Людмила Шапошникова - Дороги джунглей
― Аё, аё
— Ты что? — спросил его сидящий рядом крестьянин. Кадан показал на зарево.
— Я сейчас увижу, как отдыхает солнце.
— Что? — переспросил крестьянин. — Какое солнце?
— Там, — снова показал Кадан.
— Да разве это солнце? — И задумчиво протянул. — Солнце… Оно тебя так пригреет, что не обрадуешься. Это Коимбатур.
Но Кадан не поверил крестьянину. Уру, даже очень большой, не может так сиять в ночи. Конечно, это отдыхающее солнце.
И Кадан снова повторял:
— Аё, аё, — и восхищенно покачивал головой. Отдыхающего солнца он так и не смог увидеть. Зарево стало рассеиваться и дробилось на множество огоньков, мелькавших в долине. Затем огоньки превратились в светящиеся глаза больших хижин и засверкали на длинных, как кокосовые пальмы, факелах, стоящих вдоль многих троп, пересекающих большой невиданный уру.
— Коимбатур, — объявил кондуктор.
Кадан понял, что он наконец приехал в уру на плоской долине. Автобус остановился на большой площади. Кадана оглушили крики носильщиков и торговцев. Он никогда не видел такого множества людей. Он стоял на площади, подавленный и растерянный, и не знал, с кем надо поздороваться в этом необычном уру. На него никто не обращал внимания, все были чем-то заняты, все куда-то торопились. В его родном уру гостей так никогда не принимали. Никто не предлагал ему свою хижину для ночлега, никто не спрашивал, как поживают его родственники, никто не нес ему угощения на банановых листьях. Кадан был голоден, и в его узелочке не осталось больше съестного. Усталость многодневного пути как-то сразу навалилась на него и сделала его тело тяжелым и непослушным. Тут же, около автобуса, на котором он ехал, он сел на корточки и закрыл в изнеможении глаза. Вокруг шумела многоголосая площадь, проезжали большие и маленькие машины, трещали мотоциклы и мотороллеры, тренькали звонки велорикш. Кадан был не в состоянии понять и постичь этот странный и чужой мир, который теперь окружал его. Но каким-то интуитивным чутьем, которое появлялось у него каждый раз, когда он попадал в глухие незнакомые джунгли, он ощущал затаенную враждебность этого мира. Он не мог сказать, с какой стороны надвигалась опасность. Непрерывный шум и мелькание множества незнакомых лиц мешали ему определить это. Но он был уверен, что опасность существует совсем рядом. И странное, еще никогда не изведанное им чувство одиночества и беспомощности в присутствии других людей охватило его. Кадан прижал мокрые от холодного пота ладони к неожиданно ставшей горячей и тяжелой голове.
— Аё, аё, — застонал он.
— Ну что, увидел отдыхающее солнце? — произнес кто-то над его головой.
Кадан открыл глаза и увидел того крестьянина, который ехал с ним в автобусе.
— Ты что же, — сказал крестьянин, теперь в его голосе не было насмешки, — так здесь всю ночь и просидишь?
— Я не знаю, куда идти, — ответил Кадан и подумал, что, может быть, этот человек предложит ему свою хижину. Но, как выяснилось, хижина у крестьянина была в другом уру. И его, как и Кадана, никто не приглашал к себе ночевать. Они пошли на вокзал. На вокзале было так же шумно, как и на площади. Везде горели огни, и люди с большими узлами и ящиками, в которые могло бы поместиться имущество всего уру Розового дерева, сновали по платформе взад и вперед. Здесь Кадан увидел тропу еще более необычную, чем та, которая была в горах. По бокам тропы лежали две железные полосы, уходившие куда-то в бесконечную даль. И вдруг на этой тропе показался сверкающий огненный глаз. Перед Каданом замелькало множество странных хижин, соединенных друг с другом. Окна хижин зловеще светились и подмигивали. Над ними стлался длинный хвост резко и неприятно пахнущего дыма.
— Поезд, — сказал крестьянин.
— Поезд, — автоматически повторил за ним Кадан. Когда хижины остановились, крестьянин вошел в одну из них.
— Прощай! — крикнул он. — Если захочешь отсюда уехать, садись в поезд.
Кадан подумал, что неплохо было бы переночевать в такой двигающейся хижине. Но тут что-то загудело, и поезд стал медленно отходить от платформы. Кадан снова остался один. Он увидел раскрытую дверь хижины, вошел туда и наткнулся на спящих людей. В хижине была еще одна дверь, он толкнул ее и замер. В комнате находились какие-то блестящие белые сосуды с водой. Он напился из одного из них. Это был унитаз. Он вернулся в комнату, где спали люди, и здесь его снова охватило ощущение надвигающейся опасности. На пороге стоял человек, одетый как инспектор Лесного департамента. Только на голове у него был красный тюрбан и в руках палка. Но не такая, какой мудугары роют коренья, а короткая и тяжелая.
— Ты что здесь делаешь? — спросил тот строго и сердито.
— Я хочу спать, — ответил Кадан.
— Убирайся отсюда! Знаю я таких бродяг. Подстерегавшая Кадана опасность теперь реально воплотилась в этом человеке в красном тюрбане.
— Ну, что стоишь? — Человек угрожающе поднял палку. — Шляетесь тут, а потом вещи пропадают.
Кадан никак не мог понять, почему пропадают вещи и зачем Кадану говорят об этом. В уру мудугаров вещи не пропадают. Он хотел это объяснить сердитому человеку, но не успел. Он ощутил сильный толчок в спину, потерял равновесие и растянулся у дверей на платформе. Узелок вылетел из рук и покатился на железную тропу под колеса проходящего поезда. За спиной он услышал хохот. Произошла нелепость, смысла которой он не мог понять. С ним никто и никогда так не обращался. Но, поднимаясь и дрожа от возмущения, Кадан увидел нечто такое, что заставило его забыть на мгновение собственную обиду. Второй человек в красном тюрбане ударил палкой растрепанную, в рваной одежде женщину, которая сидела на платформе, прижимая к себе ребенка.
«Люди, он ударил мать!» — хотел крикнуть Кадан. Но потрясение было столь велико, что голос ушел внутрь, и он только хватал воздух раскрытым ртом.
Кадан забыл об отдыхающем солнце. Все вокруг утратило реальность и было похоже на страшный сон. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что нужно делать. Он спрыгнул с платформы и увидел под ней спасительную темноту. Он нырнул в эту темноту и, споткнувшись, обессиленный, упал на кучу мусора. Придя немного в себя, Кадан почувствовал, что он здесь не один. Он хотел найти место, где не было людей. Он стал бояться людей этого странного и чужого уру. Их обычаи противоречили всему тому, что он знал о людях до сих пор. Но в это время его кто-то поймал за руку.
— Ты куда? — спросил мальчишеский голос.
Кадан с трудом разглядел перед собой паренька лет четырнадцати. Еще двое таких же вынырнули из глубины.
— Там, — неожиданно для себя сказал Кадан, — человек в красном тюрбане ударил мать.
— Ну и что? — удивился первый мальчишка. Он, казалось, не понимал Кадана.
— Мать, — повторил Кадан.
— Ну и что? Это, наверно, полицейский. Хорошо, что он тебя не ударил.
— Он и меня толкнул.
— А! — удовлетворенно сказал мальчишка. — Тогда другое дело. Тебя как зовут?
— Кадан.
— А ты кто?
— Мудугар.
— Что-то не слышал про таких.
— Какой он мудугар? — вмешался другой парень. — Он такой же бродяга, как и мы.
— Я не бродяга, — несмело возразил Кадан. — У меня есть хижина в уру Розового дерева.
Непочтительный хохот раздался в ответ.
— Слушайте, у него есть хижина! Так почему же ты болтаешься в Коимбатуре?
— Я хотел посмотреть плоскую долину и отдыхающее солнце.
— Ты случайно не больной? — спросили его. — Может быть, ты скажешь, что у тебя и деньги есть?
— Есть, — простодушно ответил Кадан.
— Ну тогда дай мне рупию. Она мне очень нужна. Кадан и без этого разъяснения знал, что, если человек просит деньги, значит, они ему очень нужны. Он стал развязывать узелок на дхоти. Мальчишки, затаив дыхание смотрели на узелок. Они быстро сообразили, что в узелке была не одна рупия.
— Нет, ты дай нам пять рупий или даже десять. Кадан дал им десять рупий. Они пошептались, и один из них распорядился:
— Слушай, Кадан, ты будешь спать здесь. Это место не такое уж плохое. А мы пойдем. Утром принесем тебе десять рупий. Не беспокойся.
Но Кадан не беспокоился. «Они же знают, — думал он, — что и мне нужны деньги в этом уру. И конечно, принесут их утром. Мудугары всегда верят друг другу. Надо верить и людям в этом уру». С этими мыслями он стал засыпать. Короткий тревожный сон, прерываемый грохотом проходящих поездов и криками людей, охватил его. Во сне он не видел гор и джунглей Аттаппади. Великий бог с седыми длинными волосами не поднимался над пиком. На него наезжали движущиеся хижины, полицейские в красных тюрбанах били женщин, и он снова кричал: «Люди, он ударил мать!» — и просыпался.
Когда неясный свет раннего утра проник под платформу, он поднялся и вышел на железную тропу. Он видел, как с первыми лучами солнца просыпался чужой уру. Его мучил голод, и он купил идли и бананы в маленькой лавчонке по соседству с вокзалом. Вчерашних мальчишек нигде не было. Он решил подождать их. «Будет неудобно, — думал он, — уехать, не дождавшись их. Они ведь принесут деньги». Но денег никто не принес.
