Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы
Однако ирония иронией, а марки превратились в весьма выгодную статью дохода фюрера. Однажды имперский почтовый министр Онезорге вручил Гитлеру чек на 50 миллионов марок, и, как утверждал сам Гофман, этот чек был далеко не единственным из тех, что Гитлер получил за свое изображение на марках.
Именно Аманн предложил Гитлеру вложить деньги в «Фелькишер беобахтер». Как уже говорилось, газета была приобретена за беспроцентную ссуду. Долговая расписка, которую дал Эккарт, находилась в рейхсвере, а расписка Гитлера — у фабриканта Грандля из Аугсбурга. В ноябре 1921 года доллар стоил 180 немецких марок. Немецкая валюта теряла свою цену, однако долги еще могли погашаться по их номиналу при условии пересчета долговых обязательств в соответствии с валютным курсом. Аманн посоветовал Гитлеру стать единоличным владельцем акций партийной газеты и издательства «Эер». Того, что давали Гитлеру его покровители, вполне должно было хватить для выплаты долга рейхсверу. Что же касается Грандля, то его вполне можно было доить и дальше. Эккарт, который стал главным редактором газеты, согласился на предложение Аманна.
Кто дал деньги фюреру, осталось тайной. Но как бы то ни было, ему хватило всего 666 долларов для погашения долгов, и «Фелькишер беобахтер» стала его собственностью. Так Гитлер стал отрекаться от того, что проповедовал. Он наживался на инфляции, за что со свойственной ему резкостью бичевал других.
Почти каждый вечер этих людей можно было видеть в остерии «Бавария» и в «Салоне Шеллинга». Не чуждались они и мест попроще, наподобие сосисочной рядом с церковью Фрауенкирхе. Видели их и в «Железном кресте», где к ним прибился сильно пивший владелец фотоателье, расположенного напротив редакции «Фелькишер беобахтер», Генрих Гофман, который был большим любителем дешевых розыгрышей.
Устав от своего грубоватого окружения, Гитлер отправлялся на прогулки с Гессом, который стоял несколько в стороне от всей этой мясницкой братии и изображал из себя утонченную натуру. Гитлеру нравилось посмеиваться над его пуританскими принципами, и всегда строго придерживавшийся этикета Гесс очень терялся, когда Гитлер разрешал своим гостям раздеться до подтяжек и надеть домашние тапочки.
Впрочем, Гесс не только смущался, но и довольно деликатно объяснял Гитлеру, что подобное поведение умаляет достоинство столь важного лица, каким теперь являлся фюрер нацистской партии. И надо отдать должное Гитлеру: он прислушивался к его советам, точно так же как совсем еще недавно слушался того же Эккарта, который объяснял ему, почему нельзя щеголять с утра до вечера в лаковых штиблетах.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Он вообще оказался выдумщиком, и то, что он вытворял на улицах, скорее походило на навязчивую рекламу, нежели на обычную и уже всем порядком надоевшую политическую агитацию. Именно он ввел в практику нацистов «пропаганду балагана» — огромные красные плакаты, напоминавшие цирковые афиши и заполненные доходчивыми лозунгами: «Республика еврейских спекулянтов», «Ноябрьские преступники», «Марксисты — могильщики Германии».
Простым людям лозунги нравились, интеллигенты воротили от них нос, но… запоминали их. Плакаты появлялись не менее двух раз в неделю, и их содержание так или иначе вдалбливалось в головы обывателей. И когда они вдруг слышали то, что уже засело в их сознании, им начинало казаться, что оратор только высказывает их собственное мнение. Рано или поздно слушатели превращались в восторженных сторонников оратора, и начиналась цепная реакция. Каждый поклонник Гитлера приводил послушать его своего приятеля, баварец в свою очередь спешил пригласить на следующее выступление нового человека. Именно так Гитлер всего за несколько месяцев приобрел пять тысяч горячих поклонников, для которых уже стало потребностью слушать то, что так прочно засело у них в головах.
Постепенно Гитлер выработает своеобразный ритуал проведения своих сборищ. Огромные плакаты, свастика, приветствие «Хайль Гитлер!», массовые военизированные парады, торжественные обряды освящения партийных знамен и штандартов, — все это было тщательно продумано. Фюрер всегда придавал внешней атрибутике огромное значение и часами рылся в старых журналах в поисках новых символов. Он просмотрел сотни изданий, прежде чем нашел того самого орла, который и стал символом партийной печати.
Собрания и манифестации ставились искусными режиссерами. Ажиотаж начинал нагнетаться заранее исполнением маршей и патриотических песен, затем в зал входили отборные отряды, на ходу салютуя флагам. Присутствующих подготавливали к выходу фюрера, который появлялся не сразу. Даже самое небольшое свое выступление Гитлер стремился превратить в шоу, которое хотелось бы увидеть еще раз. Для своих манифестаций он использовал любое людское сборище, будь то ярмарка или народное гулянье. Так, во время вагнеровских торжеств в Байрейте посетителей угощали конфетами, на обертке которых была изображена свастика, а столь любимые баварцами сосиски они ели с блюдечек, на которых красовался портрет фюрера. Именно такая беззастенчивая и наглая реклама стала одним из основных инструментов нацистской политики в области пропаганды.
— Вы не обратили внимание на то, что после каждой драки на митинге именно те, кого избили, первыми подают заявление в партию?
Так, в феврале 1921 года нацисты сорвали «праздник печати», который считался одним из самых крупных благотворительных мероприятий мюнхенского карнавала. Гитлер и не подумал оправдываться или обещать, что подобного безобразия больше не повторится.
Его угрозы не расходились с делом, и когда летом 1922 года выставленная на мюнхенской промысловой выставке статуя экспрессиониста Гиса «Христос» пришлась не по вкусу жителям столицы, Гитлер пообещал расколотить ее. После этого статую быстро убрали.
* * *
26 августа 1921 Гитлер сидел в своем любимом «Хеке». Он уже съел три пирожных и ожидал, когда ему принесут еще. Неожиданно в кафе появился возбужденный Эккарт.
— В чем дело, Дитрих? — взглянул на него Гитлер.
— Только что убили Эрцбергера! — выпалил тот.
Гитлер недовольно поморщился. Ребята из террористической организации «Консул» явно поспешили, и от его праведного суда ушел один из главных «ноябрьских предателей».
— Это предупреждение Вирту! — сказал Эккарт, наливая себе вина.
Гитлер кивнул. Как и все правые, он был очень недоволен той политикой выполнения версальских обязательств и примирения с прежними врагами, которую проводило правительство Вирта и Ратенау. Ратенау был евреем, а значит, являлся участником мирового еврейского заговора против Германии. Гитлер очень надеялся на то, что убийство человека, подписавшего позорное Компьенское перемирие, заставит правительство задуматься.
Однако правители Баварии не пожелали создавать прецедент и согласились на роспуск «дружины». Ей на смену пришли более мелкие военные организации, в которые вступали в основном молодые и еще не женатые люди. Хватало среди них студентов и выпускников университетов. Что же касается «врачей и хирургов из числа Соломонов и Аронов», то им так и не пришлось вытаскивать пивные кружки из проломленных голов.
* * *
Как не думал Ленин, вручая Сталину партийный аппарат, о том, что отдает в его руки ту самую силу, с помощью которой «самая выдающаяся посредственность партии» превратится в великого вождя огромной страны.
— Нам многое запретили, — говорил Рем, — и тем не менее мы создадим истинно народную армию! Я объявляю набор в штурмовые отряды. Впереди нас ждет победа! Мы покажем всем нашим врагам, что такое истинные германцы!
Надо ли говорить, что в эти самые отряды вошли те, кто еще недавно маршировал под знаменами дружины «гражданской обороны», оставшиеся не у дел члены «Консула» и вернувшиеся в Мюнхен из Рура каратели. Предпочтение при отборе отдавалось бывшим военным, то есть людям, которые привыкли не рассуждать, а выполнять приказы, какими бы они ни были. Бывшие солдаты и офицеры охотно шли в штурмовики, поскольку никакого иного будущего в Германии начала двадцатых годов у них не было. А служба в штурмовых отрядах давала им гарантированный кусок хлеба — в стране, где не по дням, а по часам росла инфляция, это имело первостепенное значение. В штурмовых отрядах их не только кормили, но и внушали, что именно им предстоит осуществить новую социальную революцию, а их злейшими врагами являлись все левые, которых надо всячески запугивать и изгонять с улиц. Хватало в отрядах и откровенных уголовников.
С помощью штурмовых отрядов — нерегулярных военизированных подразделений — Гитлер намеревался не только наводить порядок на улицах и громить политических противников, но и удерживать власть над партией. «Штурмовые отряды, — писал он в своем первом приказе по новой армии, — должны быть не только орудием защиты движения, но в первую очередь школой для грядущей борьбы за свободу внутри страны. Они не только охраняют собрания партии от всякого насилия со стороны противника, но, кроме того, дают ей возможность в любой момент перейти в наступление».