Борис Вадимович Соколов - Расшифрованная «Белая Гвардия». Тайны Булгакова
Минуты казались часами, я представляла себе, что делается дома, где меня ждут, боялась, что Ванечка кинется меня искать и попадет под обстрел… И мое пассивное состояние превратилось для меня в пытку… Понемногу публика выползла из приемной в коридор, а потом к наружной двери… Здесь в это время стояли два офицера и юнкер артиллерийского училища, тоже застигнутые в дороге, и вот один из офицеров предложил желающим провести их через саперное поле к бойням на Демиевке этот район был вне обстрела… В числе пожелавших пуститься в этот путь оказались 6 мужчин и две дамы (из них одна я). И мы пошли… Но какое это было жуткое и фантастическое путешествие среди полной темноты, среди тумана, по каким-то оврагам и буеракам, по непролазной липкой грязи, гуськом друг за другом при полном молчании, у мужчин в руках револьверы. Около Инженерного училища нас остановили патрули (офицер взял пропуск), и около самого оврага, в который мы должны были спускаться, вырисовывалась в темноте фигура Николайчика с винтовкой… Он узнал меня, схватил за плечи и шептал в самое ухо: «Вернись, не делай безумия. Куда ты идешь? Тебя убьют!», но я молча его перекрестила, крепко поцеловала, офицер схватил меня за руку, и мы стали спускаться в овраг… Одним словом, в час ночи я была дома (благодетель офицер проводил меня до самого дома). Воображаете, как меня ждали? Я так устала и физически и морально, что опустилась на первый стул и разрыдалась. Но я была дома, могла раздеться и лечь в постель, а бедный Николайчик, не спавший уже две ночи, вынес еще два ужасных дня и ночи. И я была рада, что была с ним в ту ужасную ночь… Теперь все кончено… Инженерное училище пострадало меньше других: четверо ранено, один сошел с ума».
В «Белой гвардии» Николка Турбин, напевая «Съемки», вспоминает бой у Инженерного училища в октябре 1917 года: «Гитара идет маршем, со струн сыплет рота, инженеры идут – ать, ать! Николкины глаза вспоминают:
Училище. Облупленные александровские колонны, пушки. Ползут юнкера на животиках от окна к окну, отстреливаются. Пулеметы в окнах.
Туча солдат осадила училище, ну, форменная туча. Что поделаешь. Испугался генерал Богородицкий и сдался, сдался с юнкерами. Па-а-зор…»
Последующие материалы, если они были, не могли выйти позднее первой недели марта из-за болезни автора и отступления Белой армии с Кавказа. Может быть, кому-то еще посчастливится найти неизвестные номера кавказских газет того времени, а в них – новые булгаковские тексты.
Булгаков, очнувшись от тифозного забытья, увидел, что очутился в другом мире, воспринимаемом как безусловно враждебный. По воспоминаниям Татьяны Николаевны, он не раз укорял жену: «Ты – слабая женщина, не могла меня вывезти!» Но его упреки были несправедливы. Вспомним, что говорили врачи: «Что же вы хотите – довезти его до Казбека и похоронить?» Кстати, местный врач, в отличие от начальника госпиталя, с белыми не ушел, и, по свидетельству Татьяны Николаевны, именно он помог выходить Михаила Афанасьевича. Как знать, если бы не усилия этих людей, включая безымянного доктора, русская и мировая литература могла бы лишиться великого писателя. А не заболей Михаил Афанасьевич тифом перед уходом белых из Владикавказа, у него было бы очень мало шансов осуществить свое писательское предназначение. Булгаков мог умереть в дороге от болезни, погибнуть в бою, оказаться в плену и быть расстрелянным красными как офицер (кто бы стал разбираться, что он военный чиновник все равно же в погонах!). Наконец, если бы Булгакову даже посчастливилось благополучно перейти грузинскую границу или добраться до черноморских портов и эвакуироваться в Крым, а потом, уже с Врангелем, в Турцию, неизвестно, стал ли бы он в эмиграции великим писателем.
История романа
Впервые роман «Белая гвардия» был опубликован (не полностью): Россия, М., 1924, № 4; 1925, № 5. Целиком он был издан в Париже в 1927–1929 годах издательством «Конкорд» под названием «Дни Турбиных (Белая гвардия)». 2-й том этого издания под заглавием «Конец Белой гвардии» вышел также в Риге в «Книге для всех». В мае 1926 года был арестован и выслан за границу редактор «России» И.Г. Лежнев. Это было связано с решением Политбюро о ликвидации сменовеховского движения. Это движение возникло в 1921 году с публикацией сборника «Смена вех» и призывало эмиграцию работать с большевиками, поскольку надеялось на эволюцию большевистского режима. «Россия» наряду с берлинской газетой «Накануне», где также активно публиковался Булгаков, была одним из главным органов сменовеховцев. В связи с этим у Булгакова 7 мая 1926 года был произведен обыск и изъяты рукописи дневника и «Собачьего сердца». Вопрос о возможности публикации окончания «Белой гвардии» в СССР фактически отпал.
22 сентября 1926 года Булгаков был вызван на допрос в ОГПУ по поводу его связи со сменовеховцами. На допросе он, в частности, показал: «На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать. Из рабочего быта мне писать трудно. Я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но все-таки знаю его не очень хорошо. Да и интересуюсь я им мало и вот по какой причине: я занят. Я очень интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги. Значит, я могу писать только из жизни интеллигенции в советской стране. Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порою, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги. Я всегда пишу по чистой совести и так как вижу. Отрицательные явления жизни в советской стране привлекают мое пристальное внимание, потому что в них я инстинктивно вижу большую пищу для себя (я – сатирик)». Эти идеи писатель отразил как в «Белой гвардии», так и в Письме Правительству СССР от 28 марта 1930 года. Следователи еще до допроса ознакомились с булгаковским дневником, где содержались резко негативные оценки сменовеховцев. Никаких репрессий против Булгакова не последовало.
Роман был посвящен второй жене писателя Любови Евгеньевне Белозерской-Булгаковой.
К роману «Белая гвардия» тесно примыкают рассказы «В ночь на 3-е число», «Я убил» и «Налет». Те же события, что и в «Белой гвардии», отразились и в неоднократно уже упоминавшемся в нашей книге рассказе «Необыкновенные приключения доктора». Этот рассказ – самый ранний по времени появления, если брать только рассказы, где отразились те же события жизни писателя, что и в «Белой гвардии».
Также и в неоднократно упоминавшемся уже рассказе «Необыкновенные приключения доктора», опубликованном во втором номере журнала «Рупор» за 1922 год, запечатлены, среди прочего, и два киевских переворота, ставшие основным содержанием «Белой гвардии». Главный герой рассказа, доктор N., явно автобиографичен. «Необыкновенные приключения доктора» во многом отражают события жизни Булгакова в период с конца 1918 до начала 1920 года. Как мы уже отмечали, этот рассказ – единственное булгаковское произведение, где писатель признает факт мобилизации близкого себе по жизненным обстоятельствам героя не только в гетманскую и петлюровскую, но также и в Красную, и в Белую армии. Булгакову опасно было признаваться в службе у белых. Поэтому он скрывал свое медицинское образование, особо подчеркивал в рассказе, что это не его собственные воспоминания, а записки друга, который то ли погиб во время Новороссийской эвакуации армии генерала А.И. Деникина в марте 1920 года, то ли благополучно эмигрировал в Буэнос-Айрес. Булгаков особо предупреждал сестру Надю, в письме от 26 апреля 1921 года, не вести с его владикавказской знакомой актрисой О.А. Мишон никаких разговоров на медицинские темы и внушить ей, что до того как заняться журналистикой, он окончил не медицинский, а естественный факультет.
В «Необыкновенных приключениях доктора» главный герой так вспоминает события, связанные с падением гетмана Скоропадского: «Меня мобилизовала пятая по счету власть (правительство Скоропадского действительно было в Киеве пятой по счету властью, если первой считать Временное правительство, здесь Булгаков абсолютно точен. – Б.С.)… Пятую власть выкинули, а я чуть жизни не лишился… К пяти часам дня все спуталось. Мороз. На восточной окраине пулеметы стрекотали. Это «ихние». На западной пулеметы – «наши». Бегут какие-то с винтовками. Вообще – вздор. Извозчики едут. Слышу, говорят: «Новая власть тут…»
«Ваша часть (какая, к черту, она моя!) на Владимирской». Бегу на Владимирскую и ничего не понимаю. Суматоха какая-то. Спрашиваю всех, где «моя» часть… Но все летят, и никто не отвечает. И вдруг вижу – какие-то с красными хвостами на шапках пересекают улицу и кричат:
– Держи его! Держи!
Я оглянулся – кого это?
Оказывается, меня!
Тут только я сообразил, что надо было делать – просто-напросто бежать домой. И я кинулся бежать. Какое счастье, что догадался юркнуть в переулок. А там сад. Забор. Я на забор.
