Коллектив авторов - Бессонный патруль
Они прошли в кабинет.
Евментию Пахомовичу Крикову было за пятьдесят. Точнее — пятьдесят четыре года. Фронт с 1941 — с самого начала. И до конца. Неоднократно ранен, но обходилось, возвращался в строй. В недолгие тихие часы на фронте, в особенности в госпиталях, мечтал после войны работать сельским учителем.
Не пошло у него это дело. Коллеги-в основном парни и девушки с университетскими и институтскими ромбиками, а у него за плечами оконченное еще до войны педагогическое училище. Не по характеру пришлась и размеренная учительская жизнь.
Уже за сорок закончил он заочно юридический факультет, за хорошую службу получил «сверх потолка» майора.
Крикова мало кто знал в управлении лично. Бывал он здесь не часто, только по вызову. Но Шматлай заметил, что резковатый, даже грубоватый порой, Алик Булатов всегда почтителен с ним. Как со старшим уважаемым другом.
Криков полистал маленькую записную книжечку, нашел, что ему нужно было, сказал:
— Машина «Волга» ГАЗ М-22, номерной знак 48–21 с индексом частного сектора. Принадлежит Егорову, бухгалтеру базы «Торгплодоооощ». Но поговорить с ним не удалось…
Булатов засмеялся. Криков укоризненно на него посмотрел.
— Пьян Егоров. Лежит в гараже, с ломом обнимается.
Жена сказала, что пришел из милиции, принес бутылку и… опохмелился. Говорит, что сильно пить стал недавно.
Вот такие дела.
Криков помолчал, выбивая пальцами дробь по столу.
Потом продолжал:
— Теперь об убитом. Ведь вы, — вас Антоном зовут? — еще не в курсе. Лицо его обезображено, карманы вывернуты и очищены. Однако ясно, что ему 27 лет и зовут его Семен. Это зафиксировано на кисти левой руки. Заходящее солнце, якорь… «Сеня» и год рождения. Ну, словом, как принято в определенных кругах. На ногах тоже татуировка:
«Они устали»… (Обычные выверты). Здоровый был парень, — задумчиво сказал Криков. — Мог бы жить и жить…
Совещания начальник управления проводил всегда в темпе — коротко и четко. А сегодня, кроме того, он уезжал в срочную командировку — вызывали в министерство.
Уже окончательно определился основной состав опергруппы, которой предстояло «раскрутить дело». А дело между тем нарекли «туманом» многие; Смолина, Криков, Шматлай, Булатов.
Полковник напомнил:
— Любого привлекайте. Любого. Два года у нас нет нераскрытых убийств. И это чтоб не повисло.
Он размашисто утвердил план первоначальных действии.
— Все свободны. Майор Криков, останьтесь…
А утром Шматлая разбудила квартирная хозяйка и позвала к телефону. Звонил Булатов:
— Привет! Слушай печальную весть-славы не будет.
— А если серьезно.
— Убийца пришел с повинной в четыре часа утра…
Явившийся с повинной находился в помещении для задержанных.
— Испорченное дитя шестидесятых годов, неправильно воспринявшее идеи технического развития, — сказал Булатов и пояснил:
— Зовут его Сашка. Александр Николенко. Семнадцать лег. Это подтверждается справкой об освобождении из колонии. Сидел за грабеж с угрозой обрезом, каковой изготовил самолично из шестнадцатикалиберной одностволки.
Умеет водить автомобиль и мотоцикл.
Когда оперативники вошли в камеру, задержанный неохотно встал. Высокий, плечистый парень в синих помятых джинсах, кедах и расстегнутой на все пуговицы рубашке-распашонке.
— Здравствуй, — сказал Антон, а парень в ответ буркнул что-то невнятное.
— Ты местный?
— Нет.
— Откуда?
— Из Алма-Аты…
— Земляк, значит, — сказал Антон. — Где жил в Алма-Ате?
— В микрорайонах, — опять коротко ответил парень.
Разговаривать ему явно не хотелось, а Антон не настаивал и вместе с Булатовым вышел в коридор.
— Каков ребеночек, а? — спросил Булатов.
— Да, такие при известных условиях беспощадней взрослых. И бездумней. Но ты мне все-таки расскажи…
— Что рассказывать? Все ясно. Подняли меня в четыре утра, я ведь рядом живу. Прихожу в дежурку, он уже показания написал. Убил, мол, с целью ограбления. Указал место, время… Потом мы поехали с ним к реке и там, под мостом, он показал, мне интересные штуки. Пошли к дежурному…
В дежурке Булатов достал из сейфа несколько аккуратно завязанных целлофановых мешочков. В них находились бутылки из под «розового крепкого» и номерные знаки с цифрами «48–21»…
— Отдадим в науку и технику на предмет выявления отпечатков пальцев, и привет. Мы уже полковнику позвонили в Алма-Ату, в гостиницу. Ночью разбудили. Рад. Закрепляйте, говорит, показания… Конечно, будем закреплять. Ты, Антон, наверное, бери того ребеночка и езжай с ним на двадцатый. Пусть покажет место. А я все же здесь с четырех. Пойду, побреюсь и потомка своего в детсад отведу. Жена сегодня с восьми на работе.
Шматлай возвратился часа через два, сразу же зашел в научно-технический отдел, вместе с задержанным, потом сдал его под охрану и направился к Булатову. Тот встретил его нетерпеливым вопросом:
— Ну как? Порядок?
— Порядок… Слушай, Алькен, когда ты учился, скажем, в восьмом классе, тебя оружие интересовало?
— А какого же пацана не интересует оружие?
— А в системах пистолетов ты в то время разбирался?
Знал какие-нибудь?
— Как тебе сказать… Знал, конечно. По книжкам.
— Какие?
— Да тебе зачем? Я тебе сейчас столько перечислю…
— Сейчас-то ты многие знаешь. А вот тогда, в восьмом или в девятом классе, какие знал?
— Ну, маузер, конечно. Оружие гражданской воины.
Браунинг. Помнишь Гайдара «Школа», «Судьба барабанщика»?.. Потом что? «ТТ» — Тульский Токарева. Это уже Великая Отечественная. Потом вальтер, немецкий… Это у шпионов. Да, кольт, спутник ковбоев. Наган, тоже. Добрый, между прочим, револьвер. Я даже стрелял из него, когда в седьмом учился. Да зачем тебе?
— Понимаешь, я сейчас с этим, подозреваемым, толковал. Он же говорит, что пистолет забросил в реку, возле моста, где вино пил с неизвестным ему случайным соучастником. Ну, я так, между прочим будто, спросил, какой был у него пистолет и где он его взял. Где взял, говорит, дело прошлое. Нашел в общественной уборной. А в марках пистолетов, мол, не разбирается. Тогда я его повел прямиком в НТО, к Геннадию. Гена приличную коллекцию пистолетов собрал. Я и выложил с десяток: выбирай, какой у тебя был.
Два «ТТ» положил, между прочим, вперемешку. Эх, видел бы ты, как у этого парня глазенки забегали! И знаешь, что он выбрал? «Беретту»! Знаешь такой? Калибр 9…
— Знаю, итальянский. Компактная машинка… Длина 150 миллиметров, на 4 сантиметра короче ТТ. Знаю.
— Вот-вот. И я сразу подумал, что из-за внешнего вида он и выбрал «Беретту». Понравился… Компактностью своей понравился. Пацаны, они долго от игрушек не отвыкают.
Антон закурил.
— Я вот что думаю, Алькек. Этот Николенко не был на месте преступления и пистолета в руках не держал. Не может быть, чтоб спутал «ТТ» с «Береттой».
— Как же так? И место происшествия он же назвал… Двадцатый километр.
— В том-то и дело, что водил он меня вокруг да около двадцатого километра, крутил и показал, наконец, обгорелый участок… возле самого большака. Там, наверное, костер жгли. До места происшествия километра полтора на север. Я ему показываю другое место, подальше. Может быть, здесь? «Все может быть, — говорит, — я пьян был.
Дошел совсем. Не помню, как на грузовик прицепился и до города доехал. В кармане у того шоферюгн-сообщника всего пятерка была, больше ничего»…
В это время в кабинет зашел Криков. Антон удивленно нахмурился — это был Криков и не Криков… На лице его за ночь густо отросла седоватая щетина. На нем были затрепанные штаны, обвислый пиджачишко и несвежая рубашка, на которой болтался изрядно засаленный галстук. Сейчас он походил на опустившегося вдовца.
— Здорово, гуси-лебеди, — сказал он каким-то хриплым, противным голосом. — Перебрал я вчера. Разве с такой жизни не запьешь? Похмелиться бы надо, да не на что…
Криков извлек из кармана помятую пачку «Памира», дрожащими руками кое-как зажег спичку.
Булатов захохотал.
— Ну, вы и даете, Евментий Пахомович! Цирк! Смотрите, у Антона глаза на лоб полезли.
Криков самодовольно улыбнулся, аккуратно вложил ч пачку сигарету, из другого кармана достал «казахстанские».
— Вы что, Антон, правда… усомнились?.
Шматлай смутился.
— Да… Я и не знал, что думать.
— Знаю, что вы подумали, я телепат… — Криков усмехнулся, а Антон еще больше смутился.
— Ладно, давайте ближе к делу. У меня новости. Помните кражу из магазина в совхозе «Кубань» в ночь на двадцатое? Так вот, взломщики приезжали к магазину на «нашей» «Волге». — Криков сделал ударение на слове «нашей». — Это точно. Возле магазина остались четкие следы протекторов, сомнений быть не может: на них есть приметная деталь, она хорошо отпечаталась на глине. Я снял слепки.
