Мэри Роуч - Обратная сторона космонавтики
Пат Кауингс смеялась над комиксами, наверное, громче всех. Когда Гарн проходил подготовку, Кауингс предложила научить его технике обратной биоэлектронной связи, которую она разработала для предотвращения космической болезни движения. Но Гарн отмахнулся от нее и сказал: «Я уже слышал обо всех этих штуках с медитациями, которые вы здесь разрабатываете. Но разве могут они заставить мои волосы снова вырасти у меня на голове?» (Несмотря на то, что техника могла бы дать по-настоящему впечатляющие результаты, Кауингс до сих пор вынуждена бороться с неправильным ее толкованием. Этот метод отказываются использовать даже работники Кауингс: «Я сказала НАСА: это и есть ваша великая компания? Это вас называют ВМФ? Только после этого они и стали использовать мой метод».)
Никто: ни Джейк Гарн, ни Расти Швейкарт – не должен испытывать чувство стыда за недомогание в космосе, ведь от болезни движений страдают от 50 до 75 % астронавтов. «Именно поэтому так редко показывают репортажи в первые дни космических полетов, когда тошнит чуть ли не всех и не везде», – говорит куратор отдела НАСА по космической пыли Майк Золенский. Он на себе испытал тяжелое состояние воздушной болезни во время параболического полета. Единственным пассажиром, которому было хуже, чем Золенскому, оказался врач, учивший астронавтов брать анализ крови в невесомости. Ему было так плохо, что он даже не мог держать пакет у себя перед лицом, так что кому-то пришлось помочь ему с этим.
По своей сути болезнь движения – вообще не болезнь. Это нормальная реакция организма на ненормальную ситуацию. У некоторых людей она наступает быстрее и протекает сложнее, чем у остальных, но теоретически к ней склонны все без исключения. Укачать может даже рыбу. Один канадский исследователь припоминал как-то историю, услышанную им от владельца трескового питомника. Торговец рыбой захотел переправить пару контейнеров с товаром по морю. «Через некоторое время после отправки мы заглянули в контейнер и увидели на его дне все, что рыбы недавно съели», – рассказал он канадцу. Позднее этот исследователь составил список видов животных, подверженных болезни движения: обезьяны, шимпанзе, тюлени, овцы, кошки. Лошадей и коров тоже укачивает, но по анатомическим причинам стошнить не может. С птицами[30] все оказалось гораздо сложнее. Автор сам приводит пример виденного им попугая, которого укачало после того, как он долго не слезал с качелек. «А ведь это не совсем обычно», – добавляет исследователь.
Существует только одна категория людей, которые в принципе не подвержены болезни движения, – это люди с нефункционирующим внутренним ухом. В 1896 году во время одного мучительного морского путешествия на корабле находилось пять глухонемых, которые были единственными пассажирами, кого не сразила морская болезнь. Именно тогда ученые впервые задумались о связи вестибулярного аппарата и болезни движений. Но борту того злосчастного корабля был врач по имени Майнор. В своей первой работе он упоминал о двух других группах глухонемых пассажиров (первая из них состояла из 22, а вторая – из 31 человека), которые регулярно совершали длительные морские круизы и при этом никто из них никогда не страдал от морской болезни. До Майнора наука винила в болезни движения урчание в животе и перепады воздушного давления в пищеварительном тракте. В медицинском журнале «Лансет» то и дело предлагались новые ремни и пояса, которые должны были помочь несчастным, а читатели делились собственными методами и стратегиями стабилизации желудка. Они предлагали петь, задерживать дыхание, когда корабль взмывал на волне, и даже «есть побольше маринованного лука». Относительно последнего совета надо сказать, что в нем была доля рациональности: маринованный лук способствует газообразованию, а газы, наполняя желудок, стабилизирует брюшное давление. Ну, а в целом, думаю, пение и повышенное газообразование пассажиров только еще сильнее подчеркивали преимущественное положение глухонемых.
По иронии судьбы, у одного из исследователей болезни движений института НАСА в Эймсе Била Тоскано тоже выявились проблемы с вестибулярным аппаратом. Он не знал о них, пока не прокатился на вращающемся кресле. «Вначале мы даже подумали, что что-то не так с прибором», – вспоминает Пат Кауингс. Я даже решила поговорить с Тоскано, пока он вертелся в кресле. Мужчина спокойно отвечал на мои вопросы, только его голос с каждым поворотом становился то громче, то тише. Вот это суперсила!
Поскольку болезнь движения – это естественная реакция организма на новое, непонятное ему движение или измененную силу гравитации, то астронавтам приходится проходить адаптацию после каждого очередного длительного полета. После недели или месяца нахождения в том месте, где нет гравитации, мозг начинает интерпретировать информацию отолитов через их ускорение относительно друг друга. Поэтому, когда астронавт поворачивает голову, мозг тоже интерпретирует это как движение. Астронавт Пегги Уитсон так описывала свои первые минуты на Земле после 191 дня на Международной космической станции: «Я стояла прямо, а вокруг меня все вертелось со скоростью почти 30 000 км/ч, как бы в ответ на то, что недавно я сама с такой же скорость летала вокруг всего этого». Это называется вертиго после посадки, или земной болезнью. (Среди прочих малоизвестных болезней движения можно назвать болезни, возникающие в парках аттракционов, на спектаклях, в кинотеатрах с большим экраном, в случае езды верхом на верблюде, полете на симуляторе самолета и катании на качелях.)
Каким бы отвратительным ни был процесс рвоты, мы ему многим обязаны. Пищеварительный тракт – это сложнейшим образом устроенный механизм, в котором «поступивший в легкие воздух давит на диафрагму, в результате чего сжимаются мышцы брюшного пресса и сокращается двенадцатиперстная кишка, кардиальное отверстие и пищевод расслабляются, голосовая щель смыкается, гортань подается вперед, мягкое нёбо приподнимается, и открывается рот». За весь этот процесс отвечает один маленький участок мозга, так называемый рвотный центр. Я помню, как когда-то читала о том, что у бронтозавров был специальный участок мозга где-то у основания хвоста, который отвечал за движения нижней части тела. Мое живое воображение тут же нарисовало мне динозавра с маленьким серым органом где-то на уровне таза. Но теперь мне кажется, что я могла ошибаться. Ведь тот же «рвотный центр» – всего лишь крошечный участок в четвертом желудочке мозга, состоящий из пучка клеток, извилинка диаметром не более миллиметра.
По вполне очевидным причинам рвота – достаточно серьезный источник беспокойства. Она кажется оправданной, если человек, скажем, отравился и организм пытается избавиться от вредных веществ как можно скорее. Но при чем здесь сенсорный конфликт? «Непонятно», – соглашается Оуман. Он считает, что это просто эволюционное совпадение, что рвотный центр располагается как раз рядом с участком мозга, отвечающим за равновесие. И, скорее всего, болезнь движения – это просто результат взаимного влияния этих двух центров. «Просто одна из шуток Творца», – заключает Пат Кауингс.
По лондонской версии спектакля «Человек-слон» 1980-х годов, Джозеф Меррик заканчивает жизнь самоубийством[31]: он ложится на кровать и свешивает свою огромную голову через ее спинку; голова оказывается настолько тяжелой, что ее тянет вниз, и шея Меррика ломается. Это суицид, совершенный с помощью гравитации. И я даже имела возможность представить себе, на что это похоже. Помню, когда «С-9» вышел из пике и стал вновь подниматься, нас всех с невероятной силой потянуло вниз. Земное притяжение из-за маневра самолета было в два раза сильнее обычного. Моя голова весила десять килограммов вместо обычных пяти. Подобно Меррику, я легла на пол (не для того, чтобы умереть, а потому, что так нам советовали специалисты, мол, так тошнить будет меньше) и вдруг поняла, что совершенно не могу поднять голову, настолько сильно она была прижата к полу.
Однажды я читала о том, что выброшенные на берег киты погибают от непривычно сильной для них гравитации. Поскольку их постоянно поддерживает вода, их легкие и все тело могут достигать таких размеров, с которыми на суше им бы просто не удалось справиться. Диафрагма и межреберная мускулатура кита не настолько сильны, чтобы помочь легким расшириться, а жир и кости настолько тяжелы, что просто давят на них, так что животное задыхается.
Аэрокосмические исследователи 1940-х годов научились моделировать избыток гравитации прямо на Земле. Крысу, кролика, шимпанзе или, возможно, даже астронавта «Меркурия» сажали на конец длинного плеча вращающейся центрифуги. Центробежная сила ускоряет части тела и жидкости организма наружу, от центра вращения. Как мы уже узнали из главы 4 (и, скорее всего, уже успели забыть), гравитация – это мера ускорения. Поэтому, чтобы смоделировать усиление гравитации, ученые клали испытуемого вдоль плеча центрифуги ногами наружу и запускали механизм. Чем выше была скорость вращения, тем тяжелее становились все органы испытуемого, его кости и жидкости в организме.