Николай Михайлов - Над картой Родины
Деревья с широкими листьями требуют больше влаги и тепла. А таежная полоса, пересекая весь Советский Союз, захватывает и холодные, невлажные места. Поэтому в смешанные леса тайга переходит не везде. И они лежат у нас на карте не полосой по всей южной кромке хвойных лесов, а лишь в двух местах, на концах страны, поближе к океану: на Русской равнине треугольником от Ленинграда до Киева на юг и до Уфы на восток и на Дальнем Востоке треугольником от Комсомольска-на-Амуре до Владивостока на юг и до Благовещенска на запад.
В обоих этих треугольниках выпадает не меньше 650 миллиметров осадков в год. И оба они с удалением от океана вглубь страны сужаются, «выклиниваются», сходят на нет. Между ними, на всем пространстве от Урала до Амура, смешанного леса не найдешь; липа кое-где встречается, но дуб слишком много испаряет зимой влаги, чтобы жить в лесах континентальной Сибири.
Милые глазу и сердцу леса Подмосковья — из хвойно-широколиственного треугольника Русской равнины. Так сложилось, что именно здесь, в этих-то лесах, задушевно-красивых и скромных, выросло и окрепло историческое ядро русского государства — Московская Русь. Леса эти стоят фоном на полотнах «Золотой осени», «Марта», «Аленушки». По ним «идет-гудет Зеленый шум». К ним прислушивался Чайковский: «неизъяснимый подъем духа, доходящий почти до проникновения в область абсолютной красоты, я испытывал только среди нашей смиренной природы…»
Сосна с высоким медным стволом, на котором отшелушилась и трепещет под ветром желтая пленочка. Береза с черными узлами, на белой атласной коре, вся просвеченная солнцем. Ель с тихо колышущимися лапами, с верхушкой в одну веточку. Дуб в кружеве ярко-зеленых листьев.
Но не сосна и не береза отличают этот лес. Сосновый бор здесь растет не потому, что это его зона, — он может уйти и в тайгу и в степь. И березовая роща разрослась, воспользовавшись случаем: на вырубках первым делом появляется светолюбивая, неприхотливая, быстрорастущая береза, но пройдут годы, и она уступит место первоначальным хозяевам леса, — после того, как те не спеша поднимутся под сквозным пологом листвы, защитившим их от яркого света и заморозков.
Ель и дуб вместе — вот что определяет эту зону. К северу от линии Ленинград — Уфа в лесах Русской равнины, если не считать речных долин, нет дуба: там тайга. К югу от линию Киев — Уфа нет ели: там лесостепные места. А треугольник Ленинград — Уфа — Киев, где ель растет рядом с дубом, — это и есть зона смешанного леса.
Ель и дуб здесь «смешиваются». Но они не друзья. Этот треугольник — поле борьбы. Когда на Русской равнине растаял ледник и очистил место, тайга вступила в бой с широколиственным лесом.
На рубеже тайги, за Верхней Волгой, сосредоточились несметные полчища еловых лесов — суровая армия в остроконечных шлемах. Ели сомкнулись плечом к плечу, сдвинув свои перистые ветви и сгустив сумрак у земли, где лишь белые цветочки кислицы, вечнозеленые листики брусники да резные лопасти папоротников нарушают однообразие мохового покрова.
А на юге, на рубежах леса и степи, стоят дубравы, весело блистая на солнце. Дуб испаряет много влаги, — а тут как раз наибольшее испарение во всей нашей стране: и осадков много и тепло.
Могучий дуб не один, у него целая свита. Когда листва еще не распустилась и дно леса залито солнцем, у ног дуба ложится яркий и пестрый ковер из весенних цветов — подснежник пронзает своим зеленым острием и старый лист и зернистую корочку последнего снега. А позже, когда лес погрузится в тень, разрастутся широколиственные травы — сныть, колокольчики, ландыш. Сверху их прикроет орешник, всегда верный дубу. Сплетут свои ветки дикая груша, татарский клен, а еще выше, под стать самому дубу, иногда уж восьмым ярусом поднимутся ясень, клен, липа, вяз, а на крайнем западе, за Полтавой, и граб, за Хмельницким — еще и бук.
И вся эта семья, предводительствуемая дубом, ведет на пространстве от Киева до Ленинграда и Уфы сражение с армией елей. Спутники дуба стараются защитить, вытянуть молодые дубки, устилают своими листьями землю, чтобы помешать расти мху, спутнику ели. А теневыносливые елочки втихомолку подрастают под пологом листвы и, простирая сплошной шатер и разводя кругом мох, хотят все заглушить и воцариться.
Смешаны хвойные и широколиственные деревья и в другом треугольнике — на юге Дальнего Востока, где в диковинных уссурийских лесах виноградная лоза обвивает северную ель, клюква растет рядом с лотосом, тигр встречается с соболем.
Иногда уссурийскую природу называют субтропической, но это неправильно: нет зим без мороза, нет непрерывной растительной жизни. Но все же природа там необычайно богата.
Когда-то на Дальнем Востоке был жаркий климат, а потом похолодало. С севера и с гор поползли ледники. Но до Уссурийского края они не добрались, не стерли прежнюю богатую растительность. Древний южный лес тысячелетиями привыкал к холодам. Он погрубел, поблек, но весь не погиб, — остатки давней пышной флоры сохранились.
Лиственные породы смешаны в непролазную многоярусную чащу: дуб, граб, ясень, клен, орех, белая амурская сирень, амурская липа, белая, желтая и черная березы, красное дерево — тис, бархатное дерево с пробковой корой, береза Шмидта, которая на изгиб прочнее чугуна… Подножья деревьев скрыты зарослями орешника, леспедезы, жимолости, смородины, жасмина. А из хаоса листвы колоннами встают кедровые сосны, или, как их обычно называют, корейские кедры, — деревья редкой красоты и мощи, ростом с десятиэтажный дом. Висят лианы, иной раз толщиной с телеграфный столб. Трава густая, высокая, сочная, сорок видов одних папоротников. Цветы яркие, крупные — подчас четверть метра в поперечнике. Порхает тропическая бабочка «данаис тация», ползет жук-дровосек доледниковой эпохи («каллипогон реликтус») длиною в десять сантиметров, родственный жукам тропической Америки. В ночном воздухе мерцают летающие светлячки… Все это в местах, где зимою бывают морозы в минус сорок.
Зима в лесах — и в смешанных и в хвойных и на Русской равнине и особенно за Уралом — морозная. Но лето теплее, чем в тундре. Быстрее разлагаются отмершие корешки и травинки, истлевают в перегной.
Но зато в лесах и осадков больше — не 200–300, а 300–600 миллиметров. Дожди поливают землю, затененную пологом леса, и вода, вместо того, чтобы испариться, просачивается туда, где, как насос, работают корни деревьев. И по пути уносит вниз питательные вещества, выщелачивает, вымывает почву. Сверху тонким слоем лежит свежий перегной, а под ним, выше того слоя, куда вмыты питательные вещества, находится пустой «подзолистый» горизонт, с землей рассыпчатой и светлой, похожей на золу.
Только в болотах, как и в тундре, распад замедлен избытком воды и недостатком кислорода. Там все лето нарастает торф. Болот же в лесной полосе немало, особенно на плоских местах: леса Западной Сибири заболочены наполовину, белорусское Полесье — на треть.
В подзолистой почве 2–4 процента перегноя, по плодородию ее не сравнишь с черноземом. Но обработай поле получше, напитай удобрениями, внеси известь, введи тот севооборот, который нужен, — и лесные края урожаями могут обогнать своих черноземных соседей. Сверимся с директивами XIX съезда партии по пятому пятилетнему плану: на неполивных полях центрально-черноземных областей урожайность зерновых к концу пятилетки должна подняться в среднем до 16–18 центнеров с гектара, а в нечерноземной полосе несколько выше — до 17–19 центнеров. Дело в том, что в лесной полосе почти не бывает засух.
Смешанный лес Русской равнины на юге переходит в другую, более сухую зону — в лесостепь.
Туда ель не досягает — ей уже суховато и жарко. Дуб мог бы там господствовать, но у него появляется другой враг — степная трава. Для взрослого дуба травинки, конечно, так же страшны, как щелчки для слона. Но дубок, только что выклюнувшийся из желудя, должен, чтобы вырасти, отбить буйный, опасный натиск трав.
В полосе лесостепи, от линии Киев — Уфа до линии Харьков — Саратов, дубравы борются со степью. То курчавится дубовый лесок — как обычно, с примесью ясеня, клена и липы, с неизбежным орешником. То оголилось открытое поле. Полю еще помог человек — много лесов порубил. В лесостепи западнее Волги сейчас под лесом не больше седьмой части площади.
Есть поля и в лесной полосе, и большие. Но там, где ни встань, куда ни погляди — горизонт замыкается лесом. А здесь куртины деревьев с серой лесной почвой лежат островками среди широкого степного океана.
Здесь «тучный дуб растет над тучной нивой». Широта, плодородие, а зайдешь в рощу — прохлада, лучи солнца процежены сквозь полупрозрачную листву.
Эти места становятся всем нам еще ближе, роднее, когда мы прочитаем «Записки охотника». Недаром очерк, завершающий их, так и назван — «Лес и степь». Там сказано: «Свежо, весело, любо!»
