Владимир Дайнес - Конев против Манштейна. «Утерянные победы» Вермахта
Какие же силы противостояли вермахту? Западные приграничные военные округа Советского Союза насчитывали 170 дивизий, 2 отдельные стрелковые и 12 воздушно-десантных бригад. Эти силы были относительно равномерно распределены вдоль всей границы и рассредоточены на большую глубину. Кроме того, здесь же дислоцировались 7 дивизий, 2 бригады, 11 оперативных полков внутренних войск и 49 пограничных отрядов. На удалении 10—50 км от границы в первом эшелоне армий прикрытия имелось 53 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии, 2 отдельные стрелковые бригады. Второй эшелон, располагавшийся в 50—100 км и более от границы, составляли 13 стрелковых, 3 кавалерийские, 24 танковые и 12 моторизованных дивизий. В 100—400 км от границы находились 62 дивизии резерва военных округов, на рубеже рек Западная Двина и Днепр – 13 дивизий, предназначенных для Юго-Западного фронта и армий РГК. В движении находились 10 дивизий внутренних военных округов.
Большинство механизированных корпусов было придано общевойсковым армиям, на которые возлагалось прикрытие государственной границы. Основные силы располагались на широком фронте, в 30—40 км от государственной границы, а дивизии в корпусах находились одна от другой на расстоянии 50—100 км и более. Такое рассредоточение соединений с началом боевых действий потребовало значительных перегруппировок и не позволяло в короткие сроки собрать основные силы механизированных корпусов для нанесения сосредоточенных ударов. Большинство мотострелковых полков не имело в достаточном количестве средств передвижения.
Всего группировка войск Красной армии на Западном ТВД с учетом 16 дивизий РГК насчитывала 3 млн человек, около 39,4 тыс. орудий и минометов, 11 тыс. танков и более 9,1 тыс. боевых самолетов.[88]
Таким образом, вермахт имел превосходство в 1,3 раза в живой силе, равное соотношение по орудиям и минометам, но уступал советским войскам в 2,1 раза по боевым самолетам и в 2,7 раза по танкам. Однако по качеству боевой техники преимущество было на стороне Германии. Кроме того, ее войска были полностью укомплектованы и развернуты, оснащены транспортом и находились в состоянии полной боевой готовности. Войска Красной армии, выдвинутые к западной границе, по оценке большинства исследователей, не были подготовлены ни к обороне, ни тем более к наступлению.
Какая же роль отводилась фон Манштейну в операции «Барбаросса»? Ему теперь предстояло выступать в новом качестве. В то время как его будущий противник Конев уже командовал военным округом, фон Манштейн все еще находился на корпусной ступеньке. 15 февраля 1941 г. он был назначен командиром 56-го моторизованного армейского корпуса[89], который включал 8-ю танковую, 3-ю мотопехотную и 290-ю пехотную дивизии. Корпус входил в состав 4-й танковой группы генерал-полковника Э. Геппнера. Ее соединения должны были быстро выйти на рубеж Двины у Двинска (Даугавпилс) и ниже его, чтобы захватить переправы через Двину для дальнейшего наступления в направлении Опочки.
16 июня генерал Геппнер поставил конкретные боевые задачи соединениям группы. Части 56-го танкового корпуса должны были начать наступление из лесов севернее Мемеля (Клайпеда), восточнее Тильзита (Советск) на восток и овладеть северо-восточнее г. Ковно (Каунас) большим шоссе, ведущим в Двинск. Слева от него 41-му танковому корпусу генерала Г. Рейнгардта (1-я, 6-я танковые, 36-я мотопехотная, 269-я пехотная дивизии) предстояло наступать в направлении на переправы через Двину на Якобштадт (Екабпилс). Во втором эшелоне 4-й танковой группы находилась дивизия СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»).
Фон Манштейн перед вторжением в Советский Союз наслаждался последними днями мирной жизни. Его штаб был развернут в расположенном близко от границы поместье Ленкен, славившемся в Восточной Пруссии своим конным заводом. Здесь он получил приказ ОКВ, который более известен как «приказ о комиссарах». Речь идет о заметках для доклада Главной Ставки Гитлера от 12 мая 1941 г. «Обращение с захваченными в плен политическими и военными русскими руководящими работниками» и директиве № 44822/41 ОКВ от 6 июня «Указания об обращении с политическими комиссарами».[90]
Согласно первому документу, «ответственные политические работники и политические руководители (комиссары) должны устраняться». Решение об этом должны были принимать офицеры, имеющие право накладывать дисциплинарные взыскания. Политические руководители в войсках не считались пленными и подлежали уничтожению самое позднее в пересыльных лагерях. Технических руководителей хозяйственных учреждений и на производстве следовало задерживать только в том случае, если они оказывали сопротивление вооруженным силам Германии. В тылу войск руководящих политических работников и комиссаров (за исключением политических руководителей в воинских частях) намечалось передавать специальным командам (эйнзатцкомандам) полиции безопасности.
Во втором документе отмечалось:
«В борьбе с большевизмом на соблюдение врагом принципов гуманности или международного права рассчитывать нельзя! Особенно жестокого и диктуемого ненавистью бесчеловечного обращения с нашими военнопленными следует ожидать от всякого рода комиссаров, этих подлинных носителей сопротивления.
Войска должны осознавать следующее:
1. В нынешней войне пощада этим элементам и соблюдение в отношении их международных правил неуместны. Они представляют собой угрозу нашей безопасности и быстрому освобождению нами населения захваченных областей.
2. Политические комиссары – инициаторы варварских азиатских методов ведения войны. Поэтому против них следует немедленно и без всяких задержек действовать со всей беспощадностью. Если же они оказывают вооруженное сопротивление, следует немедленно устранять их силой оружия».
Фон Манштейн, оценивая «приказ о комиссарах», писал:
«С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами. Я вряд ли стал бы рассматривать как солдата, например, гаулейтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя. Но равным образом нельзя было причислить этих комиссаров к не участвующим в бою, как, например, медицинский персонал, военных священников или корреспондентов. Напротив, не будучи солдатами, они были фанатическими борцами, а именно борцами, деятельность которых по традиционным военным понятиям могла лишь считаться нелегальной. В их задачу входило не только осуществлять политический контроль над командирами, но и придать войне самый жестокий характер, который полностью противоречил прежнему пониманию ведения войны. Комиссары были как раз теми людьми, которые в первую очередь ввели те методы ведения войны и обращения с военнопленными, которые находились в явном противоречии с положениями Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны.
Но какого бы мнения мы ни придерживались относительно статуса комиссаров с точки зрения международного права, их расстрел после взятия в плен в бою противоречил всяким представлениям о солдатской морали. Такой приказ, как приказ о комиссарах, по своему существу противоречил ей. Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и их моральному духу. Я был поэтому вынужден доложить моему начальнику, что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Я действовал при этом с согласия командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои начальники были полностью согласны с моим мнением. Попытки отменить этот приказ привели к успеху только много позднее, когда стало ясно, что единственным результатом приказа о комиссарах было то, что комиссары самыми жестокими способами заставляли войска сражаться до последнего».[91]
В примечаниях к своим мемуарам фон Манштейн подчеркивает, что в 11-й армии, которой он командовал, «приказ о комиссарах» не выполнялся. Правда, делает оговорку о том, что «небольшое число комиссаров, которые, несмотря на это, были расстреляны, не были взяты в плен в бою, а схвачены в тылу как руководители или организаторы партизан». Поэтому с ними обращались согласно военному праву. Здесь фон Манштейн явно пытался обелить себя. Ведь на Нюрнбергском процессе были приведены свидетельства того, что в 56-м танковом корпусе и в 11-й армии «приказ о комиссарах» неукоснительно выполнялся. Заместитель Главного обвинителя от СССР Ю. В. Покровский 13—14 февраля 1946 г. говорил:
«О наличии предварительного инструктажа показал и солдат штабной роты 8-й танковой дивизии Гарри Марек из района Бреславля: «21 июня за день до начала войны мы от наших офицеров получили следующий приказ: «комиссаров Красной армии необходимо расстреливать на месте, ибо нечего с ними церемониться…» О наличии директивы истреблять политработников Красной армии показал солдат 2-й роты 3-го отряда истребителей танков Вольфганг Шарте из Гердгардсхагена близ Брауншвейга: «Если вы по пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то их немедленно нужно расстреливать. Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан».
