Адам Улам - Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года
Официальные сообщения были проникнуты оптимизмом, но сотрудники Ленина наверняка понимали, что ему осталось мало лет жизни и если даже он восстановится, то сможет ли управлять страной, как это было до 1921 года. Они рассматривали все возможности, и ни одна не казалась утешительной. Если он умрет, сможет ли режим, учитывая разногласия в партии и охваченную разрухой и голодом страну, устоять без этого удивительного человека? А если он поправится, но останется инвалидом? Такой вариант казался партийным олигархам еще более пугающим. Даже в нормальном состоянии Ленин, с их точки зрения, был раздражительным и капризным. Какие идеи могут прийти в голову полупарализованному диктатору? Целиком сменить руководство партии? Легализовать меньшевиков? Нельзя исключать ни одну из этих возможностей, когда имеешь дело с человеком, который, несмотря на все сомнения и страхи, втянул партию в октябрьский переворот и ввел новую экономическую политику.
Поэтому совершенно естественно, что после майского приступа болезни руководители партии и государства должны были объединиться и выступать единым фронтом против «инакомыслящих», а если понадобится, то и против самого Ленина. К такому выводу они пришли после второго кризиса, случившегося у Владимира Ильича в декабре 1922 года. В этом заговоре не было ничего странного. Нельзя было допустить, чтобы коммунистическая партия распалась на враждующие фракции, с «проверенными» руководителями Политбюро, которых могли перекричать Рязанов или Осинский. Нельзя позволить Ленину, если он будет признан недееспособным, уничтожить дело собственной жизни.
С первым приступом болезни (параличом) Ленина обычно связывают начало борьбы за преемственность, которая длилась в течение шести лет. В 1924 году Сталин занял главенствующее положение, а к 1929 году воцарилась сталинская диктатура. Первая стадия этой борьбы, формирование триумвирата Зиновьев – Каменев – Сталин, возвращает нас в лето 1922 года, когда Ленин пошел на поправку и руководители партии пребывали в сомнениях, сможет ли он вернуться к прежней работе. Конечно, заговор не ограничивался только этой тройкой. Все руководство в той или иной степени испытывало смешанные чувства и со страхом ждало, как поведет себя Ленин после выздоровления. Было решено выступать единым фронтом.
Такая интерпретация не соответствует общепринятому предположению, что в случае, если Ленин окажется недееспособным, между потенциальными претендентами на его место завяжется борьба. Троцкий в своих воспоминаниях относительно этого периода подчеркивал, что руководителем заговора был Сталин. Остальные неохотно подключились к заговору, предположительно, из страха, а также завидуя ему, Троцкому, поскольку именно он, рассуждая логически, должен был стать преемником Ленина. Не напрасно заговорщиков тревожила судьба партии. Чуть позже один из них, Троцкий, прорвал единый фронт Политбюро, выступив против всех, включая Ленина.
Причины, по которым возник этот сомнительный союз, видны невооруженным глазом. Члены Политбюро ненавидели друг друга, и особенно в этом преуспели Троцкий и Сталин. (Интересно, что до 1926 года Троцкий продолжал тешить себя иллюзией, что Сталиным руководит кто-то более сильный, Зиновьев или Бухарин.) Но еще больше они боялись друг друга и своих возможных преемников, однако считали себя существами высшего порядка по отношению к «простым» членам ЦК. В свою очередь члены ЦК испытывали те же чувства к нижестоящим коммунистам. Однако все они понимали, что нельзя выносить сор из избы. На следующем съезде, хотят они того или нет, придется выступать единым фронтом.
В период болезни Ленина коллективное руководство осуществлял вышеупомянутый триумвират во главе с Зиновьевым. Каменев замещал Ленина на посту председателя Политбюро. Сталин руководил партией. Пока все были согласны с такой расстановкой сил. Троцкий стоял несколько в стороне, не вступая в открытую борьбу с этим трио.
В середине июня состояние здоровья Ленина стало улучшаться. 12 июля он пишет секретарю, что дело идет на поправку («мой почерк начинает походить на человеческий»). Приготовила ли она ему книги? Ему уже разрешено читать научные журналы и романы, а скоро разрешат читать газеты.[482]
Партийные лидеры начали ездить в Горки. Сталин, побывав у Владимира Ильича, написал статью о своих впечатлениях от встречи с вождем, которая была опубликована в «Правде». Он нашел Ленина «посвежевшим». Владимиру Ильичу не терпится вернуться к работе. «Мы смеялись над докторами, которые не могут понять, что политические деятели не могут при встрече не говорить о политике». Через месяц Сталин сообщил, что Ленин окончательно выздоровел. «Вернулось его спокойствие и решительность. Это наш прежний Ленин…» Они вместе посмеялись над эмигрантской прессой, которая похоронила Ленина. «Пусть себе радуются. Нельзя лишать их последнего предсмертного утешения».[483]
2 октября 1922 года Ленин вернулся из Горок в Москву. его трудно было назвать «посвежевшим», но он не обращал внимания на врачей, настаивающих на продолжении лечения. Единственное, чего им удалось добиться, – это сокращения рабочего дня, но при этом, как пишет секретарь Ленина, Л.А. Фотиева, Владимир Ильич в период со 2 октября по 16 декабря написал 224 деловых письма и записки, принял 171 человека и председательствовал на 32 заседаниях и совещаниях СНК, СТО, Политбюро и комиссий.[484]
Деловая активность Ленина объясняется не только чувством долга и неспособностью жить вне политики. Он наверняка считал, что, лишая его источников информации, сотрудники в первую очередь заботятся о самих себе. Очевидно, им есть что скрывать. Прежде чем посетители попадали к Ленину, с ними беседовал один из трех заместителей председателя Совнаркома или секретарь ЦК. Это, по их утверждению (может, так и было на самом деле), было проявлением заботы о здоровье Ильича. Зачем ему заниматься всякой ерундой, если у него есть заместители? Но Ленин видел в этом желание превратить его в «поддакивателя», человека, лишенного собственного мнения. Возможно, именно по этой причине он категорически отказывался хотя бы на несколько дней уехать в Горки. И все же 7 декабря он был вынужден уехать на пять дней, однако не столько отдыхал, сколько вел телефонные переговоры со своими секретарями. Он пришел в ярость, когда узнал, что в его отсутствие Политбюро приняло два важных решения. 8 декабря он продиктовал проект постановления, согласно которому Политбюро не имело права принимать решения за его спиной; заседания следовало проводить по четвергам в одиннадцать часов, длиться они должны были не более трех часов. Повестку дня необходимо было определять накануне заседания. Дополнительные вопросы рассматривались только в случае крайней необходимости, только в письменной форме и только если не возражает ни один из членов Политбюро. В ночь на 16 декабря у Ленина произошел новый сильный приступ, но он не хотел слышать о переезде в Горки. Он ссылался на массу причин: ехать на санях слишком утомительно; на автомобиле не проехать, поскольку дороги занесло снегом. На самом деле он просто не хотел лишаться свободы и отрываться от происходящего в Совнаркоме, в партии и в стране.
Теперь Ленин по-новому смотрел на своих заместителей. Он выдвинул Сталина, поскольку не считал его способным организовать заговор и, возможно, подсознательно не считал его кандидатом в свои преемники. Несмотря ни на что, Сталин был предан ему и партии. Теперь он объединился с «ними». Возможно, Ленин чувствовал негодование и испытывал зависть к Сталину, к его растущему влиянию. Сталин занимался всеми мало-мальски важными государственными проблемами. Вся информация стекалась именно к нему. Если бы эти два человека, Ленин и Сталин, были по-настоящему близкими бескорыстными друзьями, изменившаяся ситуация не вызывала бы излишней подозрительности со стороны старшего и затаенной злобы со стороны младшего.
В период болезни поведение Ленина отличалось некоторой истеричностью. Вопрос о монополии внешней торговли превратился у него в навязчивую идею. Он требовал его безотлагательного решения на пленуме ЦК и написал письмо Троцкому о выступлении последнего на предстоящем пленуме в защиту сохранения монополии внешней торговли. Он понимал, что власть выскальзывает из рук, и безумно боялся этого. В то же время он уже не мог принимать непосредственного участия в текущих делах. Он приказывает секретарям не просто регистрировать все документы, поступающие из ЦК, а записывать краткое содержание, буквально несколько строк. Что касается поступающих заявлений, то секретари должны фиксировать, «чего хотят, что требуют, на что жалуются» заявители. Секретари несут личную ответственность за любую неточность.[485]
Ленин решительно возражал против предложения Рыкова ограничить его личный прием предварительным отбором посетителей его заместителями и секретарем ЦК. «Должен только сказать, что с практическим добавлением Рыкова я не согласен в корне, выдвигаю против него прямо обратное – о полной свободе, неограниченности и даже расширении приемов», – писал Ленин. Троцкий, по мнению Ленина, мог помочь ему в решении этого вопроса.
