрусбери, исполняя роль пажа, держала лошадь герцога во время его дуэли с лордом Шрусбери.
Владения герцога перешли к семье Данкомб. К своему глубокому разочарованию, он впустую растратил свое огромное наследство и 15 апреля 1687 года умер в нужде и нищете в доме в Кирби-Мурсайд. Старая потрепанная страница приходской книги просто сообщает о его погребении, но в какой части освященной земли покоятся его останки, неизвестно. Граф Арран, который случайно оказался в Кирби-Мурсайд, посетил герцога, и ему пришлось провожать его в последний путь, возглавив похоронную процессию. Александр Поп в своих строках описал печальную судьбу герцога, умиравшего среди грязи и отбросов.
Герцог представляет собой самый печальный пример растраты блистательных талантов; вся его жизнь была посвящена удовлетворению чувственных желаний. В письме доктору Барроу, которое можно найти на 402-й странице «Истории Скарборо», герцог искренне, но довольно поздно признается в своих ошибках.
Следующее лаконичное сообщение недавно стало распространяться в высшем свете к большому недовольству светской дамы, о которой, как стало известно, и идет речь в данном письме; слова, подчеркнутые в оригинале, мы выделили курсивом:
«Суббота, 17 июля
Лорду... дали понять, что сэр У. утверждал в обществе, будто леди... – лицо сомнительной репутации. Лорд попросил проинформировать его, в самом ли деле сэр У. позволил себе такое утверждение, и если да, он просит дать объяснение. Податель сего будет ждать ответа».
ОТВЕТ
«Сэр У. не припоминает, что он употреблял такие выражения, имеющие отношение к уважаемой леди...; кроме того, он не думает, что вообще должен был прибегать к ним, поскольку не знает ни одной женщины в светских кругах, чья личность вызывала бы меньше сомнений».
Причина дуэли между мистером Скоттом, впоследствии лордом Клонмелом, и мистером Каффе, впоследствии лордом Тиравлеем, была вызвана довольно любопытными обстоятельствами. Леди Тиравлей испытывала откровенную неприязнь к своему мужу (тогда уважаемому Джеймсу Каффе). Детей у них не было, и она прилагала немалые усилия, чтобы муж дал согласие на полный и окончательный развод. Поскольку для него не было весомых причин, мистер Каффе считал, что это смешно, и согласия не давал. Наконец леди решила претворить свое желание в жизнь и стала вести раздельное существование, но я никогда не слышал, чтобы кто-то последовал ее примеру. Баррингтон говорит:
«Как-то мистер Каффе застал свою жену в слезах, что с ней случалось не часто, поскольку по натуре она была амазонкой. Всхлипывая, она опустилась на колени и, как полагается кающейся женщине, наконец поведала мужу, что недостойна его, – она изменила ему, она падшая женщина и полна чувства вины. Я предполагаю, что далее последовал обычный набор из раскаяния, объяснения, гнева, возмущения и т. д., что, в общем, свойственно таким натурам; я не сомневаюсь, что все это исправно продемонстрировали мистер и миссис Каффе. Достаточно сказать, что последняя села в портшез и приказала доставить в ее приватную резиденцию, где и предполагала оставаться, пока оскорбленный муж не выделит ей ежегодную ренту. Мистер же Каффе отправился к общему другу и сообщил ему, что теперь его жена принадлежит «этому ублюдку Скотту», генеральному прокурору, – он считал его другом семьи, а он оказался соблазнителем! Потерпела урон не столько его любовь, сколько честь, и смыть это пятно может только смерть одного из них, и поэтому без долгих церемоний генеральному прокурору будет послан вызов на смертельную схватку, и, защищая свою уязвленную честь, о чем он узнал из признания женщины, мистер Каффе полон решимости сразиться с ним!
Мистер Скотт прекрасно понимал, что его заявление, как генерального прокурора, о своей невиновности будет воспринято светом как благородная попытка с помощью этого лжесвидетельства спасти репутацию миссис Каффе – или же таким образом спастись от мести ее мужа, но при любом варианте развития событий даже самая добродушная часть общества приготовилась к худшему исходу. Муж и предполагаемый любовник встретились, как было обговорено, и обменялись выстрелами; каждая из сторон слышала над головой свист пули, которая не выражала желания свести более близкое знакомство. Мистер Скотт заверил своего противника, что тот глубоко заблуждается, и поручился честью, что никогда не был близко знаком с данной женщиной, которая, по его мнению, потеряла рассудок. Не было никаких оснований отказывать ему в доверии, тем более что, с другой стороны, похоже, мистер Каффе стал жертвой женского обмана. Она была уверена, что они разойдутся, поскольку он выставил ее; и если бы он пал на поле чести, она бы стала благородной вдовой и унаследовала бы его состояние.
