Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть 6
Мальчики и даже взрослые люди в продолжение всей Светлой недели забавляются в битки. Твердость носка пробуют о зуб, по звуку узнают крепость. Другие заливают воском носки. Битье в яйца составляет битоманию, и многие до того доходят, что пробивают по сотням. Как ни богаты здесь пасхальные яства, но они никак не могут сравниться с изящностью и вкусом петербургских куличей, коих один вид возбуждает аппетит.
В некоторых местах Малороссии сохранился обычай, что дети и даже парни ходят по домам первые два или три дня Светлого Воскресенья и поздравляют виршами. Одна из таких вирш запорожских казаков, довольно примечательная, которою они поздравляли кн. Г. А. Потемкина в день Воскресения Христова в 1781 г. Она сочинена войсковым судьею Головатым, поэтом и любимцем кн. Потемкина:
Христос воскрес, Бижучи крычала.
Рад мыр увесь! Там суцига,
Дождалыся Божой ласкы. Теперь бига
Теперь уже ксяк, Як маленка, торопленка!
Нанеся всмак, Бо Биг крестом,
Свяченой пасхи. Чорта с хвостом,
Вси гуляют, Прогнав як собаку.
Взухваляют Сей чертельный,
Воскресшаго Бога. Змий пекельный,
Що вже тая, Из смертно полыгався.
Всим до рая Во ад зажерты (зажарить),
Протерта дорога. Всих заперты,—
Злыи духи, Так то измовлявся!
Власны мухы, Воны тое,
Вси уже послызлы! Вкупы двое,
Загнав Иисус, Знюхавшись гопцюють.—
В пекло покусь, Хоть стараго,
Щоб християн не грызлы. Хоть малаго,
А смерть люта, Де попав, глибцюють!
Що нам тута, Була воля,
Вельми докучала; Хоть и кроля,—
По болотам, Та в рай не пускают!
Очеретам, На всих трактах,
И по болотах, Лизты з неба рачыв.
Сторожы стоялы. — Тож чортыще,
Середь шляху, Старый псыще,
За шияху, Не хоче смырыця!
До пекла хваталы! Но лишь тут Биг,
Того святцы, Сам на пориг,
Попы и чинцы Вин в пекло поточывся!
Не миналы шляху. Тут Вельзевул,
Хвылозофы, Попустыв мул,
Крутопопы, Зляку прихылывся.
Набралыся страху. Заривив гризно,
Пропав сей страх, Як вивк, ризно,
Зарись той шлях Голосом собачьим.
Купьем та болотам. Крычит пробу,
Де той злый дух Що Христову особу
Глытав, як мух, Побачыв!
Ненасытным ротом. Не втак хлосты,
Теперь скорый Що вси косты,
Шлях просторный, Поломав.
До раю протертый. И роги пид ноги.
Без сторожей, Нагнав труха,
Вси на встежи, И самого злого духа
Ворота отперты. Пидтоптав,
Уже велять Аж очы опустыв.
Яблука рвать Крычить на пуп,
Из райскаго древа; Що всюды струп,
Из якого не велив Бог, Нельзя и доторкнуця!
А вкусыла Ева! Надуло брюхо,
Давно той уж, Заперло дух,
Крычав не дуж, Не дае повернуця!
Що спокусыв Еву. А смерть шлюха,
Высыть охляв, Стоя слуха,
Бо Бог закляв, Що над дядьком,
Лазыты на древа: Стала трястысь.
За его грих, що вин, Мыслыть спастысь.
Так набрехав Ева. От Юда укрыця!
Видна Ева! А сей Юда
Одну из древа, З того студа
Вырвала кыслычку. Звернувсь, як макуха.
Збула власты, Так подилом,
Треба прясты, Бо тым слидом,
На гребни мычку! Бере сокруха!
За нею там, Прадид Адам,
Бидный Адам И дядько Хам
Щось, кажут, спрокудыв! Давно в пекли нудыв!
Землю копать, Уже ж теперь,
Ципом махать, Пекло отпер,
Бог з раю понудыв. Як Христа побачыв!
За ту Ева биду, И всяк узнык,
Заслужыла сию, Крутый узлык,
Честь Адаму, З шыи развязалы;
Що из раю И все Хрысту,
Выбылы у шыю! Як на лету,
Глупа жена, Усе розказалы.
Сама вона, Ева згнута,
Яблука трощыла: Була тута,
За один плод, От презлого шайтана.
У весь народ Сей покуса,
В пекло потащыла. Змийшый прусса.
Биг милостыв, И Крымского хана!
Еву простыв, Мучыть дарма,
Адаму пробачыв. У них ярма,
Для вызволу, З шыи не злызалы!
Сам до долу, З ярма в хомут,
С узлами кнут, А вона, — куда луча!
Дротянии пути! Племиннык Лот
З шыи до пят, Вкупи сырот,
На спыни знать Як изобрав бидных
Кровавые смути! Так ни дверий,
Щоб скакала, Ни амаварий,
Небрыкала Не остались мидных!
Кладут в рот удыла. Мусий пророк
Понедилок, Двери и замок,
Хоть не милок, И мур пробыв рогами,
Так ему заслуга. А сплюндровав,
Змыкулывся, Помандровав,
Замулывся, Пишыми ногамы.
Ледве утик з плуга! Власный бугай,
Святый Афет, З коморы в рай,
Взяв мушкет, Выперся голодный.
Як выстрилыв на гасло! Уже теперь пекло отпер,
Пишла з рая, И шлях протер,
Радость не малая, До раю свободный.
Аж пекло загряхло! Прадид Адам,
Свята Сарра, И дядько Хам,
Хоть и стара, Из пекла удрав!
Та жинка руча: Авраам с Исааком,
Вся голота, Ледвы скаком,
Ишла в ворота, И соби поплетав.
IV
ГОРЫ. КАЧЕЛИ
Немногие из народов оказывают вспомоществование всем без исключения в такой степени, как в России, и немногие веселятся в пасхальные дни так радушно и непринужденно, как русские. Великолепная картина живой веселости раскрывается в это время в Петербурге. Кто не был здесь, тому трудно это представить. На одной из лучших площадей, которая находится посередине города и называется Адмиралтейскою, строят деревянные горы, обставленные еловыми деревьями; в стороне от гор красуются увешанные разноцветными флагами качели в виде кресел, возков, люлек, лошадок и пр. и пр.[56]. Там русский гуляет от всей души: катается с гор и поет, как у себя дома. Песельники распевают любимые народные песни. Повсюду непритворное наслаждение. Ряды лавок со сладкими овощами, корзины с красными яйцами, сбитень, пряники, орехи — все здесь к вашим услугам.
IV
РУСАЛЬНАЯ НЕДЕЛЯ
Верование в существование высшего бытия господствовало в незапамятные времена язычества; но изображение его не дерзали ни вырезать, ни рисовать, страшась навлечь гнев невидимого Бога, коему молились с трепетом. Жертвы приносили на открытом поле, неприступных скалах и в сокровенных рощах. Руками не смели прикасаться до жертвенника, который охраняли жрецы с длинною бородой, ибо они одни имели право отращивать ее как можно длиннее. Такой властитель вселенной был Громоносец. Они воображали его в рев бурь и ветров; в грозе, освещавшей небо молниеносными лучами, вылетавшими из-за горных сводов, — величественный бог! В глазах смертных эти искры зажигали небо пожаром, сыпались на землю при страшных ударах грома, обхватывали здание, разбивали вековые дубы и убивали людей — ужасный бог! Действие природы оковывало человека безмолвием. Люди думали, что такому божеству непременно подчинены другие боги, которые получили от него в управление частицу света, земли и водяной стихии. Это самое породило множество других богов, богинь, нимф, наяд, похожих на наших русалок, леших, домовых и т. п.
У восточных народов верховные существа отличались от людей своею уродливостью и кровопийством. Верования в них греков заключались в песнях Орфея (жившего за 1250 л, до Р. X.), древнейшего стихотворца. По его мнению, все, что было, есть и будет — содержится в недрах Юпитера, который есть всему начало и конец. Философы Анаксагор и Сократ (живш. во время Перикла, великого правителя Афинского, в полов. V в. до Р. X.), развили идею о единстве божества, но пылкое воображение греков придало каждому предмету божеские свойства. Гомер и Гесиод, почти современники между собою (живш. за 900 л. до Р. X.), назначили пределы божествам и образовали многобожие. Народ приписывал своим богам свойства добрые и злые, а потому старались умолить их возлияниями, жертвами разных животных и растений. Они сотворили богов, похожих на людей. На небе, как на земле, были свои праздники и шумные пирушки. Там Аполлон забавлял богов пением и лирою, а Терпсихора веселила пляскою.
ВОДЯНЫЕ СУЩЕСТВАГреки удостаивали отличных людей названиями: полубогов, полубогинь, нимф, которые служили богинями и пр. Ничего подобного не было у славян, но у них были свои священные воды, рощи и водяные очаровательные существа. Русские славяне приписывали озерам и рекам особую святость. В глазной боли они умывались водою целебных источников и бросали в них серебряные монеты [57], молились деревьям, особенно дупловатым, обертывая ветви убрусами; поклонялись березам, липам и дубам. Ничего не было священнее старых дубов. Никакая жертва не была приносима без украшения ее ветвями; никакой таинственный обряд не был столь приятен богам, когда совершали его под дубовыми ветвями [58]. Последний обряд изменен в посыпание травою и ставление березок в домах на зеленую неделю. Народ верит, что душистые деревья, наполняя воздух приятным запахом, изгоняют злых духов и не допускают русалок тешиться людьми. Грубый ум людей, блуждавший во мраке идолопоклонства, творил богов на всяком шагу; представлял их великанами со многими головами и окружал их гнусными изображениями: змеями, жабами, ящерицами и разными гадами, и преклонял с робостию колена перед чудовищными истуканами, из коих иные были такой величины, что несколько пар волов не могли сдвинуть их с места [59].
