Aлексей Буяков - Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)
Тем временем в мае 1939 года начались боевые действия на монгольско-китайской границе в районе реки Халхин-Гол (в японской традиции эти события получили название Номонханского инцидента). Конфликт на Халхин-Голе стал результатом целой цепи разведывательно-провокационных действий Квантунской армии на значительном протяжении пустынной границы между Монгольской Народной республикой, не признанным никем, кроме СССР, государством, и Маньчжоу-го, имевшей слабую демаркацию, а иногда и вообще не имевшей ее. В какой-то степени бои на Халхин-Голе стали проверкой готовности СССР выполнить свои обязательства в рамках заключенного в марте 1936 года военного союза с МНР и боеспособности советской Красной армии.
Военные действия на Халхин-Голе велись с использованием всех родов войск. Помимо японской 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Комацубара и ряда приданных ей подразделений в конфликте приняли участие части армии Маньчжоу-го, в том числе и баргутская кавалерийская бригада (Северо-Хинганский охранный отряд) под командованием генерал-лейтенанта Уржина Гармаева,[149] в прошлом офицера войск атамана Семенова, видного общественного и политического деятеля баргутской (бурятской) эмиграции в Китае. В отличие от баргутов, русские воинские подразделения в событиях на Халхин-Голе не участвовали, но отдельные русские эмигранты находились в действующих частях.
В июне 1939 года шесть военнослужащих-связистов из отряда Асано были прикомандированы к Харбинской ЯВМ, откуда их двумя группами направили в информационные отряды действующих войсковых группировок. Группа военного чиновника Сасано в составе ефрейторов Козловского и Городецкого выехала в Хайлар, а группа поручика Оомура в составе ефрейторов Михаила Натарова и Алексея Поротникова – в Халун-Аршан (курортное местечко в 30 км от границы с Монголией). Эти группы должными были передавать сведения о происходящем на фронте в Харбин, а также участвовать в опросах советских и монгольских военнопленных и перебежчиков. Через некоторое время обе группы асановцев были соединены под командованием майора Ниумура. Заболевшие Городецкий и Козловский возвратились на Сунгари-2, а вместо них в отряд прибыли военный чиновник Сугита, младший унтер-офицер Ефимов и рядовой 1-го разряда Борис Цыганков. Отряд Ниумура, находясь вблизи фронта, должен был поддерживать связь с главным японским штабом, но русские самостоятельно на рациях не работали. После отъезда 12 июля в Хайлар Сасано, Ефимова и Цыганкова в непосредственной близости от линии фронта остались только Оомура, Натаров и Поротников. Их закодированные сообщения поступали в Хайларскую Военную миссию, а оттуда – в штаб Квантунской армии в Синьцзине.
В ходе боев 22 июля, по одной версии, при прорыве японской части из окружения, по другой – находясь в 30 км от линии фронта, один из асановцев – ефрейтор Натаров[150] был убит осколком бомбы при налете советской авиации. Связь с Хайларом временно прервалась, поэтому к линии фронта вновь были направлены Сасано, Ефимов и Цыганков. Группа русских связистов находилась на фронте вплоть до конца августа, затем была отозвана в Хайлар и в начале сентября, за исключением возвратившегося на фронт младшего унтер-офицера Ефимова, выбыла в расположение отряда Асано. Ефимов прибыл на Сунгари-2 только в конце сентября.[151]
Натаров М. А. ГАХК
Помимо радистов из отряда Асано, на Халхин-Голе находилось несколько русских радистов и переводчиков из подразделений ЯВМ. Кроме того, в августе 1939 года по приказу Военного министерства Маньчжоу-го в состав информационного отряда министерства был включен фельдфебель Витвицкий. Он был единственным русским в составе отряда. Отряд располагал радиостанцией, фотолабораторией, ротатором, печатными машинками, имел в своем распоряжении подробные карты района боев. В обязанности отряда входило составление пропагандистских листовок и изучение различных материалов, изъятых у пленных и убитых (в частности, записных книжек, писем и т. п.).
22 августа отряд прибыл в район Хайлун-Аршана, но ввиду скорого прекращения боевых действий практически ничего не сделал. Витвицкий за две недели пребывания у линии фронта изготовил всего четыре листовки, в которых содержалась критика коммунистического режима в России и призыв к военнослужащим Красной армии прекратить бесцельную борьбу и перейти на сторону японских войск. Текст листовок был утвержден в Синьцзине, но они так и не были размножены. Обратно в свою часть Витвицкий вернулся в конце сентября.[152]
Тело погибшего на Халхин-Голе Михаила Натарова было доставлено в Харбин и здесь захоронено с воинскими почестями в ограде Николаевского кафедрального собора, несмотря на протесты харбинского митрополита Мелетия. Похороны Натарова превратились в крупный антисоветский митинг с большим стечением народа, участием членов русских политических организаций, учащихся школ, эмигрантской администрации. Представителем отряда Асано на похоронах являлся майор Асерьянц, прибывший в Харбин в сопровождении нескольких одетых в гражданскую форму отрядников. В речи начальника БРЭМ генерала В. А. Кислицина, произнесенной во время погребения Натарова, говорилось, что «героическая смерть вознесла его на недосягаемую высоту, сделала его нашим национальным героем… Начиная культ героев похоронами Натарова, продолжим его постройкой памятника всем нашим соотечественникам, павшим в борьбе с коммунизмом в последние годы. Покажем, что культ героизма как раз является тем, что цементирует наше русское боевое единство и наше русско-ниппонское братство, освященное кровью павших».[153]
Позднее на могиле Натарова был сооружен памятник, а напротив Собора в 1942 году открыта часовня – памятник борцам с Коминтерном.[154] В 1943 году сестра Михаила получила из рук подполковника Коссова медаль за участие в пограничных инцидентах, присвоенную Натарову правительством Маньчжоу-го. Кроме того, он был награжден японским орденом Восходящего Солнца (Букасё) 8-й степени.[155]
Возможно, Халхин-Гол оказал влияние на судьбу еще одного радиста-асановца, находившегося некоторое время в командировке в непосредственной близости от линии фронта, – Городецкого, который после увольнения в резерв в 1940 году покончил жизнь самоубийством в Харбине.[156] Участие в боях на Халхин-Голе также принимал майор Коссов. Он находился в составе Хинганской кавалерийской дивизии, был контужен и в дальнейшем хромал на левую ногу.[157] После выздоровления Коссова отозвали из отряда Асано в распоряжение штаба 4-го военного округа Маньчжоу-го.
Что касается переходящих из публикации в публикацию легенд об участии всего состава отряда Асано в боевых операциях на Халхин-Голе,[158] это всего лишь попытки выдать желаемое за действительное. Никаких конных эскадронов асановцев (находившихся в это время в стадии формирования), тем более пятого (первоначально их было только два) под командованием поручика или даже есаула Тырсина (офицеров из эмигрантской молодежи в это время просто не существовало), в стремительном встречном бою полностью вырубающих монгольские подразделения, на Халхин-Голе не было.[159]
Завершение халхин-голской авантюры было ускорено совершенно неожиданным для Японии заключением в августе 1939 года военно-политического союза между Германией и СССР в рамках пакта Молотова – Риббентропа, оставившего Страну Восходящего Солнца без союзников. После этих событий в японском руководстве в очередной раз разгорелась борьба между сторонниками «северного» и «южного» вариантов экспансии, с явным перевесом в пользу второго.
В то же время, вероятно, именно Халхин-Гол подтолкнул японцев к введению в программу обучения отряда Асано разведывательно-диверсионных дисциплин, но окончательно назначение отряда изменилось только в 1941 году.
В период халхин-голских событий в среде русской эмиграции вновь поползли слухи о близкой войне между Японией и СССР, которая могла стать для эмигрантов «освободительной». Слухи подкреплялись некоторыми публикациями из периодической печати. В журнале «Друг полиции» за номером 9 от 1939 года, в частности, говорилось, что японцы не являются врагами для эмигрантов, и если случится война между Ниппон и СССР, она «будет для русского народа войной освободительной». А пока в задачи полиции входит «очищение освобожденной территории от оставшихся на ней скрытых, враждебных новому строю коммунистических элементов… Русские молодые люди, прошедшие курс наших полицейских школ, получили для этого прекрасную, всестороннюю подготовку. В основу их воспитания положен великий принцип Ван-Дао, провозглашенный Конфуцием и разработанный далее его учеником Лао-Цзы…»[160]
