Олег Насобин - Бенвенуто
Тогда мадам, отчаявшись, пустилась на прямое подстрекательство персонала к саботажу. Проворная инспектриса разработала целую операцию.
1. Сначала вызвала меня и Ирину в головной офис Инспекции в Тулоне. Причем вызвала нас туда повесткой.
2. Мы прибыли, но хитромудрую мадам в ее офисе не нашли.
3. Она в это время, оказывается, наоборот, приехала к нам на фабрику, точно зная, что нас там не будет.
4. Пока мы недоумевали в Тулоне и возмущались, что приперлись за сто километров, а нас тут не ждут, мадам собрала всех наших рабочих вместе, а потом и поодиночке и принялась их обрабатывать.
Очевидно, она надеялась вбить клин между трудовым коллективом и нами, буржуями, с целью лишить нас поддержки простых французов. Эта самая поддержка здорово мешала рейдерам. Рабочие заступались за нас, и администрация остерегалась доводить конфликт до взрыва.
Мадам заливалась соловьем, что эта «русская авантюра» долго не протянет и работникам следует урвать поскорее, кто что сможет, прежде чем наша лавочка — «экран» (как она выражалась) — схлопнется.
Когда мы уже к вечеру вернулись на фабрику, сотрудники рассказали, что мадам Лассер только что была здесь и недавно упорхнула. Потом они оторопело поведали про ее речи и попросили от нас объяснений.
Я не знал, что сказать, но, похоже, работники поняли, что мы люди бесхитростные и не собираемся никого обманывать.
Разумеется, такого неприкрытого давления и террора я уже не вынес и написал возмущенное письмо в Инспекцию, требуя наконец прекратить произвол и беззаконие. Вот это мое единственное письмо, написанное в Инспекцию, некие загадочные личности тут же решили разыграть как козырь против нас. В мастерстве им не откажешь — они из нас же сделали обвиняемых.
Вместо того чтобы назначить проверку фактов, указанных в моем письме, начальник Инспекции повел себя иначе.
Письмо было передано прямо в руки объекту критики, и мадам Лассер тут же обратилась в суд с жалобой на клевету.
Дальше у заговорщиков все пошло как по маслу.
Прокурор немедленно поддержал обвинения инспектрисы, будто только этого и ждал.
То есть с этого момента уже не мадам Лассер искала сатисфакции, но сама Французская Республика в лице прокурора требовала покарать меня ради сатисфакции «оболганной» перед ее начальством мадам. Почувствуйте разницу, как говорится.
Уголовная статья, которую мне инкриминировали, — это статья о клевете, вполне серьезная и предполагающая до пяти лет лишения свободы. Но, к сожалению для заговорщиков, компромата на меня у них в руках все-таки было маловато.
Опытные злодеи понимали, что одно-единственное письмецо, в котором затравленный русский, плохо зная язык и местные порядки, всего лишь просил о справедливости, никак не тянуло на уголовное дело.
Поэтому, когда прокурор вдруг излишне ретиво поддержал «обвинения», мягко говоря, начало попахивать предвзятостью. Доказательную базу сшиваемого белыми нитками дела требовалось срочно укрепить. И масоны провернули еще один «гениальный» ход: они просто пришили мне чужое дело, да и все. Да, вот так тупо и примитивно.
Братва собрала в кучу массивную пачку писем и документов, которая хранилась в Инспекции труда и касалась какого-то бедолаги из Швеции, коего я никогда не знал и не видел, положила мое письмо сверху и передала судье всю толстенную стопку бумаг.
Стопка отныне выглядела как солидное досье, собранное терпеливыми инспекторами, чье ангельское терпение наконец лопнуло.
Шведа, видимо, к тому времени французы довели основательно, он письменно посылал их всех куда подальше и ругался отборным матом на разных языках.
Причем бедняга занимался этим в течение долгого времени, поэтому макулатуры накопилось изрядное количество.
Так вот, старшей судье-следователю города Драгиньян положили на стол пухлую пачку документов по делу о клевете против некоего русского нувориша-выскочки, который явно не умеет себя вести в культурном французском обществе.
Прокурор обвинения поддержал.
Что, по-вашему, сделает судья, перегруженная работой и не имеющая ни возможности, ни времени сразу ознакомиться с делом? А если еще и прокурор подзуживает, встречаясь то и дело в коридоре? Правильно: возбудит дело и сунет его в долгий ящик.
Судья почти наверняка взглянет мельком на солидную пачку, вздохнет, полистает ее и просто вынесет стандартное решение. А потом у судьи, если дело уже возбуждено, в отношении подозреваемого только три опции:
1) присвоить ему статус обвиняемого;
2) присвоить статус вынужденного свидетеля;
3) присвоить статус свидетеля по делу.
Статус обвиняемого по статье «Клевета» при этом фактически ставил крест на моем пребывании во Франции. Вернее, мне в статусе подследственного просто не выдали бы вида на жительство.
А нам с Ириной был необходим для работы и инвестиций хотя бы стандартный вид на жительство на десять лет. Временный документ на один год меня никак не устраивал, ведь только продление его занимало каждый раз несколько месяцев, и в это время я никуда не мог уехать из страны.
С клеймом клеветника было бы бесполезно обращаться для защиты своей репутации и бизнеса к журналистам или в администрацию. Никто и слушать бы не стал.
Дело потом могло тянуться лет пять, все это время я носил бы позорное клеймо и существовал во Франции на птичьих правах.
В таких условиях любое терпение должно было лопнуть. Мы с женой и детьми просто уехали бы из страны восвояси, бросив всё: и имущество, и дела.
Именно этого рейдеры и добивались. Это и был пункт номер один их стратегического плана.
Так вот, вернемся к моменту, когда судья-следователь вызвала меня повесткой, очевидно, чтобы впаять мне этот самый статус обвиняемого.
Получив повестку, я позвонил своему адвокату, чтобы рассказать о беде. И в этот раз мой друг и по совместительству адвокат Денис Дель-Рио спас меня.
Он, несмотря на занятость, не поленился съездить в Драгиньян заранее, за несколько дней до даты назначенного допроса, и, подарив шоколадку секретарю суда (грефье), ознакомился с делом. Грефье отдала адвокату всю пачку шведской бумаги для ознакомления.
Прочитав несколько страниц, Дени сразу перезвонил мне и спросил, кто такой этот швед и что он делает со мной вместе? Как мы связаны и зачем?
Я сказал, что не знаю такого ни сном ни духом. Никогда не встречал его и не имею с ним никаких дел.
Потом случилась другая удача: к своему заявлению о возбуждении дела инспектор труда, очевидно от излишнего усердия, присовокупила в общую стопку весьма пикантный документ — свой доклад начальству и донос на меня во французский «КГБ» (вернее, в обе «конторы»: DST и RG). Денис нашел этот документ в куче бумаги и обратил на него внимание.
В этом доносе черным по белому говорилось, что она, инспектор Лассер, и ее подельники, проявляя неумеренное и нездоровое служебное рвение, наняли частного детектива, (специалиста по промышленному шпионажу) и передали ему некую конфиденциальную информацию, чтобы следить за мной. Конечно, все остальное содержание этого доноса есть всего лишь фантазии и бессмысленный бред.
Статья в журнале «Канар Аншене» («Canard Enchaine»)
Ну, вот уже вооруженный этими знаниями о своем деле, я в сопровождении адвоката в назначенный час прибыл к судье по повестке для допроса.
На допросе в ее тесном кабинете в суровом бетонном здании я подтвердил все, что сказал в письме. Потом мы показали судье письма неведомого шведа и донос ретивой мадам инспектора в органы.
Судья, ознакомившись с документами и выслушав меня, поняла, что ее дурят и ей манипулируют. Она рассердилась, и недолго думая присвоила мне статус вынужденного свидетеля, а не обвиняемого, как было задумано по сценарию.
А еще недели через две судья просто закрыла дело с формулировкой: «Отсутствие состава преступления».
Это была чистая победа. Все обвинения и козни Инспекции разлетелись в пух и прах, а история получила огласку в административных кругах.
Мадам Лассер, испуганная решением судьи, потом подавала на апелляцию, а прокурор, по слухам, и вовсе «кусал ковры».
Но все без толку.
Этот этап войны рейдеры проиграли с треском и безвозвратно.
Ненужную уже мадам быстренько убрали куда-то, очевидно, перевели на работу в какую-нибудь безнадежную дыру, а других инспекторов труда я больше никогда в жизни не видел на своей фабрике.
Впрочем, и та достойная судья-следователь тоже недолго задержалась в суде Драгиньяна. Ее перевели в другой город. Наверное, за непослушание.
Потом, правда, она все-таки вернулась на Юг и работает сейчас в Грассе.
Кроме описанного мной выше эпизода, существует еще не менее десятка хорошо запротоколированных примерно таких же случаев, болезненных для нас и возможных исключительно в стране, серьезно пораженной метастазами коррупции.
