Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола
Но сегодня и здесь, именно они… и он, подсудимый Шерстобитов – «Солдат», «Сотый», бывший старший лейтенант и бывший «ликвидатор», будет говорить не только от имени себя, но всех, кого постигла подобная участь и пусть вопиющим примером падения личности послужит именно его жизнь, такой, которой видят, а точнее такой, которой можно ее видеть этим людям! Не важно, что это часть – ибо целого не выдержит, а тем более не поймет, никто!
♦ ♦ ♦
«Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. Ты – весь любовь, Ты – Творец и Восстановитель. Тебя хвалим песнью: Аллилуия!»
(Кондак 10, Акафист «Слава Богу за всё»)«Солдат» пробрался, «прицепившись» хвостиком к отцу Иоанну, облачившись в такую же рясу и соответствующим образом приведя себя внешне в похожий облик священника. Бородка, очки в тонкой оправе, длинные распушенные волосы и глубоко надвинутая, до самой переносицы скуфья – все это вместе с опущенным смиренным взором делало переодетого «чистильщика» практически прозрачной тенью настоящего протоиерея, который, не то чтобы, не замечал второго служителя церкви, а как-то сразу проникся к нему и даже не задавал никаких вопросов.
Когда же кто-то из чиновников суда, пропуская в самый большой, но уже перезабитый зал заседания, решил поинтересоваться принадлежностью этого, по всей видимости дьяка, батюшка, взял «огонь» на себя:
– Это со мной, дьяк нашего прихода, очень благочестив, и всегда в молитве пребывает… – Губы лжедьяка и действительно пребывали в постоянном движении, что и создавало впечатлении непрестанного обращения к Богу. Но слова повторяемые про себя Алексеем, скорее относились к тем, кто его знал и кого он любил, с ними он снова, прощался, как в те первые дни ареста, понимая, что уходит навсегда…
… Прошел час без всяких изменений, уже минут сорок висела тишина, все чего-то ждали, и лишь кого-то один «Солдат». Еще через десять минут из подвала «подняли» подсудимых, после попросили войти присяжных заседателей, именно в таком порядке, а никак иногда пишут в газетах.
Заседание уже началось, когда вдруг появился неприлично высокий, худощавый человек и попросил разрешения подойти к судье, который в свою очередь обратился с просьбой приблизиться к себе и прокурору. Это и было время «Ч», для мужчины, выглядевшего дьяком, он повернулся к отцу Иоанну, тот охнул, ибо только теперь признал его:
– Отче, благослови!.. – Эти слова слышала добрая половин людей, заполнивших зал, в том числе и трое во главе с судьей. Батюшкин же ответ:
– Благословляю, сын мой. Храни тебя Господь!.. – Слышали все без исключения… Репортеры и тележурналисты проинтуичили ситуацию первыми, защелкав фотоаппаратами и засуетившись камерами, успев снять именно сам момент благословления. Толпа расступилась перед шедшим к трибуне священником, именно он стал центром внимания объективов и вообще взглядов.
Он подошел к судье, протянул заблаговременно вынутый паспорт и представился нарочито громко и четко:
– Ваша Честь, прошу разрешения присутствовать в виде обвиняемого на данном заседании и, даже более: всего прошу Вас разрешить мне начать его с дачи признательных показаний по рассматриваемым, судебным расследованием, преступлениям.
– А выыы… собственно кто?… – Силуянов все понял еще при словах просьбы о благословлении и быстро все уладил. Разумеется судья был предупрежден о подобной возможности, но явно не ожидал спектакля, тем более такого.
От неожиданности ноги его слегка подкосились и он тяжело опустился в кресло, но быстро собравшись с мыслями, придвинул к себе микрофон и произнес:
– Ну вот, господа, и долгожданный сюрприз, который мы все так долго ждали. Прошу вас засвидетельствовать «Явку с повинной»… мняяя…, подсудимого Шерстобитова Алексея Львовича… Воттт – данные все совпадают…, таккк… – Далее шли все правовые подробности с опросом места жительства, года и места рождения и так далее… В секундной паузе Алексей обратился к Мартыну:
– Силыч, очень прошу не мешай, я буду говорить, не останавливайте и вообще…
– Слово…, давай…, удачи, парень… – «Прямой эфир» получился лишь в интернете, но зато в записи телевизионщики развернулись на всю страну, если не сказать мир, рейтинги зашкаливали, передачи переносились, а домашние дела зрителей просто ими откладывались…
«Солдата» должны были приковать наручниками или завести в стеклянный купол, но он попросил хотя бы полчаса, ведь пришел он сам, а значит и уходить не собирался. Встав в окружении троих ОМСНовцев, он прежде всего представился, а после, произнес:
– Уважаемый суд, Ваша Честь, сограждане…, с вашего разрешения я разоблачусь, что господин обвинитель может считает следственным экспериментом… – Затем начал постепенно, не спеша, снимать все ему не принадлежащее, как гражданскому лицу и в принципе себе самому.
Разоблачение произвело впечатление разорвавшейся бомбы, так как воочию показало почему милиции не оставалось не единого шанса заиметь его фоторобот.
Далее прозвучал наизусть по фамильный перечень, тех из убиенных им, кого можно было и следовало здесь назвать, далее были озвучены занимаемые им места в обществе, косвенные названия («погремухи»), ранги и причины, по которым они были устранены. Здесь подходил самый пиковый момент, когда необходимо было перейти к самой истории, и она началась исповедью в следующих словах:
– Я не стремлюсь к прощению…, я не ищу оправдания и не смогу вам объяснить зачем я здесь самовольно, когда смог бы быть за три девять земель, и скрыться навсегда. Я так же не прошу понимания, и не молю о пощаде, хотя бы потому, что сам редко к ней прибегал… Но все, что будет сегодня сказано, прозвучит лишь для того, чтобы быть услышанным. Все остальное я оставляю на волю закона и общества…, на волю Господа… – Ктото перенервничавший захлопал в ладоши, но вовремя опомнился…
«Солдат», уже ушедший в себя, не обращая внимания, продолжал:
– Вы вряд ли сможете оценить правильно все, что сделано мною с первого дня рассказанной истории, потому что сами, слава Богу, не пережили и малой части из этого. Сейчас я сказал не о себе, а всех нас, кого сегодняшнее общество выделив из подобных нам и изловив, посадило на скамью подсудимых. Поделом…, поделом – раз сделал, то должен ответить, но рассмотрите между строками сухих допросов и сжатых признаний, то человеческое, что в каждом из нас и было, и осталось. Поймите, что мы такие же, как и вы, а не с другой планеты. Мы не срез, мы и есть то самое общество, которое приняло нас, а зачастую и гордилось знакомством с подобными нам, и часто к нам приходящим за помощью. Мало того, мы и подобные нам были и остались, а некоторые, более удачливые, из примерявших малиновые пиджак в начале 90-х, сейчас, образно говоря разумеется, поменяли их на кителя разных ведомств, автомобильные «флажкастые» номера, с соответствующими местами в залах заседаний разных дум и фракций. Страницы «Форбса» любят нас, как и красивые девушки, впрочем, как и пули, настигающие в самый неподходящий момент.
Мы все люди, мы часть общества, пока свободны и даже, более – менее, кажемся сплоченными, пока не приходит выбор, а он как известно всегда есть…, хотя иногда он бывает, между тем, что не может устраивать разумного человека: выбор между смертью физической или духовной, что для многих кажется одним и тем же.
Не будем о своем, о грустном, и начнем о моем – невозможном. Я виновен и вина моя, как детская пирамида, где кругляшки надеваются на стержень. У меня их бесконечное множество и судить о каждом из них вы можете, как заблагорассудится, ибо себя я осудил уже давно, а осудив появился сегодня здесь…
Более всего я виновен перед близкими своими и родственниками тех людей, жизнь у которых отобрал… Возместить это нечем…, возможно лишь тем, что я пытаюсь сейчас сделать… – Никто не посмел перебивать его, никто не задал никаких вопросов. Редкие перешептывания, вздохи удивления и выдохи со звуками одобрительными и поддерживающими. Опешившие подельники слушали не менее внимательно, сначала ожидая подвоха, за тем предчувствуя защитительную речь и в свою пользу, а потом и вовсе перестав понимать, что происходит.
Более всех из них переживал «Санчес». Были моменты, когда он начинал подумывать: а не спятил ли шеф? Подобные мысли появлялись у многих – перестающий понимать человек, ищет объяснения в чем угодно, но только не в естественных порывах.
Мы, живущие в суете и погрязшие в заботах, и поисках исполнения своих желаний, позабыли об этом настолько, что воспринимаем подобное, как психическое отклонение. В конечном итоге и судья был вынужден назначить повторную психологическую экспертизу.
Силуянов же сиял и наслаждался, он по праву считал этот день пиком своей интеллектуальной победы. Хотя бы потому, что вновь доказал безошибочность знания людской сущности и доказал права на жизнь сразу нескольких своих теорий, по одной из которых на закате своей карьеры защитит кандидатскую диссертацию, которая, как редкие из множества, ляжет в основы теории сыска.
