Михаил Семиряга - Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941
Видимо, чувствуя уязвимость своей позиции, особенно по последнему пункту, автор уточняет, что «Сталину, наверное, хотелось бы переделать и государство, и партию полностью по своему подобию. Но они были сильнее тирана, и стоило свершиться XX съезду партии, как стала распрямляться подлинно советская политика»[157]. Но и это уточнение само нуждается в уточнении. К сожалению, в тот период все, что автор рассматривает в сослагательном наклонении, Сталину удалось осуществить, ибо тиран, пока он еще тиран, всегда сильнее и государства, и партии, и даже общества. Что же касается роли XX съезда, то подлинное «распрямление» советской политики произошло лишь через несколько десятилетий после этого безусловно исторического съезда.
В дискуссиях по вопросу о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении иногда высказываются мнения, что, заключив этот договор, оба государства несут одинаковую ответственность за вспыхнувшую вскоре вторую мировую войну. При этом некоторые авторы ссылаются на одинаковый, т. е. тоталитарный, характер общественного и государственного строя в обеих странах. Признавая органическую связь внутренней и внешней политики в любом государстве, все же полностью отождествлять их нет основания. Каждая из них тем не менее функционирует и в условиях относительной самостоятельности. Этот же тезис можно распространить и на меру ответственности государства за те или иные международные акции.
Исходя из этого, утверждение о равной ответственности СССР и Германии за развязывание второй мировой войны только потому, что в них существовал «одинаковый тоталитарный режим», нельзя считать убедительным. Главную ответственность за это международное преступление все же несет правящая верхушка гитлеровской Германии. Свою долю ответственности советское руководство несет за то, что подписанием договора о ненападении с Германией оно создало определенные условия, способствовавшие развязыванию войны Гитлером.
Особую значимость для обеспечения интересов Советского Союза его внешняя политика приобрела после начала второй мировой войны. В новой ситуации Сталин придерживался прежней линии на сближение с зачинщицей этой войны фашистской Германией. Он сыграл решающую роль и в том, что секретариат Исполкома Коминтерна извращенно истолковывал политический характер этой войны и позиции участвовавших в ней сторон.
8 сентября секциям Коминтерна была разослана директива с указанием считать войну со стороны всех воюющих стран империалистической и несправедливой и соответственно изменить политическую линию своего поведения, т. е. бороться за прекращение войны, разоблачать ее виновников, и в первую очередь в собственной стране. В этом документе подчеркивалось, что ни в одной стране рабочий класс, а тем более коммунистические партии не должны поддерживать эту войну. Международный рабочий класс ни в коем случае не должен защищать фашистскую Польшу, «которая отвергла помощь СССР и угнетает другие национальности». Деление стран на фашистские и демократические отвергалось как устаревшее. Директива требовала, чтобы все коммунистические партии перешли в решительное наступление против предательской политики социал-демократии. «Коммунистические партии, особенно Франции, Англии, Бельгии и Соединенных Штатов Америки, – говорилось в ней, – которые выступали вопреки этой позиции, должны немедленно откорректировать свою политическую линию»[158].
В последующие дни такая позиция секретариата Исполкома Коминтерна, которая, кстати, не соответствовала принципиальным решениям VII конгресса Коминтерна, активно пропагандировалась в печати, в выступлениях руководителей коммунистических партий, государственных деятелей Советского Союза. Так, выступая на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 г., Молотов при определении политического характера войны со стороны Англии и Франции поставил все точки над «i». «Теперь, если говорить о великих державах Европы, – заявил он, – Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются»[159]. Далее Молотов осудил такую цель войны Англии и Франции против Германии, как «уничтожение гитлеризма», ибо «идеология гитлеризма» имеет такое же право на существование, как и любая другая идеология, и ее, мол, «нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной».
Начавшаяся война расценивалась как империалистическая, но подчеркивалось, что «политику разжигания войны против Германии» ведут именно правящие круги Англии и Франции. Таким образом, получилось, что эти страны проводили не политику «умиротворения» Гитлера, а политику продолжения борьбы против него до победы. Докладчик сформулировал следующий вывод о причине начавшейся войны в Европе: оказывается, Германия стремилась всего-навсего «разбить путы Версальского договора, творцами которого были Англия и Франция при активном участии Соединенных Штатов Америки». Утверждалось также, что, мол, «сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе»[160].
Ошибочность концепции об империалистическом характере войны со стороны Англии и Франции в 1939–1941 гг. состоит в том, что ее авторы невольно ставят на одну доску политические цели фашизма и цели буржуазных демократий, недооценивают варварскую сущность фашизма, что уже тогда мешало его разоблачению.
В действительности же, независимо от политики правящих кругов Англии и Франции, агрессия гитлеризма являлась серьезной угрозой для физического и национального существования народов этих стран, для их государственной независимости, угрозой всему человечеству. Поэтому позиция правительств в основном совпадала с жизненными интересами народов и война, в которую они вступили, не могла не иметь с самого начала освободительного характера.
История войн подтверждает, что объективный характер той или иной из них нередко складывается так, что он может совпадать, но может и не совпадать с субъективными устремлениями отдельных участвующих в ней сил. В данном случае устремления реакционных сил Англии и Франции и их внутренняя политика в первый период войны накладывали определенный негативный отпечаток на объективно сложившийся справедливый характер войны в большей степени, чем со второй половины 1941 г. Вступление в войну Советского Союза не изменило политического характера второй мировой войны, но существенно усилило ее освободительные черты.
Предлагаемая, как нам представляется, сбалансированная оценка политического характера войны со стороны Англии, Франции и других стран антигитлеровской коалиции отражает сложность и противоречивость этой войны, предоставляет широкую возможность как для аргументированного разоблачения реакционных кругов в некоторых странах антигитлеровской коалиции, так и для показа вклада народных масс, в том числе Англии и Франции, в борьбу против фашизма на всех этапах войны. Вместе с тем реалистическая оценка политического характера этой войны со стороны всех ее участников вооружает защитников мира уже имеющимся историческим опытом.
В этом смысле вывод Комиссии Съезда народных депутатов СССР о том, что Сталин не видел в предстоящей войне никаких различий между целями двух соперничавших группировок держав в Европе и что эта концепция в роковые дни августа 1939 г. сыграла немалую роль, совершенно обоснован.
4. Визит в Берлин
Это было время, когда советские люди стали уже привыкать ко всякого рода неожиданным и непредсказуемым новостям. Вот и на сей раз в газете «Известия» 10 ноября 1940 г. появилась очередная сенсация: «По приглашению Германского правительства и в ответ на прошлогодние поездки Германского Министра Иностранных дел фон Риббентропа в Москву Председатель Совета Народных Комиссаров СССР и Народный Комиссар Иностранных дел Молотов в ближайшее время посетит Берлин, чтобы в рамках дружественных отношений, существующих между обеими странами, путем возобновления личного контакта продолжить и углубить текущий обмен мнениями»[161].
Названное в утреннем сообщении «ближайшее время» наступило в тот же день, через несколько часов, о чем официально 11 ноября было сообщено следующее: «10 ноября с. г. в 18 час. 45 мин. выехал из Москвы в Берлин Председатель Совнаркома СССР и Народный Комиссар Иностранных дел тов. В. М. Молотов в сопровождении Народного Комиссара черной металлургии тов. Тевосяна И. Т., Заместителя Народного Комиссара Иностранных дел тов. Деканозова В. Г., Заместителя Народного Комиссара Внешней Торговли тов. Крутикова А. Д. и др.»[162]. В сообщении, правда, не уточнялось, что в числе «др.» были один из руководителей госбезопасности Меркулов и 16 его сотрудников, в качестве военных экспертов представители Генерального штаба генералы А. М. Василевский и В. М. Злобин, врач, три сотрудника из персонала личного обслуживания Молотова, референты, советники, переводчики и другие – всего 60 человек. Не было сказано и о том, что в том же поезде делегацию сопровождал германский посол в Москве граф фон Шуленбург.
