Борис Григорьев - Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного
При мне шведско-датский антагонизм проявлял себя в основном лишь в сфере футбола. Не могу объяснить, почему именно в этом виде спорта датчане так принципиально относятся к шведам. Во всяком случае, факт остается фактом, что в большинстве встреч на стадионе победителями остаются шведы, и датчане весьма и весьма болезненно переживают свои поражения.
Лишившись шведских и норвежских территорий, Дания перестала считаться пугалом для Европы и в основном сосредоточилась на своих внутренних проблемах. Оказалось, ей это пошло на пользу — датский уровень жизни, культурные, промышленные и социальные достижения датчан известны теперь всему миру.
На протяжении последних двух веков Дания традиционно поддерживала добрые и ровные отношения с Россией. Еще Борис Годунов предпринял попытку породниться с датской королевской династией, но попытка эта закончилась трагически. Прибывший в Москву датский герцог, жених Ксении, дочери Годунова, оказался не ко двору замшелым русским боярам, и они сжили его со света, подлив яда в пищу. Датчане были союзниками, хоть и не очень искренними, петровской России в борьбе со шведами. Мать Николая II, супруга Александра III, была датчанкой, известной в Дании как принцесса Дагмар. После революции она вернулась в Копенгаген и скончалась там в преклонном возрасте спустя десять лет после расстрела в Ипатьевском доме, где ее убиенный сын, последний российский царь, принял мученическую смерть.
В 70-х годах следы былого отношения датчан к русским — особенно на бытовом уровне — все еще давали о себе знать, хотя и довольно слабо. Сказывалась политика атлантической солидарности. Но отношение среднестатистического «натовского» датчанина к Советскому Союзу и к русским было намного благоприятнее, чем, скажем, шведов в соседней нейтральной Швеции. Россия и СССР ничем не запятнали себя перед Данией, никогда не воевали с ней, а даже, наоборот, помогали или были союзниками. Поэтому восприятие датчанами нас, в отличие от шведов, не отягощено историческим прошлым, и это чувствовалось при общении с местным населением. Чисто эмоционально советские или русские были в Дании даже более предпочтительны, чем американцы. Слов нет, Дания входила в НАТО и во всем следовала линии, вырабатываемой в Брюсселе и Вашингтоне, но это все большая политика, которая к настоящей жизни не всегда имеет прямое отношение.
Перед Второй мировой войной датчане разбогатели за счет своих фермеров: датский бекон, масло, сыры и злаки составляли базис всей экономики страны, обеспечивая ей хорошую прибыль. После войны, особенно начиная с 60-х годов, Дания выдвигается в ряд промышленных держав, сосредоточивая свои усилия на новых технологиях, в том числе и на электронике. Становой хребет судостроения, фирма «Бурмейстер ог Вайн», постепенно хирела, как и вся эта отрасль в Европе, уступая место японцам, но зато мир стали завоевывать сепараторы «Брюеля и Къера», детские игрушки-конструкторы «Лего», мансардные окна «Велюкс», медикаменты фирмы «Нова» и многое другое.
Сейчас почти во всех наших магазинах строительных материалов выставлены окна фирмы «Велюкс» — нехитрое в общем-то изобретение, но очень прочное, практичное и удобное изделие, позволяющее эффективно решить проблему использования подкрышного — мансардного — пространства. Англичане говорят, что необходимость — мать изобретательства. Так оно и есть. Окна «Велюкс» — красноречивое доказательство этому. В послевоенные годы, ознаменовавшиеся, как и у нас в России, взрывом деторождения и массовым переселением в города, остро встал вопрос жилой площади. Новые дома и квартиры, естественно, строили, но это все еще не позволяло расселить людей. И тогда кому-то пришла в голову мысль об использовании пустующих чердаков. Каждый дом мог безболезненно и дешево приобрести еще один этаж. Надо было только придумать подкрыш-ные окна. И раз существует потребность, она немедленно удовлетворяется.
Но сельскохозяйственное производство по-прежнему остается одной из главных отраслей экономики страны. Датчане «переплюнули» здесь, пожалуй, всех, в том числе и шведов, и американцев, и голландцев, и немцев. Когда хотят продемонстрировать эффективность сельского хозяйства, то на Западе всегда приводят подсчеты, сколько человек в состоянии прокормить один земледелец. Самых высоких показателей добились за последнее время австралийцы и голландцы: их фермер может прокормить 60—70 человек. В 1987 году Сельскохозяйственный совет Дании сообщил, что датский фермер может прокормить 160 человек!
Жизненный достаток породил другие проблемы (как бы у нас выразились несколько лет тому назад, «болезни роста»). Особое место в подъеме экономики страны сыграла порнография. В середине 60-х годов в датском обществе повеяли новые (я бы не стал утверждать, свежие) ветры. Скандинавский традиционный сексуальный комплекс (или, по-русски, надрыв на половой почве) неожиданно стал находить свой выход во вседозволенности. Добропорядочные датчане, словно сорвавшись с цепи, пустились во все тяжкие — кто в дебаты о свободной любви, кто в эротику как средство выживания, кто в полигамию и групповой секс. Стали создаваться браки по любви, но без регистрации, возникли многопарные семьи с общими детьми, словно грибы выросли порношопы, порностудии, порнокинотеатры. Большое распространение получили так называемые live show — незатейливое театрализованное представление, в котором зрителям «в живом виде» показывали половой акт. Вчерашние секретарши, студентки, фермерши и матери семей стали сниматься в фильмах, в которых сексуальными партнерами выступали бедные животные. Была провозглашена полная свобода сексуальным меньшинствам. Фолькетинг принял на вооружение несколько законов, коренным образом изменивших устоявшиеся взгляды на семью, эротику, стыд.
По мнению Ли-Сяо, в годы «культурной революции» в половом вопросе все было так зажато, что теперь произошло бурное извержение.
Порнопродукция полным ходом печаталась в лучших типографиях страны и отгружалась к южным границам. Дальше она распространялась в других странах — в основном нелегально. Несколько лет датчане доминировали на этом позорном рынке, пока к ним не поспешили присоединиться шведы, за ними — французы, американцы, немцы, а потом уже весь Запад сошел с ума, и порнография практически была легализована во всех странах Европы. Когда Дания доминировала в порнографической области, то ее совокупный национальный продукт на одну треть составляла порнография, одну треть — сельскохозяйственные продукты, а одну треть — все остальное.
Что греха таить, всем советским в Копенгагене было жутко интересно посмотреть на то, как выглядит порнография в живом виде. И мы ходили на знаменитую и включенную во все туристические справочники улицу Истедгаде и смотрели, стараясь соблюдать пристойный вид, чтобы где-то не к месту не захихикать на русский манер, держать рот закрытым, а глаза — прищуренными. Скажу честно, это какое-то время щекотало нервы, но быстро надоедало. Во всяком случае, большинство, насытив любопытство, тут же теряло всякий интерес и относилось к ней без всякого ажиотажа.
Впрочем, мне известно одно исключение: мой бывший коллега Олег Антонович Гордиевский не утратил интереса к этой области «массовой культуры» к концу первой, да и, как мне рассказывали, второй командировки в Данию. Мне кажется, что интерес этот был вряд ли здоровый: в одном и том же нормальном человеке не могут ужиться влечение к грубому с определенной деликатностью, интеллигентностью и достаточно высоким культурно-образовательным уровнем. Думается, в психике этого человека есть какой-то изъян, червоточина, возможно послужившая причиной того поступка, который он потом совершил.
Когда я в начале 1970 года прибыл в страну, в порнографии наметился упадок, население несколько приустало от картинок с женскими и мужскими половыми органами, у Дании появились конкуренты, и тогда авангардистская молодежь нашла новую забаву — наркотики. И опять к дискуссии подключились политики, считая более полезным для общества легализовать потребление марихуаны, чем держать ее под запретом30. Почти все наши контакты, особенно среди радикальной молодежи, приходили на встречи под «парами».
Дело до легализации наркотиков, как в Голландии, однако, не дошло, но и борьбы с ними практически никакой не велось. На глазах у всей общественности, полиции и правительства в центре Копенгагена возникла «республика Христиания». Когда датские военные, за ненадобностью освободили использовавшуюся в качестве складских и казарменных помещений старую крепость-форт Христианию, ее тут же быстренько заняли хиппи, наркоманы, деклассированные элементы, любители острых ощущений, профессиональные кабинетные революционеры и представители многих других сексуальных и политических меньшинств. Они установили строгий пропускной режим на территорию форта (строже, чем он был у военных), создали свое правительство и ввели там новые «революционные» порядки. Никому из посторонних, даже близким и родителям сбежавших детей, не разрешалось пересекать границу вновь созданного мини-государства, зато туда хлынули любители легкой жизни. В «республике» появились свои магазины, клубы, кинотеатры, кафе и рестораны, где повсеместно распространялись наркотики и спиртное. Налоговое законодательство в Христиании не действовало, и это больше всего взбесило власти. Они отключали подачу в «хипповую республику» — то попеременно, то комплексно — света, воды и газа, резали телефонные кабели, но «христиане» не сдавались, и «республика» продолжала жить.
