Валерий Чумаков - Нобели. Становление нефтяной промышленности в России
Но, все таки Ломоносов был россиянином. А вот создатель российской государственной медицинской службы, личный лейб-медик царя Алексея Михайловича, отца Петра I, создатель Аптекарского приказа (читай – министерства здравоохранения и социального обеспечения) Лаврентий Альферьевич Блюментрост был родом из Саксонии[4]. В Россию он приехал в 1668 году, когда ему уже было почти 50 лет. К тому времени он уже достиг славы на родине, дослужившись до почетного и прибыльного места лейб-медика саксонского курфюрста. Несмотря на это, он не просто уехал в далекую и непонятную варварскую страну, но за несколько лет полностью реорганизовал отсталую российскую медицину, отстроив ее по западному образцу, наладил контроль за деятельностью аптек, а Россию отныне называл своей второй родиной. России же служили и его сыновья, для которых она была уже родиной первой и единственной. Все они умерли и были похоронены в Санкт-Петербурге.
Виднейший российский дипломат и разведчик петровской эпохи, Савва Лукич Рагузинский-Владиславич был родом из Черногории и происходил из герцеговинских князей Владиславичей. Москву он впервые посетил в 1703 году, а через пять лет переехал в российскую столицу на постоянное жительство. В 1725 году он стал нашим полномочным послом в Китае, где с блеском выполнил возложенную на него миссию по заключению Буринского и Кяхтинского договоров, благодаря которым между двумя странами была установлена выгодная для нас граница и налажена беспошлинная пограничная торговля в городе Кяхте. Кроме того, он нам известен как человек, подаривший в 1706 году Петру I еще одного «гастарбайтера» – маленького абиссинца Абрама Ганнибала, которого русский царь так полюбил, что даже дал ему свое отчество: арап официально именовался Абрамом Петровичем. Этот черный юноша стал русским в возрасте 8 лет. Вряд ли кому-то стоит напоминать, что именно ему мы обязаны рождением «солнца российской поэзии» Александра Сергеевича Пушкина, бывшего его правнуком и весьма сильно походившего на своего африканского прадеда внешне. А вот то, что именно ему мы обязаны еще и всенародно любимой картошкой, знают уже далеко не все. Тем не менее, это именно он, выполняя личное поручение императрицы Екатерины II начал в своей усадьбе «Суйда» промышленное выращивание «земляного яблока». Конечно, крестьяне и до того знали про картофель, еще в конце XVII века диковину прислал из Голландии сам царь Петр с требованием разослать клубни по губерниям для выращивания, но вплоть до предприятия Ганнибала он считался у нас лекарственным растением и принимался в малых дозах натощак. Прадеду Пушкина удалось убедить крестьян в том, что новый овощ ничем не хуже традиционной репы, а урожай, при одинаковых условиях, дает значительно больший. Кстати, Пушкин был из приезжих и по отцовской линии: тут его род происходил от «мужа честного Радша… выехавшего в Россию из Германии во дни княженья святого благоверного князя Александра Невского».
А как не вспомнить человека, которого звали Франц Яковлевич Лефорт, и о котором царь Петр, после его смерти, сказал: «На кого мне теперь положиться? Он один был верен мне»? Родившись в 1656 году в Женеве в семье зажиточного торговца он, будучи 18 лет от роду, вопреки воле отца, желавшего, чтобы сын обучался торговле, сбежал в Голландию, где поступил на службу к герцогу курляндскому Фририху-Казимиру. Однако вскоре, по совету знакомого полковника, отправился в Россию, где сначала поступил на дипломатическую службу, а в конце 1878 года был назначен командиром роты Киевского гарнизона. Когда в 1861 году он приехал в отпуск домой в Женеву, родственники уговаривали его остаться в Европе, обещая блестящую военную карьеру, но он категорически отказался, заявив что обязательно вернется в Россию. 1869 году Лефорт, будучи уже подполковником, познакомился с юным Петром, пришелся ему по душе и стал главным его помощником и другом. Тогда же Петр познакомился и с другим военачальником, Петром Ивановичем Гордоном. На самом деле звали его Патриком Леопольдовичем и родом он был из Шотландии. У нас он дослужился до чина контр-адмирала, участвовал практически во всех петровских компаниях, подавлял восстание мятежных стрельцов, воевал с турками, вместе с царем ездил в 1894 году на Белое море. Оставленный им дневник является для нас одним из важнейших исторических документов той эпохи.
Приезжая в Россию иностранцы отдавали ей все свои знания и умения, развивая отросли, находившееся до того или в зачаточном состоянии, или в глубоком застое. В 1697 году в страну из Нижней Саксонии приехал молодой Георг Вильгельм де Геннин. В прошении о принятии на службу он писал: «с юности своей научен и ныне основательно разумею архитектуру гражданскую, домов строение, делание всяких потешных огнестрельных вещей, японской олифой крашеные соломой изображения преизрядно на бумаге вырезать и прочие хитрости». В России он принял имя Виллима Ивановича и стал создателем российской государственной металлургии. Кроме того, он построил первый российские курорт «Марциальные воды» (1714 год) и санаторий «На Олонце» (1718 год), основал Екатеринбург и Пермь. Государственную российскую почту организовал в последней четверти XVII века сын голландского купца Андрей Андреевич Виниус. Попав в опалу в 1706 году, он сбежал в Голландию, но долго там жить не смог и спустя два года вернулся в Россию. Навсегда.
Один из виднейших русских физиков, академик Борис Семенович (Мориц Герман фон) Якоби (1804, Потсдам – 1851, Санкт-Петербург), сын богатого потсдамского банкира, приехал в Россию в 1837 году, когда ему уже «стукнуло» 36. Абсолютный бессребреник, все свои открытия посвятил России и до конца жизни называл себя «русским». Он писал: «Культурно-историческое значение и развитие наций оцениваются по достоинству того вклада, который каждая из них вносит в общую сокровищницу человеческой мысли и деятельности. Поэтому я обращаюсь с чувством удовлетворенного сознания к своей тридцатисемилетней ученой деятельности, посвященной всецело стране, которую привык считать вторым отечеством, будучи связан с нею не только долгом подданства и тесными узами семьи, но и личными чувствами гражданина. Я горжусь этой деятельностью потому, что она, оказавшись плодотворной в общем интересе всего человечества, вместе с тем принесла непосредственную и существенную пользу России…». Под конец жизни он заведовал Физическим кабинетом (физической секцией) Петербургской академии наук.
Можно продолжать и дальше. Создатель знаменитых кронштадтских укреплений и строитель Ладожского канала, ставший под конец жизни губернатором Сибири, Иоган Бурхард Кристоф Миних, родился в Ольденбурге (Германия) и прежде чем в 1721 окончательно обосноваться в России, дослужился в Германии до полковника, а в Польше – до генерал-майора. Главный государственный производитель пороха Андрей Стельс, построивший крупнейший в стране Обуховский пороховой завод, был англичанином. Знаменитый российский дипломат Петр Павлович Шафиров происходил из польских евреев. Другой знаменитый русский дипломат Генрих Иоганн Фридрих Остерман родился в Бохуме (Вестфалия, Германия), из-за дуэли вынужден был бежать в Амстердам, откуда в 1704 году приехал в Россию, где дослужился до титула графа, чина генерал-адмирала и должности фактического премьер-министра.
Существуют и примеры значительно более свежие. Бруно Понтекорво (1913, Пиза – 1993, Дубна), почти что наш соотечественник. Лауреат Сталинской премии, итальянец, которого в Дубне звали не иначе как Бруно Максимовичем. Это о нем в «Марше физиков» Высоцкий пел:
Было бы здорово,
Чтоб Понтекорво
Взял его крепче за шкирку!
О нем и о главном объекте его охоты – неуловимой элементарной частице, которую ему таки удалось поймать – нейтрино. В 1950 году этот блестящий физик, возглавлявший тогда кафедру физики в университете Ливерпуля, один из лучших учеников Энрико Ферми и Фредерико Жолио-Кюри, участник британского атомного проекта, прервал свой отпуск в Италии, и, вместе с женой и детьми, через Финляндию уехал в СССР. В своей автобиографии, написанной в самом начале 1990-х, он говорил, что перебрался к нам потому, что считал несправедливым царившее тогда на Западе крайне негативное отношение к нашей стране. В СССР ученый руководил отделом экспериментальной физики в Лаборатории ядерных проблем (Дубна), работал на самом мощном в мире (по тем временам) протонном ускорителе. Его награждали орденами и премиями, приняли в академики, но… Работать на ядерном реакторе, на котором работали даже простые аспиранты, не давали 30 лет. И в капстраны, даже на родину и на международные симпозиумы, не выпускали вплоть до 1979 года. Несмотря на то, что Бруно не был «секретным физиком» (слишком заметная фигура, прятать такого для политиков – себе дороже), чиновники от науки опасались, что, выехав за границу, обратно он уже не вернется. А он возвращался. Хотя сейчас понятно, что дурацкие ограничения, которыми его обложили в СССР, не дали Понтекорво раскрыть свой талант в полной мере. Понимал это и он сам. Понимал, но возвращался. В свою Дубну, в свою лабораторию, к своим ученикам, к своей науке. После смерти прах Бруно Максимовича был разделен на две равные части. Одна была захоронена в Дубне, а вторая – в Риме. Одна из улиц Дубны названа его именем.
