Алексей Иванов - Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи
Смерть пробуждает и сплачивает
Теперь, когда Осташвили мертв, его еще раз пробуют на роль героя. Потому что отечественным национал-социалистам нужен свой Хорст Вессель…
До той минуты, когда командир отряда штурмовиков берлинского района Фридрихсхайн недоучившийся студент Хорст Вессель получил пулю от Альбрехта (Али) Хелера, имевшего шестнадцать судимостей, никому бы и в голову не пришло делать из него героя. Но только что назначенный руководителем столичной партийной организации и ответственным за пропаганду Иозеф Геббельс первым понял, как нужно действовать.
Это до смерти Вессель был пьянчужкой, драчуном и сутенером. После смерти он стал пламенным национал-социалистом, загубленным евреями и коммунистами.
«Хорст Вессель мысленно марширует вместе с нами, – говорил Геббельс на похоронах. – Когда в будущем будут маршировать вместе рабочие и студенты, они запоют его песню „Выше знамя!“, сочиненную им в порыве вдохновения за год до смерти».
Это было в начале 1930 года. Еще никто не верил, что национал-социалисты способны взять власть.
Хорст Вессель был превращен в борца за просыпающуюся Германию, в героя, которому должна поклоняться вся немецкая молодежь. «Вессель – тот избранник, которому следовало умереть в страшных мучениях, чтобы его смерть пробудила и твердо сплотила всех, кто думает по-немецки», – писал один из нацистских бардов.
За пятнадцать лет – с момента гибели Весселя до крушения национал-социализма в Германии – было написано две с половиной сотни биографий Весселя романов и пьес о нем. Городские магистраты переименовывали в его честь площади и улицы германских городов.
Сутенер сменяет сутенера
Юный Хорст был охвачен национальной идеей. Понимал он ее примерно так же, как Константин Осташвили: «Шлепнуть, размазать, загнать в подполье». Кого? Евреев, демократов и коммунистов. Осташвили, правда, находил внутри компартии здоровые силы, Вессель был пессимистичнее и всех красных хотел уничтожить.
Осташвили учил своих боевиков в подвалах, нашел им тренера по каратэ. Штурмовики Весселя тренировались в гимнастических залах, каратэ тогда еще не знали. Осташвили, по его собственным словам, приходил на собрания демократов с молодыми ребятами, которые «хорошо умеют работать кулаками», и для Весселя любимым развлечением была драка. Разумеется, и Осташвили, и Вессель проявляли себя только при наличии численного превосходства над противником.
Вот воспоминания одного из бойцов Весселя: «Перед сценой выстроились двадцать пять лучших боевиков штурмового отряда. Другие слева, у стойки бара. Справа, у входа, остальные. Коммунистов берут в клещи с помощью кулаков, пивных кружек и отломанных от стульев ножек…»
После одного такого вечера Хорст Вессель подобрал на Александер-плац Эрну Еникке, восемнадцатилетнюю проститутку, повздорившую со своим сутенером. Вессель, как изображает дело восторженный биограф, расправился с парнем по-свойски: «Два-три удара наотмашь, потом в печень. Подонок согнулся от боли».
Эрна, которая работала на Али Хелера, перешла к Хорсту Весселю, который во всем заменил ей прежнего сутенера.
Эрна даже переехала к нему на квартиру, что совершенно не понравилось хозяйке, вдове Зальм, покойный муж которой был коммунистом. Однако столкновения между вдовой Зальм и проституткой Эрной Еникке, утверждавшей позднее, что она делила с Весселем не только постель, но и приверженность национал-социализму, носили не идеологический, а чисто бытовой характер. Они ссорились из-за нерегулярно уплачиваемой квартирной платы и совместного пользования кухней. Скандал следовал за скандалом, пока наконец вечером 14 января 1930 года взбешенная вдова Зальм не бросилась по старой памяти за помощью в пивнушку «Бэр», где собирались коммунисты.
«Пролетарская трепка»
Они охотно пообещали задать штурмфюреру Весселю «пролетарскую трепку» и выставить из порядочного дома проститутку. Возможно, дело и ограничилось бы очередной дракой между коммунистами и национал-социалистами, но среди мстителей оказался «Али» Хелер, прежний хозяин Эрны Еникке, лишившийся верного заработка.
«Вессель открыл дверь и сразу все понял, – рассказывал потом на суде Али Хелер. – Я увидел, как его рука потянулась к заднему карману брюк. Я мгновенно сообразил: „Этот парень укокошит меня!“
Хелер выстрелил первым и сказал упавшему на пол Весселю: «Ты знаешь, за что получил».
Брехт написал потом: «Хорст Вессель умер профессиональной смертью. Один сутенер был застрелен другим сутенером».
Геббельса это не интересовало. Ему нужен был мученик, чья смерть оправдала бы террор национал-социалистов.
Обзавестись собственным Хорстом Весселем для наших национал-социалистов оказалось трудным делом. Скажем, посадили одного из идеологов «борьбы с сионизмом» за решетку. Чем не герой? Но посадили, оказывается, потому, что жену зарезал.
Некоторое время назад попал под машину при странных обстоятельствах еще один профессиональный разоблачитель сионизма. Сначала заговорили о нем как о «жертве международного еврейского заговора», но быстро замолкли. Выяснилось, что некоторые лидеры отечественного национал-социализма его самого считали замаскированным евреем.
Годится ли им на эту роль Осташвили? Тоже незавидная фигура, хотя выбор в принципе небогатый: если не убийца, то алкоголик. Геббельс, однако, не побрезговал и сутенером. Где национал-социалистам взять других?
Это не делает национал-социалистов менее опасными. Но чего нет, того нет. Порядочных людей среди немецких национал-социалистов не было. Нет и среди наших.
(Л. Млечик. //Новое время. – 1991. – №19)
На крючке у Крючкова
Американский разведчик на службе КГБ. Эта история стала бы сногсшибательной сенсацией не только в бывшем Советском Союзе, но и, как нынче принято говорить, в дальнем зарубежье. Она должна была появиться в августе девяносто первого года, а позднее – превратиться в «шпионский» бестселлер. Но, поскольку в основе сюжета лежало так называемое «дело Крючкова», тогдашнего председателя КГБ, а его, бедолагу, после неудавшегося путча упрятали в Лефортовскую тюрьму, – премьера не состоялась. А речь шла об Эдварде Ли Говарде, сотруднике отдела СССР и Восточной Европы ЦРУ США, завербо ванному КГБ. Даже очень наивному читателю не Надо разъяснять, что мог сделать наш агент, работавший в отделе, который занимался советской проблематикой и которого специально готовили для работы в Москве. Летом 1991 года мне предложили написать пропагандистское произведение, в котором Эдвард Ли Говард должен был предстать яростным противником американского империализма и неистовым борцом за мир, до глубины души влюбленным в советский народ. Теперь же у7 меня есть возможность рассказать правду или, во всяком случае, быть объективным. Этот материал – как бы увертюра к последующим главам, которые, надеюсь, удастся собрать воедино в будущей книге.
Итак, июль девяносто первого… Уже почти три года я пребывал в звании персонального пенсионера после возвращения из Югославии, где находился в долгосрочной журналистской командировке от родной моему сердцу газеты «Известия». Ей-богу, нисколько не кривлю душой, ибо более десятка лет до этого представлял правительственное издание в Италии, будучи сотрудником Первого главного управления КГБ СССР, то бишь прежней нашей внешней разведки. Время наступило муторное. Процесс, который попытался «начать» не в ту сторону. Перестройку народ стал называть «пересрайкой». Многие коллеги из бывшей моей «конторы» разбежались кто куда: в коммерческие структуры, частные детективные бюро, или (от безвыходности, связанной с возрастом) в ночные сторожа престижных контор и банков. Перестали беспокоить меня и добрые знакомцы мои из Пятого (идеологического) управления КГБ, которые обращались в незабвенные времена застоя с просьбами сочинить что-нибудь эдакое по поводу коварных происков цепного пса американского империализма, то бишь Центрального разведывательного управления США…
И вдруг однажды утром задребезжал телефон. Кто-то, представившийся сотрудником известного мне «пресс-бюро», хотел побеседовать, желательно наедине. Безделье угнетало меня невероятно. Поэтому я сразу согласился.
Через некоторое время молодой человек приятной наружности с кейсом в руках был уже у меня. Представился. Назовем его, скажем, Сережей… Он коротко, но очень точно рассказал мне мою биографию, отметив заслуги, в частности в контрпропаганде. Я не очень понимал, к чему он клонит.
– Леонид Сергеевич, вы слыхали что-либо об Эдварде Ли Говарде?
– Что-то не припоминаю.
– Тогда в двух словах. Это профессиональный американский разведчик, работал в отделе СССР и Восточной Европы Центрального разведывательного управления, а затем готовился к деятельности в резидентуре в Москве. По сути, он первый оперативный сотрудник ЦРУ, завербованный нашей разведкой в восьмидесятых годах. Операцией руководил Владимир Александрович Крючков. И не случайно. Говард передал нам список наиболее ценных агентов из числа советских граждан, в том числе и весьма высокопоставленных, завербованных спецслужбами США в Москве и в других местах. Он раскрыл практически все методы, используемые американскими разведчиками при проведении оперативных мероприятий, рассказывал, как его коллеги в Москве пытаются обезопасить себя от наружного наблюдения нашей контрразведки, каким образом устанавливают связь с действующими агентами, обеспечивают их безопасность, сколько платят за работу, какие используют технические и другие специальные средства для прослушивания и подслушивания, дезинформации и других активных мероприятий. Большой интерес представила и его справка о теоретических разработках шпионажа в Советском Союзе в будущем, то есть при том или ином повороте событий. Об активизации создания такого мощного инструмента политической борьбы, как «агенты влияния», и так далее…
