Уильям Ширер - Крах нацистской империи
Ему было предложено ответить односложно — да или нет. Однако подхалиму Борману и этого оказалось мало. На свой страх и риск он направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену. На следующий день, еще до рассвета, второй по положению человек в третьем рейхе, самый наглый и богатый из нацистских бонз, единственный рейхсмаршал в немецкой истории, главнокомандующий ВВС, стал узником эсэсовцев.
Три дня спустя, вечером 26 апреля, Гитлер высказался в адрес Геринга еще более резко, чем в присутствии Шпеера.
Последние посетители бункераТем временем еще два интересных посетителя прибыли в напоминавший сумасшедший дом бункер Гитлера: Ханна Рейч, отважная летчица-испытатель, которую отличала, помимо прочих достоинств, глубокая ненависть к Герингу, и генерал Риттер фон Грейм, которому 24 апреля было приказано прибыть из Мюнхена к верховному командующему, что он и сделал. Правда, вечером 26-го, когда они подлетали к Берлину, их самолет был подбит над Тиргартеном русской зениткой и генералу Грейму раздробило ногу.
Гитлер пришел в операционную, где врач перевязывал рану генерала.
Гитлер. Вам известно, зачем я вас вызвал?
Грейм. Нет, мой фюрер.
Гитлер. Герман Геринг предал меня и фатерланд и дезертировал. Он установил за моей спиной контакт с врагом. Его действия нельзя расценить иначе как трусость. Вопреки приказу он бежал в Берхтесгаден, чтобы спасти себя. Оттуда он направил мне непочтительную радиограмму. Это был…
«Здесь, — вспоминает Ханна Рейч, присутствовавшая при разговоре, — лицо фюрера задергалось, дыхание стало тяжелым и прерывистым».
Гитлер. Ультиматум! Грубый ультиматум! Теперь ничего не осталось. Ничто меня не миновало. Нет таких измен, такого предательства, которых бы я не испытал. Присяге не верны, честью не дорожат. А теперь еще и это! Ничего не осталось. Нет такого зла, которого бы мне не причинили.
Я приказал немедленно арестовать Геринга как предателя рейха. Снял его со всех постов, изгнал из всех организаций. Вот почему я вызвал вас!
После этого он назначил обескураженного генерала, лежавшего на койке, новым главнокомандующим люфтваффе. Назначение это Гитлер мог бы объявить по радио. Это позволило бы Грейму избежать увечья и находиться в штабе ВВС — единственном месте, откуда еще можно было руководить тем, что осталось от ВВС.
Три дня спустя Гитлер приказал Грейму, который к этому времени, подобно фрейлейн Рейч, ожидал и желал смерти в бункере рядом с фюрером, вылететь на место и разобраться с новой изменой. А измена среди главарей третьего рейха, как мы видели, не сводилась к действиям Германа Геринга.
В течение этих трех дней Ханне Рейч представились широкие возможности наблюдать за жизнью безумцев в подземном сумасшедшем доме и, конечно, участвовать в ней. Поскольку эмоционально она была столь же неустойчива, как и приютивший ее высокопоставленный хозяин, ее записи носят зловещий и одновременно мелодраматический характер. И тем не менее в основном они, очевидно, соответствуют действительности и даже достаточно полны, поскольку подтверждаются свидетельствами других очевидцев, что делает их важным документом заключительной главы истории рейха.
Ночью 26 апреля, после ее прибытия с генералом Греймом, русские снаряды начали падать на канцелярию, и доносившиеся сверху глухие звуки взрывов и рушившихся стен только усугубляли напряженность в бункере. Гитлер отвел летчицу в сторону.
— Мой фюрер, почему вы остаетесь здесь? — спросила она. — Почему Германия должна вас лишиться?! Фюрер должен жить, чтобы жила Германия. Этого требует народ.
— Нет, Ханна, — ответил, по ее словам, фюрер. — Если я умру, то умру за честь нашей страны, потому что как солдат я должен подчиняться своему же приказу — защищать Берлин до конца. Моя дорогая девочка, — продолжал он, — я не предполагал, что все так случится. Я твердо верил, что мы сумеем защитить Берлин на берегах Одера… Когда все наши усилия закончились ничем, я ужаснулся сильнее, чем все остальные. Позднее, когда началось окружение города… я посчитал, что, оставаясь в Берлине, подам пример всем наземным войскам и они придут на выручку городу… Но, моя Ханна, я все еще надеюсь. Армия генерала Венка подходит с юга. Он должен — и сумеет — отогнать русских достаточно далеко, чтобы спасти наш народ. Мы отступим, но будем держаться.
В таком настроении пребывал Гитлер в начале вечера. Он все еще надеялся, что генерал Венк освободит Берлин. Но буквально через несколько минут, когда обстрел русскими канцелярии усилился, он снова впал в отчаяние. Он вручил Рейч капсулы с ядом: одну — для нее самой, другую — для Грейма.
«Ханна, — сказал он, — ты из тех, кто умрет со мной… Я не хочу, чтобы хоть один из нас попал живым в руки русских, я не хочу, чтобы они нашли наши тела. Тело Евы и мое тело сожгут. А ты выбирай свой путь».
Ханна отнесла капсулу с ядом Грейму, и они решили, что, если «действительно придет конец», они проглотят яд и затем для верности выдернут чеку из тяжелой гранаты и плотно прижмут ее к себе.
28-го у Гитлера, судя по всему, появились новые надежды или по крайней мере иллюзии. Он радировал Кейтелю: «Я ожидаю ослабления нажима на Берлин. Что делает армия Генриха? Где Венк? Что происходит с 9-й армией? Когда Венк соединится с 9-й армией?»
Рейч описывает, как в этот день верховный главнокомандующий беспокойно ходил «по убежищу, размахивая картой автодорог, которая быстро расползалась в его потных руках, и обсуждал с любым, кто готов был его слушать, план кампании Венка».
Но «кампания» Венка, как и «удар» Штейнера неделей раньше, существовала лишь в воображении фюрера. Армия Венка была уже уничтожена, как и 9-я армия. Севернее Берлина армия Генриха[291] быстро откатывалась на Запад, чтобы сдаться западным союзникам, а не русским.
Весь день 28 апреля доведенные до отчаяния обитатели бункера ждали результатов контратак этих трех армий, особенно армии Венка. Русские клинья уже были на расстоянии нескольких кварталов от канцелярии и медленно к ней приближались по нескольким улицам с востока и с севера, а также через Тиргартен. Когда от идущих на помощь войск не поступило никаких известий, Гитлер, подстрекаемый Борманом, заподозрил новые вероломства. В 8 вечера Борман направил радиограмму Дёницу:
«Вместо того чтобы побуждать войска продвигаться вперед во имя нашего спасения, ответственные лица хранят молчание. Судя по всему, на смену верности пришла измена. Мы остаемся здесь. Канцелярия лежит в развалинах».
Позднее, той же ночью, Борман послал еще одну телеграмму Дёницу:
«Шернер, Венк и другие должны доказать свою верность фюреру, придя к нему на помощь как можно скорее».
Теперь Борман говорил уже от своего имени. Гитлер решил умереть через день или два, а Борман хотел жить. Ему, наверное, не быть преемником Гитлера, но он хотел иметь возможность и в будущем нажимать на тайные пружины за спиной любого, кто придет к власти.
В ту же ночь и адмирал Фосс отправил телеграмму Дёницу, известив его, что связь с армией нарушена, и потребовал срочно сообщить по радиоканалам флота о важнейших событиях в мире. Вскоре поступили некоторые новости, но не с флота, а из министерства пропаганды, с его постов прослушивания. Для Адольфа Гитлера новости оказались убийственными.
Помимо Бормана, в бункере находился еще один нацистский деятель, желавший остаться в живых. Это был Герман Фегелейн, представитель Гиммлера при ставке, типичный образец немца, выдвинувшегося при правлении Гитлера. Бывший конюх, затем жокей, совершенно необразованный, он являлся протеже пресловутого Кристиана Вебера, одного из старых товарищей Гитлера по партии. После 1933 года посредством махинаций Вебер сколотил солидное состояние и, будучи помешан на лошадях, завел большую конюшню скакунов. При поддержке Вебера Фегелейн сумел высоко подняться в третьем рейхе. Он стал генералом войск СС, а в 1944 году, вскоре после назначения офицером связи Гиммлера при ставке фюрера, он еще более укрепил свои позиции в верхах, женившись на сестре Евы Браун — Гретель. Все оставшиеся в живых главари СС единодушно отмечают, что Фегелейн, сговорившись с Борманом, не раздумывая предал Гитлеру своего эсэсовского шефа Гиммлера. Этот пользовавшийся дурной репутацией, неграмотный и невежественный человек, казалось, обладал удивительным инстинктом самосохранения. Он умел вовремя определить, тонет корабль или нет.
26 апреля он потихоньку покинул бункер. На следующий вечер Гитлер обнаружил его исчезновение. У фюрера, и без того настороженного, возникло подозрение, и он немедленно выслал группу эсэсовцев на розыски пропавшего. Его обнаружили уже в гражданской одежде в его доме в районе Шарлоттенбурга, который вот-вот должны были захватить русские. Его доставили в канцелярию и там, лишив звания обер-группенфюрера СС, посадили под арест. Попытка Фегелейна дезертировать породила у Гитлера подозрения относительно Гиммлера. Что замышлял шеф СС теперь, покинув Берлин? Известий не поступало с тех пор, как его офицер связи Фегелейн оставил свой пост. Теперь новости наконец прибыли.
