Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...
Часть носила название 322-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности. Командовал этим действительно особым, предназначенным для использования исключительно в наступательных операциях дивизионом подполковник Дорожкин.
Основу огневой мощи вверенной ему части составляли пушки необычно крупного 305-го калибра. Каждая весила без малого 64 тонны. Транспортировали такую махину по железной дороге. Да и то предварительно разобрав на части. Собирали же орудия непосредственно на позиции, куда каждый раз от основного пути специально прокладывали узкоколейку. На самой позиции саперы прежде всего закладывали мощный фундамент. И уж на этом основании осуществлялся монтаж: сначала гигантская платформа, потом многотонный лафет и, наконец, огромный, того самого особого калибра, ствол.
Все это чудо отечественной наступательной военной техники было изготовлено еще в 1916 г . на Обуховском заводе в Петрограде. Однако, несмотря на свой почтенный возраст, каждая суперпушка была способна нанести противнику прямо-таки непоправимый урон.
Судите сами: орудия стреляли двумя типами снарядов. Первый, весивший 374 кг , назывался «граната Виккерса». Второй, именовавшийся «Русской гранатой», представлял мощнейший бетонобойный снаряд и вместе с порохом тянул на целую тонну. Оба «подарка» разносили «в мелкие брызги» любое, даже в несколько метров толщиной бетонное укрепление.
Естественно, в основном «по бетону» дивизион и «работал». Но поскольку каждый выстрел обходился казне в весьма круглую сумму, цель надлежало поражать одним-единственным снарядом. При этом – вполне разумно – экономили и на пристрелке: ее производили батареи другого, меньшего калибра.
Все эти условия предъявляли исключительно высокие требования к работе дивизионной разведки, в которой и занял одну из командных должностей двадцатилетний лейтенант Валентин Чернышев.
Оно и понятно: даже небольшая неточность в определении цели обходилась очень дорого и по существу перечеркивала труд сотен людей.
Иного другого новичка такая большая ответственность могла и подломить. Но Чернышева выручил молодой, слабо подверженный стрессам организм; обстоятельный, непугливый характер и высокий, как теперь принято говорить, коэффициент интеллекта. Над совершенствованием этого своего боевого «инструмента» молодой офицер работал упорно и даже, можно сказать, фанатично.
Всю войну Валентин протаскал за собой в вещмешке книжки. И как только предоставлялась возможность – в теплушке, на привале в походе, в окопе во время затишья, где угодно, занимался своей любимой математикой.
Даже в том изнурительном переходе к Сталинграду от своей переносной библиотечки за спиной не избавился.
Не отложил учебники в сторону даже тогда, когда их приписанный к 1-му Белорусскому фронту могучий дивизион был отведен на станцию Киверцы в Западной Украине. А ведь дело молодое: рядом квартировал целый дружественно настроенный женский батальон 1-й Польской армии.
Более того, когда еще перед Киверцами дивизион почему-то долго выдерживали под Тулой, Валентин ухитрился договориться в местном Пединституте и сдал экзамены за очередной семестр. На экзамены, между прочим, отлучался тайком, без разрешения старшего по команде. Да и кто ж ему в такое время разрешил бы? За подобную «самоволку» офицера в ту пору могли наказать восемью сутками ареста и 50-процентным вычетом из жалованья за каждый день отсидки.
К слову сказать, потом и узнали, и наказали. Влепили аж 36 суток – ровно по восемь дней за экзамен. Да только сессия уже была позади…
«А мы с тобой, брат, из пехоты…»
Питомцы лейтенанта Иванова тем временем тоже на месте не стояли. В конце июня – начале июля 1944 г . недалеко от города Пустошки на базе краснознаменного 455-го артполка, овеянного боевой славой еще в советско-финляндской войне и достойно сражавшегося в первые годы Великой Отечественной войны, была сформирована 136-я Артиллерийской Пушечной Артиллерии бригада (сокращенно 136-я АПАбр). Вот в нее-то и включили 832-й отдельный разведдивизион. Теперь М. Минин, Г. Загитов, А. Лисименко, А. Бобров и другие разведчики из дивизиона осуществляли гораздо более масштабную задачу. Их подразделение совместно с несколькими полками дивизионной и корпусной артиллерии вело контрбатарейную борьбу. А кроме того, обеспечивало данными инструментальной разведки штабы всех общевойсковых соединений, входящих в 3-ю ударную армию. Последняя была сформирована в первые месяцы войны на Волге и называлась вначале 60-й резервной. Осенью 1941г. отдельными соединениями принимала участие в боях под Москвой, затем была преобразована в 3-ю ударную армию и переброшена на Северо-Западный фронт. С рубежа озера Селигер сначала в составе Калининского, а потом Северо-Западного фронтов вела наступательные бои в направлении Холм, Великие Луки, вышла на ближние подступы к городу, частью сил участвовала в окружении демянской группировки противника.
Именно в составе этой армии капризная фронтовая фортуна к концу 1944 г . начала сводить в соседние боевые ряды многих непосредственных участников штурма сначала Берлина, а потом и Рейхстага.
Осенью 1943 г ., когда наведенная разведдивизионом Иванова артиллерия пробивала коридоры «матушке пехоте» в районе города Великие Луки, сюда же из-под района Старой Руссы перебросили 150-ю стрелковую дивизию. В одном из ее полков, носящем номер 756, командовал ротой человек, к которому полтора года спустя, в часы штурма Рейхстага не только с КП полка, но дивизии и даже корпуса по армейской связи будет нетерпеливо нестись набор одних и тех же фраз: «Где находишься? Доложи обстановку! Повтори атаку!»
Вообще-то, следует сразу подчеркнуть, что царскими подарками судьба Степана Неустроева не больно-то радовала. Невысокого росточка, явно не богатырской комплекции. До войны мечтал стать летчиком, да медкомиссия «зарубила». Поступил в пехотное. Но вместо положенных двух лет отучился всего полгода – началась война. Пришлось обойтись ускоренным курсом и тонкости постигать на передовой.
В «окопных университетах», если сразу не убьют, воинским наукам добре обучали. Но жестоко. Только Неустроева назначили командиром разведки полка, только притерся к этой строгой работе, как тут же и первое ранение. Два ребра сломано. А осколок в печени так на всю дальнейшую жизнь и остался. В госпитале, правда, подлатали неплохо. Но при выписке «обрадовали»: «К строевой годен. Для разведки не подходит».
Назначили командиром стрелковой роты. Опять пошли суровые ратные будни. Это только в кино: «В атаку! Вперед! За Родину, за Сталина!» А в жизни мат-перемат, пот, кровь, грязь и сплошной недосып. Для пехоты круглый год плохая погода. То холод, то жара, то снег, то дождь. А уж в межсезонье – просто беда. Если в траншее находишься – значит, по пояс в воде. Неделями не переодевались, не переобувались. Сушиться негде. «От самого аж пар идет – собственным телом шинельку согреваешь», – вспоминал потом С. Неустроев[19].
В бою, однако, зябко не было. Скорее в жар бросало. В феврале 43-го, когда крепко сцепились с немцем, рвущимся вызволять своих из Демянского котла, от неустроевской роты после первого же боестолкновения остались лишь он сам да еще пять бойцов. «Кровавая баня» продолжалась даже тогда, когда инициатива вроде бы прочно перешла в наши руки. За спиной армии уже были победные битвы на Курской дуге, в Сталинграде. Но на Запад по-прежнему тянулись бесконечной людской полосой сменные полки и дивизии. И по-прежнему безостановочно сновали по фронтовой зоне многочисленные эшелоны, доставляющие в тыл наши неиссякаемые санитарные потери.
С пополнением, которое стало поступать с начала 1944 г ., пришлось повозиться. Это была в основном молодежь из тех районов, которые совсем недавно были под оккупантами. Правда, среди новичков было немало бывших партизан – людей, как правило, смелых, инициативных, хорошо владеющих стрелковым оружием. Однако много было и совсем зеленых юнцов, которых надо было с ходу обучать самым простым солдатским вещам. Но Неустроев командовал не учебной, а самой что ни на есть фронтовой ротой. Они неделями не выходили из боя. Так что в учебе пополнения доминировала практика, в процессе которой пули в первую очередь находили как раз молодых, неопытных солдат.
Впрочем, в тяжелых наступательных боях на территории Латвии досталось и самому Степану Неустроеву. В 1944 г . он был дважды ранен. В последний раз – особенно тяжело. Обгорелого, с перебитыми ногами молоденького лейтенанта доставили в тыловой госпиталь города Осташков. «К последнему на земле пристанищу», – поначалу подумал Степан. Но военно-полевая медицина оказалась на высоте: с того света вытащила, выходила, на ноги поставила… Да еще и после выписки крупно повезло – снова направили в ту же 150-ю стрелковую дивизию, в родной 756-й полк. Причем принял уже не роту, а батальон.
