Александр Карелин - Регистан где-то рядом (сборник)
Офицеры стали расходиться по отделениям, унося первые партии даров «с неба», потом стали приходить медсестры, легкораненые, легкобольные, они уносили пакеты, коробки. К большой радости Тамару комната быстро освобождалась, тот очень не любил беспорядка на своем рабочем месте. Вскоре в комнате медсклада остались только коробки с «Тоником», офицеры взяли каждый лишь по флакону. Не обидели и переводчика – он унес целую коробку, будет знакомить с чудесным напитком своих друзей…
3Уже на следующий день в Кандагарской бригаде разнеслась новость о чудодейственном напитке. Способствовали этому сами офицеры-медики: их поведение на ужине в столовой явно не осталось без внимания – слишком возбуждены были, каждый просил добавки опостылевшей всем гречневой каши с тушенкой. Даже девушки-официантки выразили недовольство, не хотели по второму «кругу» обслуживать медиков.
Первый «ходок» появился через пару часов после утреннего построения бригады. Он обратился к своему знакомому терапевту Кравченко. Получил заветный «сосуд с эликсиром» (он сам так его назвал), ушел очень довольный. К обеду «ручеек» просителей вырос в «полноводную реку». Все хотели приобщиться к чуду. Медики щедро делились с однополчанами. Прапорщику Тамару надоело непрерывно открывать и закрывать склад. Он перенес несколько коробок с «Тоником» в комнату дежурного врача и раздача пошла еще бойчее… Каждого предупреждали о необходимости строго соблюдать дозу, кое-кому пересказывали истории о несчастных погубленных кошках.
Спустя три дня количество коробок с «Тоником» сократилось вдвое. Уже мало оставалось не приобщившихся к «великой раздаче» чудес. Начали появляться и офицеры штаба бригады. Когда пришел сам начпо (начальник политотдела), стало ясно – «Тоник» покорил бригаду. Большой начальник не стал мелочиться, его «оруженосец» унес полную коробку…
Через неделю Невский заступил дежурным врачом, таких дежурств получалось 2–3 раза в месяц. Кроме того, приходилось исполнять обязанности и дежурного хирурга, число хирургических дежурств могло превышать 12 в месяц, «через день на ремень»… Но это-то как раз и не беспокоило. Настоящим «испытанием» были именно те 2–3. В обязанности дежурного врача постарались «втиснуть» все: проверку солдатской кухни, осмотр суточного наряда по бригаде, и даже тех, кого везли на гауптвахту, вызовы в качестве «скорой помощи» (к руководству бригады или в женский модуль). Вечером начинался ежедневный прием больных.
Кроме врачей медроты в график дежурств включали и врачей всех батальонов. Если сами они не могли разобраться с диагнозом, то приглашали дежурного хирурга или терапевта, по необходимости. Заступал хирург – приглашал на консультацию дежурного терапевта и наоборот.
Такая система вполне оправдывала себя. Но все осложнялось, если дежурил эпидемиолог. Создавалось впечатление, что он вообще не имеет никакого понятия о медицине. В этот день не жди покоя. Эпидемиолог Сережа Пачкин, старший лейтенант, отвечал за санитарное состояние бригады, он должен был не допускать возникновение любых эпидемий (брюшного тифа, дизентерии, малярии и, конечно, вирусного гепатита, то есть желтухи). Но это было не под силу даже Господу Богу, где уж справиться Сереге. Он нещадно засыпал хлоркой все туалеты (глаза слезились у посетителей от его усердий). Но, увы… Массовые инфекционные заболевания не оставляли бригаду.
Заступив дежурным врачом, он вызывал по всяким пустякам то хирурга, то терапевта. Прием больных всегда заканчивался тем, что Пачкин приглашал обоих спецов в комнату и показывал в один угол – там хирурга ждут, а там, он указывал в противоположном направлении – терапевта. Такой «бардак» быстро всем надоел, Серегу (к его радости) перестали совсем ставить в дежурство.
Выполнив все необходимые «забеги» (кухня, наряд и пр.), Невский успешно провел прием, даже не приглашал терапевта, разобрался со всеми больными – чаще приходили больные гепатитом, их он направлял в госпиталь. Только собрался отдохнуть. Вошел Сережа Пачкин.
– Привет, Саня. Я только сейчас разговаривал с замкомбригады (он любил козырнуть знакомством с большими начальниками). Рассказал ему о «Тонике», тот заинтересовался, обещал заглянуть в приемное отделение.
– Ну и что. Пусть приходит, дадим ему этого зелья, сколько унесет. Да наверняка он не сам придет, пошлет «нукера».
– Кто такой «нукер»?
– Дневальный, посыльный, черт лысый, наконец…
– Не знаю насчет черта, но ты на всякий случай дай команду помыть в коридоре приемного, натоптали там бойцы. – С чувством исполненного долга Сергей важно удалился.
– Еще один начальник выискался, «ком с горы», – подумал Невский.
4С замкомбригады Александр Невский был знаком лично, причем при встречах полковник первым протягивал руку, спрашивал о делах. Это был невысокого роста, сухощавый, спортивного вида офицер среднего возраста. При разговоре он смотрел своими проницательными, умными глазами прямо в зрачки, невозможно было соврать такому собеседнику. Украшением его были шикарные «чапаевские» усы с закручивающимися кверху тонкими кончиками, владелец очень ими гордился, ухаживал и лелеял. Носил полковник звучную фамилию известной на страну певицы. Но в бригаде его все за глаза звали «Чапаев», не только за подобные усы – он был тезкой народного любимца, героя бесчисленных анекдотов. Василий Иванович, конечно, знал о своем прозвище, но нисколько не обижался, напротив, ему льстило, что его сравнивают с прославленным комдивом. Воевал полковник толково, проявлял личную храбрость, не рисковал напрасно солдатскими жизнями, всегда берег их, за что снискал уважение офицеров. Солдаты его обожали.
Знакомство старшего лейтенанта и полковника произошло несколько месяцев назад жарким августовским днем. В тот день приехала в бригаду очередная комиссия из Союза. К подобным проверкам все давно привыкли. Как правило, люди с большими звездами на погонах приезжали из Москвы, Ташкента не интересоваться истинным положением дел среди Ограниченного Контингента, а самим отметиться – «я был там», иногда и орденок получить. Подобные проверяющие сразу были видны: они старались не совать никуда свой нос, покорно шли за сопровождающими, со всем соглашались и «тихо себя вели»… В этот раз возглавлял комиссию командующий Московским военным округом, генерал армии. Пожелали увидеть раненых, сопровождал их Василий Иванович. Никого из руководства медроты не оказалось, все занимались по своим планам. Невский записывал в истории болезни проведенную накануне операцию, когда дежурная сестра открыла дверь из коридора.
– Александр, там спрашивают кого-нибудь из врачей, надо раненых показать.
– А Зыков где?
– Начальник отделения уехал в госпиталь, а старший ординатор ушел на вызов, он – дежурный врач.
– Опять самому младшему придется столбиком стоять перед генералами, черт побери! Ладно, иду.
Невский отложил ручку, причесался перед зеркалом (оброс, давно надо было подстричься). Одет был в традиционную рабочую форму: белый халат на голый торс, зеленые операционные штаны, тапочки на босу ногу. Видок еще тот! Вышел в коридор.
Человек 10 подходило к ординаторской, остановились. Трудно было понять, кто где – все были в полевой форме, без погон и знаков отличий, только сопровождающие офицеры бригады выделялись, среди них Невский узнал замкомбригады. Тот глазами показал на пожилого грузного человека, истекающего потом, широкополая панама делала его похожим на пасечника, роль пчел выполняла свита генерала, постоянно перемещаясь и жужжа вокруг него.
– Старший лейтенант Невский, ординатор операционно-перевязочного отделения, – четко представился Александр. – Начальник отделения, капитан Зыков, на выезде, разрешите показать отделение мне?
– Невский, говоришь, а звать как?
– Александр.
– Вот видите, познакомились с самим Великим князем, – повернулся генерал к остальным, в свите пробежал смешок.
Невский давно привык к подобным проявлениям, никак не реагировал.
– Покажи нам раненых бойцов, хочу поговорить с ними, есть такие сейчас?
– Так точно, с 1-й по 5-ю палату лежат на лечении, – указал рукой по коридору Невский.
Все стояли в это время у палаты № 5. Генерал подслеповато прищурился, увидел номер на двери.
– Давайте с нее и начнем. Он сам широким жестом открыл дверь, вошел, вся свита устремилась следом, словно рас читывала увидеть там чудо. Невский вошел последним, оказался рядом с Василием Ивановичем («Чапаев», вспомнил он его прозвище).
Генерал громко представился. В палате из восьми коек заняты были пять, нехотя все поднялись, понуро смотрели на Командующего из самой Москвы.
– А, почему такие грустные? – бодро продолжал гене рал армии. – Вы пролили кровь за свою родину, она не за будет ваших заслуг. Выше головы. Ты, сынок, сколько убил душманов, в бою получил ранение? – он кивнул на пере бинтованную руку солдата.
