Григорий Брейгин - Расследование продолжается
Скворцов чуть покраснел, поднял глаза.
— Зине, в Усть-Каменогорск…
ИВАН ПРОКОПЕНКО
ПОСЛЕДНИЙ ОСЕТР
— Вторые сутки кормим комаров и не является этот Бледный. Хотя бы посмотреть на его щечки, — пошутил Смарчевский, закидывая удочку. — Так, чего доброго, из инспекторов превратимся в спортсменов-рыболовов.
— Не волнуйся… Придет… Юнин даром не скажет, — успокоил его Телятов. — Но все-таки долго его нет. Разве место сменил для лодки? Снасти пора бы и проверить…
Телятов потянул за удилище, и через мгновение над водой заплескался лещ.
— Отстаешь, интеллигентик! — с улыбкой подтрунил он над Смарчевским. — Я уже десятого вытащил, а ты всего двух чебачков. Подтягивайся, Вася. Солнышко за обед перевалило, уху варить пора.
Одетый в костюм из белого полотна и соломенную шляпу, худой, небольшого роста, тридцатилетний Вася походил на слабенького канцеляриста. Нежный голос подчеркивал его физическую слабость.
— Ты, экспедитор, замолчи… Снабжением заниматься — дело твое, — отшучивался Вася, проверяя, цела ли насадка на крючке, — иначе я тебя быстро рассчитаю.
Почесывая зудящие от комариных укусов руки, широкими шагами Телятов удалился в лес и немного погодя возвратился с охапкой дров. Поправил деревянную перекладину над пеплом, повесил наполненный водой котелок и развел костер. Вася, бросив удочки, подобрался к огню.
— И днем пекут! В эту ночь они нас заедят, — захватывая веточкой дым, обмахивался он.
— Здесь я «завдымом» и прошу не транжирить его! — толкнул «канцеляриста» Телятов. Его широкие брови нахмурились, напряглись мускулы лица, грудь расправилась, руки сжались в кулаки, левая нога выступила вперед. Казалось, что эта громадина сейчас покончит с расхитителем дыма. В смеющихся голубых глазах блестели веселые искорки.
Вася расхохотался:
— У нас с тобой получается отдых поневоле. Ты глянь… Как хорошо! Вода, лес, песок, голубое небо… А вот на работе ничего не замечаешь. Гоняешься за этими браконьерами.
Над рекой прокатились звуки гудка.
— Три часа. На мостопоезде скоро смена. Вот мостик так мостик строят через Урал!
— Говорят, Бледный и пристроился работягам на стройке осетрину сбывать… Втридорога продает. Когда мы выведем этих «бледных»? — забасил Телятов, пробуя на вкус уху.
— Николай Александрович, лодка!
— Не подавай виду, может, это наш клиент, — шепотом предупредил Телятов.
Равномерно всплескивая веслами, пловец подогнал лодку к берегу, поднял голенища резиновых сапог, прицепил за кол суденышко.
— Привет рыбакам! Чао на чужом месте рыбачите?
— Откуда знать, чье это место. Ого, утонул поплавок! — кинулся к удочке Смарчевский. — Сазан! Сазан! Сейчас я его…
— Не дергай! Дай поводить…
— Куда ты тянешь… Рыбы-ти не умеешь ловить. Упустишь!
Схватив в лодке остронаточенный багорок, лодочник вскочил в воду, как ястреб когтями, с размаху зацепил сазана и вынес его на берег. Из зияющей широкой раны лилась кровь, рыба, выдвигая вперед мясистые губы, открывая розовые жабры, жадно хватала воздух.
— И не жалко, отец? Да так и неинтересно… Вот если бы на удочке вытащить или хотя бы сачком…
— Кха! На удочке. Он бы у тя сорвался.
— Ну и его счастье… А так изуродовали рыбину.
— Ты молодец… А я так считаю, что природа дала, то и наше… И опеть кому чао написано… Ежели, скажем, скот — того ножом… Осетр аль какая друга рыба — тут уж багром.
— Испробуй нашей ухи, отец, — пригласил Телятов, раскидывая ломти хлеба и лук на расстеленном у костра плаще, — садись ближе к дымку, а то комары…
— Каке комары… Вот ночью…
— За ваше здоровье и за наш отдых! — поднял кружку экспедитор.
— Только за здоровье, только за здоровье, — забормотал старик.
— Давно здесь живете?
— Почитай от рождения. На Урале вырос. Только что рыбешкой и живем. А вы откедова, робяты?
— Из Москвы… Инженер мостопоезда Михайлов приезжал к семье. Я сосед… Рассказывал, какие здесь для отдыха хорошие места. Вот и приехал в отпуск.
— Подскажи, батя, у кого бы осетринки достать… В Москве соседи деньжонок дали.
— Это можно, да дороговата она. Рыбнадзор не дает чибака пумать. Правда, другой раз и у меня кусочек бывает. В одном месте стоят крючочки. Вас боялся, не перебирал. Седни не вытерпел… Дай узнаю, что за люди. Ночью… туда к рассвету, чао попадет — подвезу. Мне все равно, кому продать.
— А икорка есть?
— Немного есть… Дома припрятана… Завтри днем приходи… На мостопоезде спроси Бледного… Любой покажет…
— Может, мы поможем рыбу доставать. Поедем сейчас, — предложил Вася.
— Чао торопишься? Ище на грех нарвемся. Ну так, робяты… Вон тут будут веслы. Оставляю будару. Катайтесь, а я пойду домой, ночью буду.
Бледный удалился в поселок. Через полчаса он, поднявшись по крутому яру, шагал по улице поселка.
Солнце, увеличиваясь и краснея, подошло к горизонту. В его лучах, за Уралом, в степи медленно оседала туча пыли, поднятая сотнями проходящих по тракту машин. Из-за леса доносилось мычание бредущих с пастбища коров. Ветерок утих. На ровной глади воды отпечатался высокий яр.
Стемнело.
Инспектора лежали, прикрывшись плащами, на постели, сооруженной из хвороста и травы.
— Николай Александрович… — толкнул Телятова Вася, — смотри!
В лодке, едва двигая веслами, против течения поднимался Бледный.
Телятов поднес к глазам часы со светящимся циферблатом:
— Полвторого.
Перед рассветом Бледный причалил к берегу и, повозившись в лодке, подошел к постели. Телятов и Вася притворились спящими.
— Робяты, вставайте!
Потирая ладонями глаза и потягиваясь, Вася толкнул в бок экспедитора.
— Ну, как дела, отец?
— Вон смотри!
Перед ними, разделанный на куски, лежал полуторапудовый осетр. Вася ощупал кладь руками. На коже двух мясистых кусков прощупывались раны от крючьев.
Что-то трепыхалось на песке.
— Эту я вам живенькую… Стерлядку… Редкая она гостья на Урале!
— Такая громадина попалась! — удивился Вася, раскладывая куски. — Какие же крючки нужны?
— А вон в бударе один конец лежит. Снял поточить…
Вася в три прыжка оказался в лодке и поднял снасть. Добрая полсотня стальных крючьев зазвенела в его руках.
— Тихо! Тихо! — потребовал Бледный.
— Почему долго не приходил, батя?
— Кха! Зашел к зятю. Он принес бутылку. Мы и набрались…
— Что возьмешь за штуку? — показал Телятов на осетра.
— За большого сорок рублей, за маленького — десяточку.
— Отец, иди сюда на минутку… А в эту чертовину что ловится? — Смарчевский, стоя в лодке, поднял суводную сеть.
— Все больше севрюжка. Правда, она до Уральска редко доходит…
Вася поднес к лицу Бледного удостоверение:
— Читай!
Телятов присветил фонариком. Медленно прочитав удостоверение, браконьер опустился на дно лодки:
— А я неграмотный.
— Мы инспектора рыбоохраны.
— Чао шутите, робяты? Хотите иситра бесплатно? Возьмите. Я не обеднею.
Телятов перенес рыбу в лодку, сложил в нее свои удочки, бросил плащ Васе.
— Поедем по Уралу в твоей лодке. По пути будем тралить. Вася, ты сбегай к леснику, скажи, чтобы пригнал наш мотоцикл в инспекцию, а я подожду.
Вася ушел. Телятов, сидя на берегу, слегка придерживал за нос лодку, спустив ноги за борт. Рядом в лодке сидел Бледный.
— Отпусти… Пожалей… Я рыбу привез из уважения, — лицемерно улыбаясь, упрашивал он. И вдруг, искривившись, простонал:
— Ой, нога… Ой, нога… Лодка закачалась.
— Ой, не могу… Ой, ноженька, — сильным рывком браконьер оттолкнул лодку от берега, повалился на дно. Суденышко быстро пошло вниз по течению.
— Стой! Стой! — закричал Телятов.
— Нет, уж… До скорого… — послышалось из темноты, а через мгновение эхо разнесло по реке мощные всплески весел, и будара с пловцом растаяла в темноте…
* * *Неделю спустя к своему зятю Землянову ввалился сияющий Бледный.
— Проходи, проходи. Слыхал я, как ты их вокруг пальца обвел.
— А чао им в зубы заглядывать? За свою жизнь я кое чао не мало видал! — прихвастнул старик и, помолчав, продолжал: — А вот после того боюсь к крючкам подъехать. Так и чудится, что в кустах вроде бы кто сидит. Индыль мороз по шкуре…
— Все-таки трусишь, старина?
— Они таперь думают, что я с испугу сразу на реку не пойду… Как раз момент бы рыбы пумать… Шел бы мне помочь.
— Я ведь в рыбе мало смыслю.
Бледный придвинулся к Землянову и почти шепотом заговорил:
— Слышал — ты седни в отгуле… Никто ничего не узнает. Тебя на реке никто не знает. Иди засветло на мост. Там у яра будешь удить. И посмотри, нет ли кого на берегу. Теперь никому верить нельзя! Как темно станет, я на бударе подойду. Понял?
