Дэвид Бакстон - Абиссинцы. Потомки царя Соломона
В подавляющем большинстве дел – споры вокруг земель, ссуд и долгов. В переполненном суде обвиняющий занимает свое место по правую сторону от судьи, а обвиняемый – по левую. Стороны сами готовят своих свидетелей и присяжных заседателей, но судья должен удостовериться в том, чтобы они были приемлемыми для обеих сторон. Обвиняющий обращается к каждому присяжному заседателю и свидетелю со словами: «Вы же меня знаете!» Он может также добавить: «Я доверяю вам! Если вы за него – пропадите! А если за Бога – процветайте!» Обвиняемый же говорит прямо противоположное: «Вы не знаете ничего против меня!» и т. п. Но участники тяжбы, незнакомые с «языком» (то есть с легальной процедурой и фразеологией), могут быть представлены профессиональным адвокатом – мужчиной или женщиной. Опытный обвиняющий часто пытается напугать обвиняемого и произвести впечатление на судью, внося большой залог. «Я даю целого мула-иноходца за то, чтобы ты сделал то-то и то-то!» (Мул-иноходец – ценнейшая ставка для суда.) Обвиняемый же может согласиться и присоединиться: «Давай, давай, вноси же свою ставку!» Но может и почувствовать, что не способен принять вызов, и воскликнуть: «Нет, нет, я так не могу! Понизь для меня ставку». И ставка может быть понижена до «быстрой лошади» или «меда».
Судья выслушивает аргументы обвиняющего и свидетелей. Но особое внимание суда привлекают второстепенные вопросы – споры внутри споров. Одна сторона обвиняет другую в использовании оскорбительного языка или неправильной процедуры. Присяжные могут уладить этот второстепенный вопрос еще до того, как судья подведет итог основному делу. Либо же обвиняемый может стать обвиняющим посреди самого процесса. Должник может закричать: «Я поставлю мед на то, что я дал тебе доллары!» – считая, что его свидетельство победит, так как у кредитора нет меда. И они меняются местами, и обвиняющий стоит справа, пока обвиняемый не крикнет: «Моих свидетелей больше! Уходи! Я буду победителем!» И так обвиняющий может в страхе отойти и стать обвиняемым или же может отказаться и закричать: «Это не заставит меня уйти!» И тогда обвиняемый скажет: «Я поставлю мед на то, что именно это заставляет тебя уйти!» – а обвиняющий ответит: «На то, что судьи скажут мне стоять здесь на этом месте и победить и побить тебя, я ставлю двойную меру меда!»
Многие споры, которые не могут быть разрешены «маленьким» местным судьей, направляются к «большому» судье, или вамбару, и именно этот или еще более высокий суд должен рассматривать особо важные гражданские и криминальные дела. Наказания, определяемые этими судами, варьируют от небольших штрафов, порки (часто совершаемой тут же) до различных сроков тюремного заключения, однако смертные приговоры (совершаемые через повешение) нуждаются в последние времена в подтверждении из Аддис-Абебы. Далее выше суда вам-бара следует суд чилот, или провинциальное собрание, на котором председательствует губернатор с вамбарами и другими начальниками, выступающими в качестве присяжных заседателей. Имеются также и специальные суды в важных центрах для дел, относящихся к юрисдикции нагадров, глав рынков и таможен. Но тем не менее вся структура судов была сильно изменена со времени возвращения императора в 1941 году. Право на апелляцию в суды высшей инстанции или непосредственно к Аффа негусу – императорскому главному правовому сановнику – давно устоявшаяся привилегия подданных. Вамбары и губернаторы всегда были доступны критике, будь то на дороге или у себя дома: их могли остановить озлобленные просители либо же семья или друзья неправедно осужденных; даже сам император считался, согласно традиции, равнодоступным.
Если человек был обижен вамбаром, он мог запастись камнями или деревом, возложенными на его голову, и ждать на дороге или у ворот проезда губернатора. При его приближении он приподнимал свое бремя и кричал: «Абиет, Абиет!» – и губернатор, испросив имя, давал ему бальдараба, или защитника, чтобы тот в нужное время напомнил ему о нем, при этом он добавлял: «Приходи в день собрания чилот» – и отпускал его.
В любом описании абиссинских правовых процедур очень часто можно встретить ссылки на саманья, или «80 денежных обязательств». Этот важный правовой акт, скрепляемый именем суверена, получил свое название от суммы в 80 долларов, так как со времени начала хождения серебряного доллара именно эта сумма считалась «платой за жизнь» и ее же назначали как компенсацию за тяжкое телесное повреждение. Клятва, даваемая при этой процедуре, подкрепляется обязательным присутствием поручителей, или гарантов, которым придется заплатить штраф или даже сесть в тюрьму, если дающий клятву обманет или нарушит соглашение. Поручителей найти гораздо проще, чем кажется на первый взгляд, – родственники всегда преданы своему клану, а если клянущийся еще и принадлежит к махаббару, его собратья просто чувствуют себя обязанными помочь ему или даже в некоторых случаях собрать деньги, чтобы заплатить за него долг или штраф.
Когда в деле отсутствуют свидетели или когда обвиняющий настаивает на том, что сам обвиняемый должен быть своим собственным свидетелем, обращаются к религиозной клятве. Стороны, судимые в соответствии с «80 денежными обязательствами», должны встретиться у дверей церкви в определенное воскресенье до церковной службы. Судья назначает уполномоченного и нескольких присяжных для сопровождения; на месте также должен присутствовать и священник. Свидетельские показания, данные таким образом, производят на судей огромное впечатление – любопытный пример большого влияния церкви, наиболее очевидно проявлявшегося при старых порядках и начинающего теперь ослабевать.
Когда долг признается судом, должник в соответствии с указанным выше правовым актом может расплатиться, но если поручителей у него не находится, то шамма кредитора и должника могут быть связаны вместе одним узлом. В более ранние времена кредитора и должника сковывали одной цепью и отправляли в тюрьму и держали там до тех пор, пока не находился свидетель для первого либо же поручитель для второго. Случалось и так, что должники какое-то время содержались прикованными в доме кредитора (возможно, на голодном пайке, чтобы таким образом надавить на друзей должника и заставить их заплатить долг). Иногда их могли даже отправить на войну, прикованными к слуге. (Должника до сих пор можно иногда узнать по символической цепочке, свисающей с его запястья.)
Интересная черта абиссинской правовой традиции – то, что в принципе любой дееспособный гражданин может привлекаться в качестве судьи по определенным моментам, например когда кредитор встречает своего должника на дороге. Другие члены сообщества добровольно принимают на себя роль миротворцев. Ими являются старейшины (шимогиле), которых иногда можно увидеть столпившимися в месте, отведенном для собраний: они серьезно спорят друг с другом, пытаясь найти способы избежать судебного разбирательства. Пример оскорбленной жены, чей муж женился на другой женщине, по «80 денежным обязательствам» был сообщен одним из информаторов Уолкера как типичный случай. «Старейшины… завершат это дело, рассмотрев его так и эдак, и, если они не смогут это сделать в первый день, они закончат его на следующее утро, стараясь умиротворить стороны и охладить эмоции, тщательно подбирая слова и говоря: «Этот человек не сделал большого зла. Сестра моя, брось это дело!» – и, может быть, этими медовыми словами уговорят ее…»
Для этих стариков это неоплачиваемая работа, так как они не получают за свои усилия даже двух или трех долларов, поскольку Бог создал стариков для того, чтобы быть утешителями и судьями. Поэтому они и берут на себя труд утешать людей, зная, что Бог любит их и вознаградит их.
Для написания этой главы я частично использовал материал, собранный в ранние годы XX столетия Уолкером (все цитаты, за исключением одной, взяты из его книги Абиссинцы дома) и частично из моего собственного ограниченного опыта 1940-х годов, который никогда не находился в противоречии с его опытом. В наши времена быстрых изменений иногда трудно быть уверенным в том, что старые традиции остались нетронутыми до сегодняшнего дня, но тем не менее в своем тексте я обычно использовал настоящее время с уверенностью, что утверждения, сделанные мной, до сих пор остаются справедливыми, по крайней мере в деревенских районах.
Известно, что произошли некоторые радикальные изменения в социальной системе. Появилась, например, целая серия законов, предписанных нынешним императором между 1924-м и 1942 годами, запрещающих рабство. Эти меры должны были подавить – и в действительности сделали это – социальный институт, настолько же древний, как и само государство, попутно делая устаревшим весь кодекс обычного права. И все же общая картина, которую я попытался отразить в этой главе, носит исключительно консервативный характер абиссинского деревенского сообщества. Этот не меняющийся с незапамятных времен образ жизни привлекает к себе множество сторонних наблюдателей, для которых эта страна стала временным или постоянным домом и основная масса которых все еще придерживается древних устоев с неуклонным постоянством.
