Дмитрий Пучков - Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России
«…Кстати, смотри-ка: Гитлер называет русских “великим народом”.
– Где? Не может быть! – оживилась Галя.
– Ну вот, читай здесь, где он размышляет о том, что случается с народами, власть над которыми захватывают евреи:
“Самым страшным примером в этом отношении является Россия, где евреи в своей фанатической дикости погубили 30 миллионов человек, безжалостно перерезав одних и подвергнув бесчеловечным мукам голода других, – и всё это только для того, чтобы обеспечить диктатуру над великим народом за небольшой кучкой еврейских литераторов и биржевых бандитов”»[166].
И действительно, если мы возьмём в руки книгу 1992 года издательства «Т-Око» или прочтём её виртуальную копию в Интернете (например, здесь: http://web.archive.org/web/20070123013917/lib.ru/POLITOLOG/AE/putx.txt), то в главе «Народ и раса» увидим именно такой абзац. Гитлеровская цитата о «великом народе» разошлась по Интернету и особенно популярна на ультраправых сайтах. Тем не менее у пытливого исследователя она просто обязана вызвать интерес – из-за вопиющего контраста с другими суждениями лидера нацистов, как мы видели, крайне уничижительными. Это противоречие легко устранить, обратившись к оригиналу на немецком:
Das furchtbarste Beispiel dieser Art bildet Rußland, woer an dreißig Millionen Menschen in wahrhaft fanatischer Wildheit teilweise unter unmenschlichen Qualen tötete oder verhungern ließ, um einem Haufen jüdischer Literaten und Börsenbanditen die Herrschaft über ein großes Volk zu sichern[167].
Сочетание großes Volk, которое в издании «Т-Око» переведено как «великий народ», правильно перевести с другим значением große – «большой, огромный, колоссальный». В данном случае это слово является частью антитезы со словом Haufen («кучка»): называя русский народ große, Гитлер имеет в виду не его выдающиеся деяния, которых он в том же тексте за славянами не признал, а всего лишь численность. Адекватный перевод слов фюрера таков: «…и всё это только для того, чтобы обеспечить диктатуру над огромным народом за кучкой еврейских литераторов и биржевых бандитов»[168].
Правомерным является также вопрос, почему, если Гитлер питал к славянам такое фанатичное презрение, он вступил в союз с тремя славянскими государствами – Болгарией, Словакией и Хорватией? Фюрер сам разъяснил это Мартину Борману 12 мая 1942 года. Для начала он поставил под сомнение принадлежность болгар и вообще всех «так называемых южных славян» к славянству. Гитлер считал, что это миф, порождённый царской Россией в экспансионистских целях, и полагал, что на самом деле они… туркмены, ведь у всех «сплошь и рядом чувствуется примесь дикарской крови»[169]. При этом хорватский пронацистский лидер Анте Павелич провозглашал свой народ потомками готов, то есть германцев[170]. Гитлер заявил, что «с расовой точки зрения онемечивание хорватов можно было бы только приветствовать», то есть он не боялся испортить арийскую кровь – большая часть русских и поляков такой «чести» была недостойна. Но потом Гитлер прибавил, что ассимиляция хорватов «совершенно неприемлема по политическим мотивам»[171]. Исходя из этого мы можем сделать вывод, что большая политика при необходимости превалировала над мифами нацистов о чистоте крови. Самым крупным компромиссом такого рода был пакт Молотова – Риббентропа, ведь с точки зрения Гитлера это был ни больше ни меньше договор с евреями.
В принципе, и более ранняя история Третьего рейха давала примеры расовых уступок политике. Так, во время Олимпиады 1938 года пресса по мановению руки Геббельса вдруг перестала поносить негров, хотя ещё год назад в целях сохранения чистоты арийской расы была осуществлена насильственная стерилизация «рейнских ублюдков» – детей немецких женщин и солдат оккупационных войск из африканских колоний Франции, стоявших в Рейнской области в 1919–1930 годах. Более того, официальная печать всячески превозносила афроамериканского легкоатлета Джесси Оуэнса, рекордсмена Олимпиады в беге и прыжках в длину. Фюрер явно отвёл душу, заявив в кулуарах: «Люди, чьи предки обитали в джунглях, крайне примитивны и имеют более атлетическое сложение, нежели цивилизованные белые. Они не годятся для конкуренции, так что следовало бы впредь не допускать их к участию в Олимпийских играх и в других спортивных соревнованиях»[172]. Тем не менее публично глава рейха ничем не выказывал своего неудовольствия, добиваясь главного – увеличения международного веса нацистской Германии.
Логика фюрера о взаимосвязи расы и идеологии нашла продолжение и развитие во многих нацистских текстах. Один из видных соратников Гитлера Альфред Розенберг, будущий рейхминистр восточных оккупированных территорий, в 1930 году развил его идеи более витиевато в своей книге «Миф XX века»[173]. Хотя глава рейха и аттестовал «Миф» «как малопонятный бред, написанный самоуверенным прибалтом», а старые нацисты его попросту не осилили, тем не менее к 1944 году совокупный тираж этого сочинения достиг миллиона экземпляров – в кругах нацистской молодежи оно считалось неофициальным учебником по идеологии.
«Однажды Россию основали викинги и придали жизни государственные формы, позволяющие развиваться культуре. Роль вымирающей крови викингов взяли на себя немецкие ганзейские города, западные выходцы в Россию; во времена, начиная с Петра Великого, немецкие балтийцы, к началу XX века также сильно германизированные балтийские народы. Однако под несущим цивилизацию верхним слоем в России постоянно дремало стремление к безграничному расширению, неугомонная воля к уничтожению всех форм жизни, которые воспринимались как преграды. Смешанная с монгольской кровь вскипала при всех потрясениях русской жизни, даже будучи сильно разбавленной, и увлекала людей на поступки, которые отдельному человеку кажутся непонятными. Такие внезапные и резкие изменения нравственных и общественных моментов, которые постоянно повторяются в русской жизни и в русской литературе (от Чаадаева до Достоевского и Горького), являются признаками того, что враждебные потоки крови сражаются между собой и что эта борьба закончится не раньше чем сила одной крови победит другую»[174].
Продемонстрировать «разнордизацию» русских интеллектуал Розенберг взялся на примере произведений Достоевского, герои которого, по его словам, выражают типичные для этого народа «признаки уродства души»: «Эта испорченная кровь создала себе в качестве высшей ценности стремление к страданию, покорность, “любовь ко всем людям” и стала враждебной природе, как когда-то побеждающий Рим, пока Европа до некоторой степени не смогла стряхнуть с себя аскетичный египетско-африканский мазохизм».
«Миф» учил, что идея вселенской любви и всепрощения возникла у Достоевского как способ преодоления… национальной ущербности. Русский, по мнению нацистского теоретика, «единственный в мире, кто не внёс ни одной идеи в множество человеческих идей, и всё, что он получил от прогресса, было им искажено. Русский хоть и движется, но по кривой линии, которая не ведёт к цели, и он подобен маленькому ребёнку, который не умеет думать правильно»[175]. Якобы остро переживая это, Достоевский выдвинул мысль о «страдающем терпеливом человеколюбии» как истинном христианстве, которое должно не просто стать вкладом русских в общемировую культуру, но и вообще спасти запутавшуюся западную цивилизацию. Оценивая взгляды писателя, Розенберг высокомерно прибег к изложению истории из дневника самого Федора Михайловича о том, как несколько русских ехали в поезде со знаменитым химиком Юстусом фон Либигом, не зная личности своего спутника. Один из пассажиров вдруг заговорил о химии – красочно, но совершенно по-дилетантски. Однако когда оратор сошёл с поезда, все остальные русские остались уверены в правоте шарлатана. Именно таким шарлатаном автор «Мифа» выставил писателя: «Сегодня ясно, что отчаянная попытка Достоевского в познании души человека аналогична поведению русского, которое он противопоставил Юстасу фон Либигу; сломанной, лишённой личности души, которая берёт на себя смелость наставлять мир на путь истинный»[176].
События 1917 года трактовались Розенбергом как поражение «культурной» нордической крови, которая «поступала» в Россию из Европы и прибалтийских провинций империи – от немцев этого края и сильно германизированных эстонцев, литовцев и латышей. Очевидно, рассуждая так, автор имел в виду, в частности, себя, поскольку сам был уроженцем Ревеля и какое-то время студентом факультета архитектуры Рижского университета, а окончил он Московское высшее техническое училище, позже получившее имя Н.Э. Баумана – знаменитую «Бауманку». Восторжествовала же в русских монгольская кровь, привнесенная ордами Батыя и воплощенная в «калмыко-татарине» Ленине. Причиной трагедии было именно то «уродство русской души», которое воспевал Достоевский:
