Федор Раззаков - Скандалы советской эпохи
Начало 17-й партии складывалось в пользу Корчного. Карпов потерял пешку без всякой компенсации, а его попытка завязать осложнения не имела успеха. Но дальше произошло неожиданное. Корчной совершил сразу несколько грубых ошибок и сперва упустил очевидный выигрыш, а затем, в цейтноте, умудрился получить нелепейший мат в ничейной позиции! Счет стал 4:1 в пользу Карпова.
После этого состояние Корчного было близко к панике. Он взял два своих последних тайм-аута и вместе с руководителем своей делегации фрау Лееверик уехал в Манилу, чтобы хоть немного отдохнуть и прийти в себя. Пока он отсутствовал, в его делегации начались интриги. Англичанин Кин решил взять бразды правления в свои руки и послал президенту второй европейской зоны ФИДЕ телеграмму, в которой просил посодействовать в деле смещения Лееверик с ее поста и назначения вместо нее себя. А Корчной тем временем провел в Маниле пресс-конференцию, на которой рассказал о сложившейся ситуации, о том, какие невыносимые условия созданы ему в Багио. Судя по всему, это был жест отчаяния: матч был почти проигран, и нужно было найти этому факту хоть какие-то оправдания.
Вспоминает В. Корчной: «Особо я остановился на проблеме Зухаря. Я отметил, что советская „шахматная“ новинка была подготовлена еще к матчу с Фишером. Шахматист находится в гипнотической связи с психологом, который внушает ему, например, что он играет как Фишер и Алехин вместе взятые! Я заявил, что тандем Зухарь – Карпов непобедим; этого кентавра с головой Зухаря и торсом Карпова надо раздвоить, иначе матч невозможен.
Пресс-конференция вызвала большой интерес, была освещена во всех газетах. Оказалось, что Компоманес контролировал в Багио все сообщения прессы, запрещая публиковать материалы о предосудительном поведении Карпова и советской делегации! Впервые на Филиппинах люди заговорили о скандальном характере шахматного матча. Филиппинская публика решительно встала на мою сторону!..»
Корчной объявил, что в тех условиях, в которых он играл до этого, матч продолжен быть не может. Это заявление вызвало панику в стане ФИДЕ, и к Корчному тут же была направлена делегация из двух человек, которые стали убеждать его продолжать матч. В качестве весомого аргумента в пользу этого они сообщили Корчному, что заключено письменное «джентльменское» соглашение, согласно которому Карпов согласился с тем, что доктор Зухарь будет размещаться в аудитории в секторе, отведенном для официальных членов советской шахматной делегации, а Корчной должен перестать пользоваться своими зеркальными очками. Корчной эти условия принял и 1 сентября вернулся в Багио.
После того как Корчной провел пресс-конференцию и пожаловался на интриги против него, творимые советской делегацией, число сочувствующих ему заметно увеличилось. У него и раньше их было предостаточно – во всем мире считали, что Корчной практически в одиночку сражается не с Карповым, а с коммунистическим режимом, – а теперь их число увеличилось в геометрической прогрессии, поскольку западные СМИ практически все были на его стороне и освещали матч с антисоветских позиций. В итоге в начале сентября в Багио приехали двое американских йогов – Стивен Двайер и Виктория Шеппард (кстати, оба выпускники Гарвардского университета), которые своим поведением подбросили новых поленьев в костер шахматной войны.
Когда они заняли свои места в зале, доктор Зухарь и его приближенные встали со своих мест и покинули помещение. Это была поистине какая-то чертовщина. В этот же день советская делегация подала протест, который обсуждался в ФИДЕ. Было принято следующее решение: йоги имеют право находиться в зале, но должны сидеть в отдалении от советской делегации и быть одетыми в европейскую одежду, а не в свои традиционные оранжевые балахоны. Йоги с этим согласились. Но спустя два дня по ним ударили еще сильнее: Кампоманес официально объявил, что эти йоги – члены организации «Ананда Марга», которые обвиняются в покушении на индийского дипломата. Они находятся под следствием, но за недостатком улик отпущены под залог. Вывод: поскольку йоги – потенциальные преступники, то не должны находиться в зале. И йогов удалили с матча. Самое интересное, но на Корчного этот выпад произвел совсем иное действие, чем предполагалось: в 21-й партии он разыграл блестящую комбинацию и сократил разрыв в счете до 2:4.
12 сентября Корчной пишет письмо-протест в ФИДЕ. Приведу лишь несколько отрывков из него: «…Запрещенная правилами ФИДЕ связь между Карповым и Зухарем во время партий была очевидной, но сами организаторы до сих пор ничего не сделали для того, чтобы навести порядок. Вот почему я принял помощь членов „Ананды Марги“. Это – моя защита и контрмера. Они мне нужны. Они поддерживают меня, и я беру их под свою ответственность. Я гарантирую их безупречное поведение в зале. Я согласен на то, чтобы их обыскивали, я даже согласен, чтобы они сидели в зале в рядах для моей делегации. Но не могу же я во всем уступать Кампоманесу, который обнаружил в ходе матча свое далеко не нейтральное поведение…»
Это письмо ничего не дало: с ним ознакомились и вернули обратно Корчному. А йогам запретили не только появляться в зале, но и в отеле, где жил Корчной, а также пользоваться автомобилями, приданными делегации Корчного. Короче, их попросту выживали из Багио. То ли в них действительно видели реальную угрозу победе Карпова, то ли просто таким образом хотели вывести из равновесия Корчного.
Между тем к 1 октября счет в матче был уже 5:2 в пользу Карпова. Советскому гроссмейстеру теперь было достаточно выиграть всего лишь одну партию, и дело, как говорится, в шляпе. Но именно это обстоятельство и помешало Карпову одним ударом покончить с противником – слишком тяжел был груз ответственности, свалившийся на плечи молодого спортсмена. Как итог: у него начала сдавать нервная система. Карпов стал жаловаться на плохой сон, ночевал в разных местах – то в отеле, то на вилле, то в кантри-клубе. По его же словам: «У меня пропал сон… Я промучился полночи и позвал Зухаря. Он колдовал-колдовал надо мной – тщетно. Следующий день я ходил как ватный, ночью не стал испытывать судьбу, попросил Зухаря сразу браться за дело. И опять все зря…»
Между тем состояние Корчного совершенно иное: он впервые за весь матч почувствовал себя легко и непринужденно. Как вспоминает он сам: «Карпову осталось выиграть всего одну партию, только одну! Ну что ж, пожалуйста. Я не стану делать ничью за ничьей, для того чтобы помучить противника или установить рекорд продолжительности матчей на первенство мира. Нет, я буду продолжать играть так, как играл. Чуть больше собранности, чуть меньше пренебрежения… Интересно, почему я так презираю своего противника? По-видимому, это неприязнь ко всему его облику – и к внешнему, и к политическому, да, пожалуй, и к шахматному…»
Бессонница Карпова сыграла с ним злую шутку – он проиграл подряд две партии. И счет сократился до минимума – 5:4. И теперь все, кто еще вчера предрекал победу Карпову, переметнулись на сторону Корчного. И отныне уже паника царила в стане советского шахматиста.
13 октября игралась 31-я партия. И вновь Карпов выглядел слабее своего визави. Во время доигрывания партии он просмотрел промежуточный ход Корчного, потерял важную пешку и в итоге сдался. Счет стал 5:5. Это была уже сенсация. Карпов вынужден был взять тайм-аут. Как будет вспоминать он сам: «Потерпев поражение в 31-й партии, я расстроился не на шутку… Сами понимаете, иметь возможность получить 5:1 (в случае победы, например, в 18-й или в 20-й партии), добиться 5:2 и вот теперь „докатиться“ до 5:5… Было от чего потерять голову».
Взяв тайм-аут, Карпов поставил перед судьями ультиматум: он не возобновит матч, если йоги из секты «Ананда Марга», помогающие его сопернику, не покинут Багио. Ультиматум выглядел странно, поскольку йоги вот уже несколько недель безвылазно сидели на даче Корчного и в зале не появлялись. Но новый руководитель делегации Корчного Кин счел за благо не спорить с Карповым и дал свое согласие удалить от своего подопечного йогов.
17 октября состоялась очередная партия. Зал Дворца напоминал скорее арену полицейских маневров, нежели мирное шахматное соревнование. Здание было переполнено одетыми в штатское и форму полицейскими. Пройти из зала в буфет было невозможно.
Однако, едва началась партия, как Корчной заметил в четвертом ряду партера Зухаря. Кин немедленно обратился за разъяснениями к Батуринскому. Тот ответил просто: «Это джентльменское соглашение, оно обязательно лишь для джентльменов!» Кто-то предложил Кину прервать партию, но он отказался под предлогом, что это сильно подействует на нервы Корчного. Могли остановить партию и судьи – ведь они же знали о подписанном соглашении! Но судьями были чех и югослав – представители соцлагеря.
К слову, именно тогда многие стали подозревать Кина в игре «на русских» (в 1981 году он приедет в СССР и будет помогать Карпову готовиться к матчу в Мерано против того же Корчного). Тогда же подтвердились подозрения Корчного, что комнаты, где он готовился к матчам, прослушиваются КГБ. Это произошло после того, как Корчной сделал новый ход в известном, хотя и не очень легком для черных, варианте. Он анализировал его много дней, рассчитывая на психологический эффект новинки. Каково же было его удивление, когда Карпов в критический момент ответил не раздумывая! Он знал этот ход, более того – Корчной вдруг почувствовал, что он ждал его именно в этой партии.
