Иван Медведев - Пограничные зори
Старик очень встревожился и стал звонить на двенадцатую заставу. Ему ответили, что начальник заставы тринадцать не появлялся.
Мы ничего не понимали и больше ничего не могли узнать. Я предложил Старику возвращаться обратно, в управление отряда, но Старик сказал:
— Нет. Позвони туда и предупреди. До утра я буду здесь.
Словно бы в каком-то мрачном оцепенении, Старик сидел возле стола, с погасшей трубкой в зубах.
Я больше не мог бороться с усталостью. Я расстелил бурку на полу, лег и уснул.
Мне ничего не снилось. Несколько раз я просыпался и видел, что Старик все так же сидит возле стола. Несколько раз звонили из управления отряда, и Старик говорил негромко. Он не спал всю ночь. Утром он сидел на том же месте, с потухшей трубкой в зубах, и глаза его были воспалены. Я уже сказал: было похоже, что он в каком-то оцепенении.
Ночью было прохладней, но вот ночь кончилась, небо стало красным, и опять из-за гор вылезло неумолимое оранжевое солнце.
Я встал и подошел к Старику.
Он вздрогнул, потер ладонью лицо. Мне показалось, что он сильно сдал за эту ночь.
Мы вышли из помещения во двор заставы. Уже было жарко. Шофер возился у запыленного автомобиля.
— Очень плохо, — тихо сказал Старик. Я старался не глядеть на него.
Он направился к автомобилю. Он шел медленно, сутулясь и устало волоча ноги.
И вот тогда-то мы услыхали топот копыт. Нас было четверо во дворе: Старик, дежурный по заставе, шофер и я, — и все четверо сразу услыхали быстро скачущую лошадь. Мы не успели добежать до ворот, когда всадник влетел в них.
Это был сын Старика. Да, именно он, но как непохож он был на того мальчика, с которым я прощался накануне утром. Сейчас он сидел на огромном вороном жеребце — я хорошо знал этого коня. Жеребец был от пота серым. Сын Старика на полном скаку осадил его, так что конь присел на задние ноги, подняв облако пыли. И сын Старика соскочил с седла, пошел прямо к отцу. Он шел кавалерийской походкой, легко покачиваясь. Его гимнастерка была изодрана. Загорелое лицо почернело и осунулось, и какое-то новое выражение появилось на нем. Лицо стало суровым, почти мрачным, и, вместе с тем, гордая веселость была в глазах.
Он тяжело дышал, подошел к отцу и сказал отрывисто и очень громко:
— Докладывает Тарасов, начзаставы тринадцать. Я самовольно повел всех бойцов заставы, кроме одного, в направлении заставы двенадцать.
Он замолчал и облизал запекшиеся губы.
Я посмотрел на Старика. Никогда раньше я не думал, что у него может быть такой вид. Он сказал хрипло, не спуская глаз с лица молодого Тарасова:
— Ну, и что же? Что же дальше?
Его сын молчал.
— Где твои бойцы? — неистово крикнул Старик. Он мертвенно побелел и шагнул к сыну.
Его сын улыбнулся. Да, да, улыбнулся спокойно и чуть-чуть снисходительно. Он смотрел на своего отца и улыбался ему в лицо. Когда он заговорил, мы снова услышали топот копыт.
— Вот они едут, — сказал сын Старика. — Они едут с пленными. Я поймал Шайтан-бека. Я поехал вперед, чтобы скорей сообщить тебе, отец…
Он вдруг назвал Старика отцом, и Старик бросился к нему, и обнял его, и поцеловал прямо в губы.
— Очень хочется пить, — тихо сказал сын Старика.
Во двор заставы въезжали бойцы. Они конвоировали пленных. Халаты басмачей были изодраны, густой слой пыли покрывал их, и сквозь пыль виднелись бурые пятна крови. У некоторых пленных белели повязки на головах, у иных руки были забинтованы.
Впереди басмачей на прекрасной лошади ехал старец. У него было сухое морщинистое лицо и слезящиеся глаза. Давний розовый шрам пересекал его левую щеку. Я сразу понял, что это Шайтан-бек. Трое красноармейцев не спускали с него глаз.
На середине двора Шайтан-бек остановил лошадь, медленно слез на землю и, прихрамывая, пошел к нам.
— Кто из вас начальник Тарасов? — сказал он, чисто выговаривая русские слова.
Наш Старик ответил ему:
— Здравствуй, Шайтан-бек. Я давно хотел повидаться с тобой.
Шайтан-бек оскалил зубы и резко повернулся к сыну Старика.
— Вот этот джигит взял меня, — громко и быстро заговорил старый басмач. — Он мальчишка, но мне не стыдно, что он взял меня. Он смелый человек. Он рубился со мной в ущелье. Я не хотел стрелять. Я боялся, что горное эхо разнесет звуки выстрелов и ты, начальник Тарасов, пришлешь своих аскеров. Поэтому я приказал моим людям не стрелять, и мы рубились в узком ущелье. Я не знаю, почему он не стрелял. Может быть, он еще недостаточно умен. Или он хотел взять меня живым. Я не знаю. В бою он нашел меня, и мой клин сломался о его клинок. Он не убил меня, хотя я ранил его в руку. Он взял меня в плен, и тогда те мои джигиты, которые остались в живых, тоже сдались на твою милость, начальник Тарасов. Если ты угадал, что я пойду здесь, пока другие мои люди бьются с твоими аскерами там, в долине, если ты угадал и послал мне навстречу смелого мальчишку, тогда по праву считай меня своим пленником. Но я думаю, что не твоя хитрость победила сегодня мою хитрость. Молодость и судьба! Вот что победило Шайтан-бека. Судьба любит помогать молодым, начальник Тарасов. Судьбе надоедают старики. Я старый воин. Я не боюсь смерти и не жалею ни о чем. Я ненавижу моих врагов, но больше всех я ненавижу тебя, начальник Тарасов, и я рад, что не тебе суждено было взять меня.
Тогда наш Старик улыбнулся и положил руку на плечо молодого Тарасова.
— Может быть, — сказал Старик Шайтан-беку. — Может быть, ты кое в чем и прав, Шайтан-бек, Но знаешь ли ты, кто взял тебя?
Старик говорил, все время улыбаясь.
— Знаешь ли ты, Шайтан-бек, — сказал он, — знаешь ли ты, старая лисица, что смелый человек, победивший тебя, — сын мой?
Шайтан-бек пристально посмотрел на Старика и потом на молодого Тарасова. Наверное, он увидел, как похожи они друг на друга. Он поклонился Старику.
— Тогда я твой пленник, — сказал он, выпрямляясь и закрывая глаза.
Старик повернулся к сыну, он улыбался все время. Он сказал:
— Но за самовольство ты отсидишь десять суток.
Сын Старика хмурился и глядел в землю.
— Слушаюсь, — сказал он и, помолчав, прибавил: — прошу об одном: вороного оставить мне.
Он говорил о коне Петрова, о чудном вороном жеребце, на котором ездил покойный Петров.
— Хорошо, — ответил Старик.
Он все время улыбался. У него было очень счастливое лицо.
Вот с тех пор знаменитый вороной жеребец остался у сына Старика.
Жеребец был чудесный, и на нем сын Старика два раза выигрывал окружные скачки, а через год вороного жеребца убили в бою, но это уже совсем другая история.
Иван Ваганов
ЧЕРЕЗ КАРАКУМЫ
Вот и позади учеба на ташкентских курсах оружейных мастеров. Вернулся я в Кушку, к своим боевым друзьям-пограничникам, в первых числах мая 1931 года.
Теперь наша часть называлась не маневренной группой Ашхабадского погранотряда, как раньше, до моего отъезда, а кавалерийским дивизионом пограничных войск ОГПУ.
Нам, пограничникам, вместе с частями Среднеазиатского военного округа и отрядами самооборонцев-дехкан, предстояло завершить уничтожение басмаческих банд, подстрекаемых и поддерживаемых империалистами и их разведками — американской, английской и французской.
После того как в 1930 году пограничники нанесли ряд сокрушительных ударов по бандам Ибрагим-бека в верхнем течении Аму-Дарьи, басмачи разрозненными группами стали просачиваться в глубь Туркмении и Узбекистана. Наиболее крупной из этих групп был отряд Чюмбы.
Разгромить банду Чюмбы поручили нашему кавалерийскому дивизиону. Нам было известно, что она продвигается к Мургабскому оазису с целью перейти афганскую границу. Басмачи шли быстро и вот-вот могли появиться в районе 6-й заставы.
Не допустить перехода бандитов через границу — таков был приказ командования.
Помню, жарким, безоблачным майским днем, навьючив верблюдов боеприпасами, нагрузив повозки пулеметными лентами и снарядами, мы двинулись к 6-й заставе.
Наш дивизион сумел намного опередить басмачей — те появились у границы только к исходу следующего дня.
Мы заняли полукруговую оборону вдоль границы, замаскировали пулеметные тачанки, поставили на прямую наводку артиллерию. Басмачи, не подозревая о нашем присутствии, четырьмя группами, на полном галопе, с воплем «Алла!» бросились к границе…
Они все ближе и ближе. Уже можно различить широкие пояса на темных халатах, желтые повязки на рукавах… Звучит короткое слово команды. Встретив шквальный огонь, басмачи кинулись врассыпную. А мы, пользуясь замешательством врага, пошли в сабельную атаку.
Около сотни головорезов потеряла тогда банда Чюмбы, обращенная в бегство.
В том бою мы захватили немало пленных и трофеев. Все попавшее в наши руки оружие — пулеметы, маузеры, шашки — было английского производства, далее седла и нагайки английские…
