Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века
– Ничего не можем сделать. Все места уже расписаны.
И такое происходило во всех московских ресторанах и клубах. По давней традиции «вся Москва»[2] предпочитала праздновать наступление Нового года, собираясь в общественных местах.
Конечно же, в московских ресторанах тщательно готовились к наплыву публики. В «Праге» накрывали столы на 500 персон, в «Метрополе» в трех залах, не считая кабинетов, ставили 280 столиков на 1 700 человек. В «Яре», как обычно, яблоку негде упасть: все 200 столиков с 1 500 кувертами и 22 кабинета публика заполняла до отказа. Но в рекордсмены все-таки выходил ресторан «Стрельна» – около двух тысяч(!) гостей принимали его залы, имевшие вид тропического сада. После установки дополнительных мест столы располагались так тесно, что официанты протискивались между ними с большим трудом. И все же рестораны не могли принять всех желающих.
Часов в девять вечера 31 декабря улицы Москвы буквально вымирали. Окончив последние хлопоты, москвичи спешили по домам, чтобы успеть к праздничному столу на проводы старого года. Но уже через два часа затихшие было улицы и площади снова наполнялись движением. Во все стороны неслись лихачи и простые извозчики, мчались, рыча моторами, автомобили. Доставив седоков по нужным адресам, они в одно мгновение срывались с места, чтобы лететь за новыми пассажирами.
Это движение только на первый взгляд казалось хаотичным. На самом деле все стремились в строго определенные места. Так, миновав Тверскую заставу, сани выстраивались в длинную вереницу и мчались по Петербургскому шоссе к ярким огням ресторанов «Яръ» и «Стрельна». Да и в пределах города было множество точек притяжения: «Эрмитаж», «Метрополь», «Альпийская роза», «Большая Московская гостиница», «Славянский базар» и множество других увеселительных мест, обещавших «грандиозную праздничную программу».
Неудачники, которым так и не удалось никуда попасть, лишь сетовали на свою горькую судьбу, когда на следующий день с завистью читали в газетах описание состоявшегося праздника:
«Самым шумным, самым помпезным образом встретила Москва Новый год, конечно, в ресторанах. Здесь таинственного новорожденного чуть-чуть не потопили в шампанском море. Едва не сделали его глухим на всю его короткую жизнь: так пронзительно гремели оркестры, так громко кричали „ура“ и так неистово чокались бокалами старые и молодые, богатые и бедные москвичи, захотевшие еще раз поверить в „грядущее“ новогоднее счастье.
Рестораторы, как бы испугавшись перспективы ответственности за «вовлечение в невыгодную» сделку, напрягли все свои силы, чтобы не ударить лицом в грязь, перещеголять друг друга и заманчивостью меню, и роскошью убранства зал».
В 1910 году «Метрополь» в честь состоявшегося в уходящем году знакомства москвичей с достижениями авиации назвал новогодний «ужин-gala» «Carnaval aviatique» («Авиационный карнавал»). В его главном зале, в центре под плафоном парил огромный «Цеппелин» (дирижабль), который нес флаг с надписью «С Новым 1911 годом», а по углам были подвешены громадные модели аэроплана «Блерио». Дополняли убранство гирлянды цветов и тропические растения. Все столы также были украшены живыми цветами.
А вот в «Яре» в новогоднюю ночь цветы играли роль главного украшения:
«Огромный белый зал превратился в боскет[3]. Стены сплошь увешаны гирляндами разноцветных роз. Под потолком – купол из роз. Целый вагон этих прелестных цветов привезли из Ниццы: до 100 000 бутонов. Воздух пропитан нежным, слегка одуряющим ароматом. Живописными пятнами выделяются купы зелени тропических растений.
На эстраде инсценирован апофеоз «Проводы старого и встреча Нового года на юге».
В «Наполеоновском» зале – проводы и встреча «на севере». Декорация изображает необъятную снежную равнину. Виновник торжества появляется силуэтом на фоне «северного сияния».
В 12 часов оркестры играют гимн. Все встают. Громовое «ура» оглашает оба зала. Масса военных в красивых формах. Дамы в белых платьях. Мужчины во фраках».
Московское «общество» было довольно консервативно в выборе ресторанов. Торгово-промышленные «тузы» предпочитали «Эрмитаж», «Славянский базар» или «Большую Московскую гостиницу». Военные (преподаватели Александровского училища, офицеры штаба МВО) и юристы во главе с председателем Окружного суда традиционно собирались в «Праге». Так называемая богатая спортивная Москва – владельцы лошадей и завсегдатаи скачек – встречали Новый год в «Метрополе». Артистическая публика облюбовала себе «Бар», что располагался в Неглинном проезде, напротив Малого театра.
В «Альпийской розе» свои особенности: «Громадная, залитая электричеством елка. Все столы красиво убраны живыми цветами. Гремят два оркестра музыки: 1-го Сумского гусарского полка под управлением г. Маркварта и салонный г. Пакай». Здесь преобладала публика чинная и степенная, много было представителей немецкой колонии. В ресторан Крынкина на Воробьевых горах автомобили, тройки доставляли богатые замоскворецкие семьи, чтобы те могли насладиться новогодним фейерверком и полюбоваться «роскошной панорамой расстилающегося внизу гиганта-города».
В фешенебельных ресторанах в качестве новогодних подарков дамам преподносили букетики цветов, заграничные духи в изящных коробочках, веера, конфетти, серпантин. Например, каждая гостья, встречавшая в «Праге» приход 1911 года, получила вместе с розами и гвоздиками изящные веера с отпечатанными видами ресторана, надушенные «парижской новостью» – эссенцией «Коти».
Среди москвичей находилось немало таких, кто, уже встретив Новый год в одном месте, затем мчался на лихих тройках «догуливать» в загородные рестораны. Там, чтобы сдержать наплыв публики, в два часа ночи приходилось просто запирать ворота. Правда, из года в год повторялась одна и та же картина: какой-нибудь особо настойчивый гость прямо в шубе (швейцары наотрез отказывались раздевать) прорывался в зал. Расположившись на виду у всех – например, прямо на ступенях лестницы, которая вела на сцену, – он требовал вина и закуски. Таких посетителей приходилось выводить с помощью полиции, дежурившей специально для подобных случаев.
О том, что творилось в праздничную ночь, свидетельствует очевидец – Федор Иванович Шаляпин:
«Вот, например, встреча Нового года в ресторане „Яръ“, среди африканского великолепия. Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные – во фраках. Некоторые уже пьяны, хотя двенадцати часов еще нет. Но после двенадцати пьяны все поголовно. Обнимаются и говорят друг другу с чисто русским добродушием:
– Люблю я тебя, хотя ты немножко мошенник!
– Тебе самому, милый, давно пора в тюрьме гнить!
– П-поцелуемся!
Целуются троекратно. Это очень трогательно, но немножко противно. Замечательно, что все очень пьяны, но почти никто не упускает случая сказать приятелю какую-нибудь пакость очень едкого свойства. Добродушие при этом не исчезает.
Четыре часа утра. К стене прижался и дремлет измученный лакей с салфеткой в руках, точно с флагом примирения. Под диваном лежит солидный человек в разорванном фраке – торчат его ноги в ботинках, великолепно сшитых и облитых вином. За столом сидят еще двое солидных людей, обнимаются, плачут, жалуясь на невыносимо трудную жизнь, поют:
– Эх, распошел! – и говорят, что порядочным людям можно жить только в цыганском таборе.
Потом один говорит другому:
– Постой, я тебе покажу фокус! Половой – шампанского!
Половой приносит вино, открывает.
– Гляди на меня, – говорит фокусник, мокренький и липкий. Его товарищ, старается смотреть сосредоточенно и прямо – это стоит ему больших усилий. Фокусник ставит себе на голову полный стакан вина и встряхивает головой, желая поймать стакан ртом и выпить вино на лету. Это не удается ему: вино обливает его плечи, грудь, колени, стакан летит на пол.
– Не вышло! – справедливо говорит он. – Нечаянно не вышло! Погоди, я еще раз сделаю...
Но товарищ его, махнув рукой, вздыхает:
– Н-не надо!
И слезно поет:
– Эх-х, распошел, распошел...
Это, конечно, смешно, однако и грустно».
Не меньше безобразий творилось и в других ресторанах. Так, в «Железнодорожном» гости не только всей толпой кинулись к елке разбирать предназначенные им подарки, но кое-кто из вошедших в раж заодно стал вывинчивать лампочки из гирлянды. Закоренелость «некультурных привычек и грубости нравов» продемонстрировала публика в ресторане «Рим». Не дожидаясь раздачи подарков, она бросилась грабить елку: «дамы и господа» срывали не только украшения, флаги и т.п., но и отламывали электрические лампочки.
Остается добавить, что пока богачи веселились в роскошных ресторанах, «невзыскательная публика, собравшаяся в большом количестве», встречала Новый год в городском Манеже. Впервые это произошло при наступлении 1911 года. И хотя, по свидетельствам репортеров, художественная программа была ниже всякой критики: «актеров, видимо, набрали среди завсегдатаев Хитрова рынка», новшество очень понравилось москвичам из «недостаточных классов». Они искренне веселились, и под сводами громадного здания «стоял дым коромыслом».