Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
Теперь о фестивале. Как хотелось бы, чтобы с десяток лент этого фестиваля просмотрело наше правительство. Тогда они наконец бы узнали, как живет тот народ, который находится между Москвой и Петербургом, между Москвой и Свердловском, между Свердловском и Новосибирском, между Новосибирском и Хабаровском, между Хабаровском и Владивостоком. Несколько пленок говорят об этом с невероятной уверенностью и скрытым гневом.
Мы долго колебались – кому отдать Гран-при: фильму «Глубинка 35 х 45», фильму «Неигрушки» или «Занавесу». В первом случае фотограф едет по деревням, потому что идет кампания по обмену паспортов. Боже мой, какие типы, какие люди, какое терпение! Второй фильм «Занавес» (В. Головнёв) – об актерах крошечного детского театра в городе Ирбите. Ирбит – это как точка культуры и жизни, как астероид, летающий вокруг планеты, и тем не менее – не только нищета, но и попытка к высокому искусству.
Наконец третий фильм «Неигрушки"(А. Титов). Здесь 70-летняя женщина, уборщица и одновременно создательница школьного музея игрушек. Сама шьет их, сама с ними разговаривает, общается с детьми, и тут же огород, муж – в общем, сама жизнь. И все же, и все же для Гран-при выбрали фильм П. Костомарова «Вдвоем». Здесь и опять творчество, и идея долгого супружеского понимания, и необыкновенная форма выражения, предложенная режиссером – он же и оператор, и сценарист.
Всего было 27 фильмов. Мне кажется, что документальное кино, в отличие от нашего кино художественного, все же не сдалось. За правдой факта здесь прослеживается и некая взволнованность красоты и духа. К сожалению, обо всем не расскажешь, но во имя самого искусства, которое не может и не умеет жить в пустоте и молчании, я попытаюсь это сделать. Тем более что и сами показы проводились в сравнительно небольшом зале внизу, в самом Союзе кинематографистов. Зрителей было – кот наплакал.
Для меня был очень важен, как переживание, фильм знаменитого фотографа Игоря Гневашева «Мое множество лет». Игорь знаменитый фотограф. И вот сейчас, когда в институте я в коридоре второго этажа повесил свою выставку портретов, которые наснимал, еще работая в «Кругозоре», я вспомнил Людмилу, его жену, которая там была редактором по фото. Именно она и Эдик Кравчук, наверное, уже покойный – к фото приучил меня именно он, – со мною долго возились, выковывая «мастерство».
Фильм Игоря Гневашева был построен на его собственных классических портретах-фотографиях и телевизионных, почти семейных «досьемках». И вдруг послышалось в закадровых голосах имя – Людмила, и послышался ее, Людмилы, очень узнаваемый голос. Этот фильм тоже что-то получил, потому что обойти было невозможно.
О чем дискутировали? Мне очень понравились два фильма: «Никола-Царевна» – об уже немолодом человеке, кажется, ракетчике, который, когда заниматься тем, к чему он был предназначен, уже не было возможностей – это опять в первую очередь и социология и экономика, – уехал, чуть ли не в скит, в разрушенное место, где уже никто не живет. Обосновался и, уже там, в трудах, обрел и Бога и жену. Здесь подлинность и естественность чувств. Каждый интеллигент всю жизнь мечтает уехать и, как Лев Толстой, жить чистой и здоровой, естественной жизнью. Но для этого, утверждает герой, нужна – слово почти позабытое – кротость. Второй фильм, где я опять вместе с разными попутчиками остался в меньшинстве, – это «Приближение к образу» Никиты Воронова. Это не только тонкая картина, но и нужная. Здесь эстетика иконы и очень тонкое разъяснение, как ее надо смотреть. Я обязательно покажу ее своим ребятам в институте.
Вот что мы сразу, и почти единодушно выбросили, исключив для дальнейшего обсуждения: фильмы «Улыбка Гагарина», «Элем Климов», «Роберт и Алла», «Возвращение Булата». Везде вторичный материал, многословие, везде какая-то чертовщина «ближнего круга». В «Гагарине» три больших включения Иосифа Кобзона, чуть ли не как лучшего друга. Кстати, показали ту самую дверь в Звездном, куда я заходил за месяц до гибели Юры, между 19-м и 22 февраля. Он тогда был мил, точно повторил на магнитофон текст, который до этого сказал Титов, но потом было решено передать его Гагарину. Без капризов и кокетства: надо, так надо. При мне он советовался с женой, ехать ли им на прием в Дом Советской Армии, прислали билеты. Тогда я впервые в своей жизни на входной двери в квартиру Гагарина увидел так называемый дверной глазок.
В «Климове» лучшие куски – это из его собственных картин. Приоритет вторичного, в котором все и плывет. Я, естественно, за всеми высокими словами не мог забыть и того, что из лучших намерений именно Климов, с его решимостью сына выскопоставленного партработника, начал разрушать советский кинематограф.
В «Роберте и Алле» главным глашатаем любви Рождественского и Киреевой стала Галя Долматовская, которая ничего острого и неожиданного не сказала, но зато стало видно, что гражданские стихи Рождественского, хотя и искренние, до лирики Маяковского не дотягивают и остывают на лету времени. Киреева мне нравится, ее величественность и внутренняя сосредоточенность, их любовь с Робертом мне вполне понятны. Я тут же вспомнил, что на этой даче бывал, что именно этот дом описан у меня в «Имитаторе». Здесь я впервые познакомился и с легендарной Джуной, и с легендарной Т. Лиозновой – но в то время я был «нужным человеком», главным редактором Литдрамы на радио. Искренним в фильме мне показался только Лев Рошаль, но он мне всегда нравится. К счастью, стихи Рождественского – и он, и Алла Киреева – выпускники Лита, я также не забыл ее критику; жаль, что ею она уже не занимается; так вот, к счастью, стихи Роберта задержались в песнях на его тексты. А что касается Булата – здесь мы увидели, чуть ли не какое-то насильственное внедрение его в культуру. Привычные, угадываемые лица, поющие школьники, еще не осознающие второго смысла песен. Бардовское пение – не русский народный жанр. О письме сорока двух, которое я-то не забыл, даже и не говорили.
Дали еще несколько дипломов, к сожалению, диплома не получил крошечный фильмик-кинонаблюдение – «Пес» А. Коган. Собака в подземном переходе, держа в зубах ведерочко из-под майонеза, просит милостыню. Хозяин стоит напротив. Не до конца выявлены отношения к происходящему, в первую очередь «хозяина».
Диплом получил фильм «Свет очей» Ю. Лурье. Это не про Россию, а про Сезанна, но героиня Лидия Дилекторская, это расчетливая муза Сезанна, -это двоюродная сестра моей мачехи Татьяны Алексеевны. Надо бы во имя справедливости написать что-нибудь еще и побольше об этих фильмах, но я уже устал.
9 декабря, среда. Утро опять началось с известий из Перми. В больницах скончались еще три человека из числа пострадавших в пожаре. Одновременно губернатор Перми обращается к жителям с просьбой сообщить, когда были закрыты капитальной стеной большие окна, идущие в клубе по фасаду. Здесь тоже интересный вопрос. Вечером оказалось, что все правительство Пермского края подало в отставку, теперь они все «исполняют обязанности». Многое ли от этого меняется? Три местных министра– внутренних дел, у которого в подчинении «пожарники», мелкого и среднего бизнеса и министр, который все это лицензировал, «отстранены от занимаемых должностей». Расследование как раз будет идти по их ведомствам.
Вышла «Литературная газета». Во-первых, Юра Поляков, Леня Колпаков и Гамаюнов получили Госпремию правительства России. Во-вторых, вышла статья Юрия Бундина о моей фотовыставке на втором этаже института. Там портреты, которые я наснимал, пока работал репортером «Кругозора». Делал выставку в назидание студентам – творчество возникает из знания и сочувствия к жизни. В газете также прекрасный рассказ Володи Мирнева «Черная собачка». Героической жизнью теперь живут только собаки, бизнесмены живут жизнью коммерческой.
К часу дня был уже в институте, к двум – приехал Лева и прочел, безжалостно правя мои грамматические ошибки, материал о театре Т. В. Дорониной.
Накануне довольно долго ругался со всеми, потому что в среду мои ребята определили дату просмотра фильмов, у них только три пары, но оказалось, что в этот день и мероприятие у Л. М., и А. Н. Ужанков проводит конференцию для первого курса по древне-русской литературе. У Людмилы Михайловны – к годовщине Московской битвы ВОВ – ребята читают стихи и прозу погибших в войну литинститутцев. На вечер пригласили А. М. Туркова и Ревича. После «показа» я все же зашел в зал и кое-что послушал. Интересно, но обидно, что такая прекрасная идея прошла сквозь пальцы. Спросили бы меня, я бы предложил сделать по этому поводу общеинститутский семинар о литературе в войну. И почитать, и поспорить.
Место себе я все же выбил, но Л. М. обиделась, потому что считалось, что я оттянул публику. Показали три фильма: «Занавес», «Глубину» и «Неигрушки». Мои ребята были в восторге. Для меня же это означало показать им иную реальность.
