Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Крымские ханы не содержали большого регулярного войска, только гвардию и для ежегодных походов на север собирали обязанных им военной службой землевладельцев и добровольцев, которых всегда было очень много. С беками, мурзами и огланами обычно шли двадцать тысяч татар, с ханом – сто тысяч. Каждый воин имел по четыре сменных лошади, что позволяло проходить до ста километров в день. Татарские воины, одетые в легкие рубахи, шаровары, кожаные шапки, сафьяновые сапоги и овчинные тулупы, вооруженные саблями, ножами, луками, огнестрельным оружием, питавшиеся в походе кониной и изделиями из теста, для быстроты набега артиллерию и обоз с собой не брали. Свои походы «беш-баш», «за одеждой», крымские татары проводили зимой по замерзшим реками или весной, когда подсыхала и покрывалась травой степь Дикого Поля.
Орды ходили в набеги всегда разными дорогами. В укромном месте ставился крепкий лагерь-обоз, орда разделялась на четыре отряда-чамбула и разъезжалась в разные стороны крестом. Через тридцать километров все четыре отряда опять делились крестом и шестнадцать чамбулов в течение суток накрывали всю округу. Главным для татар было незамеченными подойти к назначенному для грабежа и разбоя району. Это удавалось совсем не часто – от пограничных казацких вышек, от всей южной границы бежали клубы черного смоляного дыма и население с криками «татары» пряталось по лесам, болотам и оврагам, а молодые хлопцы стремглав летели в Запорожскую Сечь.
Шляхта первой бежала в укрепленные замки, бросая посполитых на произвол судьбы, хутора и села быстро пустели, крестьяне с женами, детьми, стариками, лошадьми, коровами, овцами уходили в топи и лесные дебри или куда глаза глядят. Этих ловили первыми и вели на арканах в Крым. Вдоль и вокруг пробитой тысячами татарских коней тропы-саквы полыхали пожары, стоял рыдающий гвалт и только в опустевших селянских дворах выли собаки, которых не успели отвязать спасавшиеся от ужасной пленной судьбы селяне.
Татарский боевой клич «Алла-илляла – Мой бог!» потрясал пограничные украинские земли. Если казаков было хотя бы столько же, сколько татар, их отряды разъезжались в разные стороны и сходились большой дугой, ища тропы-саквы к главному вражескому лагерю, в который свозили захваченных людей. Если татар было больше, они атаковали казаков и редкую польскую пограничную стражу, если меньше – они уносились домой, вместе с пленными и награбленным добром. Ослабевших всегда прирезывали и бросали на дороге, обычно стариков и детей.
Если казаков по польским требованиям было мало, они заранее разъездами контролировали Дикое Поле и предупреждали пограничных жителей о налете. Если казакам удавалось в степи найти главный лагерь орды, они атаковали его с тыла и флангов, выманивали татар на фронтальный удар, где их ждали главные силы и уничтожали их.
Крымское ханство стало вассалом Турции в 1475 году, не устояв перед высадившейся в Кафе и Судаке ее огромной армией. Оттоманская Порта жаждала новых завоеваний и в 1482 году объединенное турецко-татарское войско сожгло принадлежавший Литве Киев, а через два года атаковало Польшу. По мирному польско-турецкому договору 1489 года Турция и Крымское ханство завладели всем черноморским побережьем от Дуная до Днепра, отрезав польскую Корону от Черного моря. Для охраны новой границы хан создал особую Буджакскую орду. С 1491 года начались ежегодные ханские налеты за пленными и добычей на украинские, польские, литовские, белорусские и русские земли. Через Дикое Поле вереницами шли на арканах измученные люди, для которых жизнь уже кончилась.
Татарские орды не раз доходили до Киева, Львова и Кракова, трижды дотла сжигали Москву. Только окровавленная Украина, прикрывавшая Польшу, Литву и Москву, за первую треть XVII столетия потеряла почти каждого десятого жителя, вдвое больше, чем ее защищенные соседи».
* * *Богдан Хмельницкий правел в Турции и Крыму два пленных года. Он и после освобождения следил за агрессивными южными соседями своей родины. Уже через год крымский хан Мухаммед II Гирей и его брат Шагин взбунтовались против султана, сделавшего Судак и Кафу до Карасубазара своим личным бейликом.
Янычарский экспедиционный корпус высадился в восточном Крыму, но задолго до этого Гиреи впервые обратились за помощью в Запорожскую Сечь и получили ее. В полевом кровопролитном сражении объединенное татарско-запорожское войско разгромило янычар и заперло их остатки в Кафе. Султан послал на взбунтовавшегося хана еще одну десантную армию, и в этот момент бывший Константинополь атаковала армада боевых чаек Войска Запорожского, несколько дней разносившего столичную округу и до смерти напугавшего всесильного султана. Он вернул эскадры из Кафы и сквозь зубы признал Мухаммеда II Гирея законным крымским ханом.
24 декабря 1624 года в урочище Карайтебен Крымское ханство и Войско Запорожское заключили союзный договор, по которому они успешно отбились от неуспокоившегося султана в 1625 и 1629 году, права, потеряв в последнем кровопролитном сражении самого хана Мухаммеда Гирея и запорожского гетмана Михаила Дорошенко.
Следующий крымский хан Инайет Гирей ходил громить восставших ногайцев вместе с запорожцами Карпа Павлюка. После его захвата и казни в Стамбуле, новый хан Ислан II Гирей уже с 1644 года стал готовить мятеж против Оттоманской Порты. Богдан Великий знал что делал, когда в январе 1648 года мчался от польской погони в Бахчисарай получать перекопскую орду в помощь разгоравшейся Украинской революции.
* * *В 1622 году мать и друзья отца молодого Богдана собрали и заплатили за него большой выкуп, и прошедший огонь, воду и плен двадцатисемилетний казак вернулся в родной Чигирин, где опять стал служить в родном полку. Когда его мать вышла замуж за белорусского шляхтича Василия Ставицкого и уехала к нему на родину, Богдан Хмельницкий стал полноправным хозяином любимого Субботова. Это были те страшные годы, когда над Украиной повисла темная, почти черная ночь.
1622–1638 годы: «Стереть казаков до десятого колена»
Над всей Украиной висела темная, почти черная ночь. По бесконечному Дикому Полю призрачным хороводом кружились тени всадников, погибших на нем за эти два лихих столетия в мгновенных молчаливых схватках, и казалось, что на земле навсегда наступил черный час привидений. От Днепра дул все усиливавшийся ветер, слышавший, как прорывавшаяся в запороги вода пронзительно ревела, словно стая голодных волков, над которой у самых скал носились тени злых духов. Четырнадцать казаков Корсунского реестрового полка, вторую неделю находившихся в пограничном дозоре, видели, что совсем не скоро на них накатит великолепный степной рассвет, заставив побледнеть, наконец, эту опасно-волшебную ночь. Полковой писарь Богдан Хмельницкий, недавно вернувшийся из крымского плена и не пропускавший полевых выездов, слушал громкую тишину, как всегда наполненную живыми и мертвыми звуками природы, боясь пропустить звук очередной общей смерти.
Вдруг, как всегда внезапно, послышался пронзительно-резкий хищный клекот сторожевого, предупреждавшего о летевшей опасности. Через минуту чигиринцы, уже лежавшие с изготовленными к стрельбе самопалами по гребню невысокого половецкого кургана, услышали с крымской стороны нарастающий топот копыт. Как будто из-под земли перед дозорными выросли полтора десятка всадников в бараньих шапках. По молчаливой команде казаки залпом ахнули из рушниц и через секунды все было кончено. Татарский разведывательный отряд, с разбегу напоровшийся на поставленную в нужном месте казацкую охрану, лег на месте весь. Маленьких крымских лошадей опытные хлопцы быстро сгребли в горсть, а связанный пленный уже лежал поперек писарского седла, и ему почему-то уже не хотелось говорить всегдашнюю «якши».
Только что потревоженное выстрелами Дикое Поле опять охватила обманчиво-зловещая гулкая тишина, чутко слышавшая, как вечный Славутич неотвратимо катил и катил в ночную мглу свои бесконечные воды. Рыбы в Днепре было так много, что ей не хватало воды и казалось, что по всему течению великой реки висела молчаливая ругань ее подводных обитателей. В тростниках неслышно шумел ветер, с сырой земли незаметно поднимался бело-молочный безбрежный туман, и сочная трава лежала под ночным небом роскошным бархатом.
Неожиданно поднялся «москаль», резкий и пронзительный северо-восточный ветер, начавший свою холодную пляску. Тут же мрачное, затянутое тучами низкое небо захотело присесть на стылую землю, но его вдруг вспугнул стук копыт десятков боевых коней, резко взорвавший степную тишину.
По бесконечному Дикому Полю к Чигирину летели украинские казаки, вольные, как ветер, неостановимые, как буря и бесстрашные, как зубры, не боящиеся ни железа, ни урагана, ни самой смерти, а только одной неволи. Рядом с ними летела их боевая слава, и буйный ветер не успевал подхватить лихой казацкий порыв. Вперед и вперед летели казаки, не ведая страха в отважном сердце и храброй душе, и летела вместе с ними изумительная украинская ночь, а полный месяц, казацкое солнце, с самой вершины неба все усыпал и усыпал ее ажурным звездным серебром.
