Марина Цветаева - Тетрадь вторая
Наливала — так с обмером
* * *(Молитва Лазаря)
Павлин гуляя
Уронит перья
Сберет их дева
Сплетет в венок
* * *Сирень та — осыпалась,
Вкруг шеи обвивалась
Той шеи — всех светлее...
* * *Лес ты мой, лес зеленый!
Путь мой идет — не лесом.
Если ж иду я тобою —
Из-за густой твоей тени,
Из-за воды быстротечной...
(не тем же ли мог объяснить герой свое пребывание в гроте Калипсо?)
* * *Красна дева, пестропола,
Пестропола, долгокоса
* * *Всё красиво, всё шелкóво,
Всё раскрашено толково
* * *Райские врата затвóрены,
Геенские — отворёны
* * *Легенды и обряды
Св. Никола на трапезе святых роняет полную чашу. Не разбивается, не разливается. Удивление. Объяснение: — Только сел я за трапезу, разлилось Черное море, потопить корабль хотело. Корабельщики взмолились, слёзно все они взмолились... Полная чаша в руках Николы — гибнущий (спасенный) корабль.
* * *Огненная Мария — лик засухи.
Христос — наводитель мостов.
Св. Георгий и Божья Матерь («У овец ягнята ярки...»).
Божья Матерь проклинает кукушку, кукованьем разбудившую Младенца.
Янка и ангелы. Ангелы обманом вынимают из Янки душу (яблоко).
Дары Св. Николе. Св. Никола отвергает богатые дары золотарей, землепашцев, виноделов. Я хочу одну копейку, — да и то в мой день единый, день единый, день Николин.
Господь и святые гости. Господь на олене, Божья Матерь на серне, Св. Иоанн на голубе, Св. Георгий на коне, а Св. Никола — на соколé.
— Глубина символов и роскошь образов —
* * *Родина и Чужбина
Тоска по родине в болгарском сердце так сильна, что на первой же странице отдела «Родина и Чужбина» заставляет молодую женщину, выданную матерью «в пустую Софию» молить Бога: «да свижусь с отцом и братом, да мать найду в могиле».
Роза, красующаяся: на черной юнацкой шапке, и на тонком стволе винтовки (чуть ли не испанский образ! Та же ли кстати, игра слов по-болгарски: роза на винтовочном стволе?)
* * *Семья (древо)
Его ветви рвутся к небу,
Корни вьются в сыру-землю.
Его ветви — милы-снохи,
Сыновья его — коренья,
А вершины — милы внуки
* * *Любовь
Распахнул он десно крыло —
И выпало письмо белó
* * *Совет монаха: иди в город и выбери там подругу по сердцу.
Мужской цинизм: — пойманная девушка молит: — «Пусти меня, Гесмаджи, я одна у своей матери!» — «Полно ты, полно, Евангелина, — и я у бабки один ведь тоже!»
* * *Много, драгана, желаю!
Желаю, но не имею:
Твоих поцелуев желаю!
(И ответ жестокой драганы:)
— Целуй меня, милый, скорее!
* * *Черная Чума. Петкана и мертвый Лазарь. Брат странным образом архангел, влезает на плеча Чумы.
* * *Свобода и неволя:
«Замуж не выйду за турка —
Девять лет и еще два года...»
* * *Три кукушки. Первая от зари и до зари — любимая, вторая изредка — сестра, третья — неустанно — мать родная.
* * *Русский король Стефан, не желающий менять веры.
* * *Лес и юнак:
Прекрасная былина о Короле Марке, погубившем силу свою (богоборчество). Прощание с вольной жизнью. Призыв леса.
* * *Русалки и змеи.
* * *Любовь мужа к жене. На десятом году вдовства спрашивает у мертвой:
— Прошла ли теперь твоя оспа?
Светла ли, свежа ли кожа?
* * *Несчастная в замужестве молодая женщина. Ожерелье сдавившее горло — это ее первый милый, а запястья, сковавшие руки — «дети мои, малые дети»...
* * *Три раны: от турецкой сабли, от винтовки тонкой, от девичьих зубок...
* * *Юноша, повстречав девушку, теряет всё: конь вырывается, пес убегает, сокол улетает. Совет матери: — Коня купишь, пса достанешь, сокол прилетит, — догоняй девицу!
* * *Юнак искушает девицу: — «Кому, скажи мне, хранишь, красотка, ты лик свой белый?» — А лик свой белый храню, мил братец, земле я черной. — Кому, скажи мне, хранишь, сестрица, ты щеки красны? — А щеки красны храню, мил-братец, земле я черной. — Кому, скажи мне, хранишь, (и т. д.) Совет юнака: — Отдай мне (перечисление «верху: очи, уста и щечки»)... а Бог... отпустит!
* * *Три пташки поют молодым. Первая в сумерки: вечер! вторая перед полуночью: спать ложиться! третья перед зарею: вставать! Первой молодая — если б знала — дала бы хлеба, второй — сахару, третьей — горькой полыни.
* * *Мгла на горе и над горой — вздохи юноши о милой.
* * *Гора придавила троих пастухов. Первый молит: — У меня мать на воле, второй — сестра на воле, третий — жена на воле. Кого отпустит?
* * *(NB! Знаю: — «Душа — на воле! Ибо бездыханного тела даже гора не хочет. Потому что — простой мертвец. Все вы любите лежать — камнем лежать — на душах: живом». 1933 г.)
(Камнем лежать — на душах живых!)
* * *Отрывок письма (очень сокращено, еле разбираю)
Милый друг [68],
Скучаю по Вас. Мне даже жаль, что под самый конец так повернуло. Не чувствовать — вот мое страстное желание. Не болеть (?) — вот решение. «С Вас содрана кожа» — вот слово одного еврея обо мне.
Мне столько нужно Вам сказать — разрываюсь. (NB! Никто никогда не хотел слушать. 1933 г.)
Хочу ходить с Вами по какой-нибудь заставе, мóсту, в темноте, на полной воле, долго. Этого никогда не будет.
Вы, как имеющий Бога (NB! кому — пишу? Никого что-то не помню «имеющего Бога» которому я бы — такое писала. 1933 г.) неизбежно должны ощущать меня, как низшее, бессловесное, и если когда-нибудь будете любить меня, то как дерево — с безнадежной жалостью. Я — то, с чем Вы уже справились. Не совсем справились, от первой листвы еще немножко больно, но — и это пройдет.
Что еще? Всё. (Noch alles [69].)
* * *Это письмо сочтите полученным, но не написанным. Да и не письмо.
* * *(«He-письмо» относится к лету 1926 г., С<ен>-Жиль, когда в этой же тетради окончательно правила Тезея.)
* * *Сон:
Огромный богатый особняк во Франции. Комнаты, каких давно не видела, вещи, о которых я давно забыла. Простор, блеск и свет богатого дома (богатства).
Это Ваш дом, я в гостях у Вас, но Вас нету. Много гостей. (Ни одного мужчины.) Нарядные горничные — blanc et noir [70] — бесшумные и быстрые как тени. Серебряные подносы. Сижу в кругу других. Беседа на французском. Что мы все здесь делаем — не знаю. (NB! Просто — «в гостях». Единственное место где делаешь неизвестно что и где делать — ничего нельзя. Явная отвычка Революции и Чехии. 1933 г.)
Входите Вы, не входите — проходите, быстро минуете. Мне необходимо Вам что-то сказать (что — не знаю). (NB! Знаю: «Не уходи! Побудь со мною...» [71] 1933 г.) Естественно, не окликаю и не гляжу.
Руки в каком-то тесте — вязкое. Необходимо смыть. Иду в какую-то детскую (без детей). Там Вы и какая-то Ваша родня (женщины, пожилые). Недоуменно прошу воды. Вы берете кувшин и льете мне прямо на руки — никаких умывальников — стою в озере. Какая-то дама, пожилая, с карими подпалинами под глазами, испытующе: — «Какая Вы молодая! И уже дочка 5 л.». — 10-ти лет — поправляю я. — И не скрываете? — Madame, dix ans de vie vécue! [72] Выходим, я и Вы. Вы садитесь в кресло, я рядом, на стуле. Между нами лакированный красный столик, на нем папиросы. Беру одну — рассыпается, другую — рассыпается, третью...
И, не глядя: — Мне Вам нужно одну вещь сказать.
— Об этих рассыпавшихся папиросах?
В тоне наглость и грусть.
— М<арк> Л<ьвович>, мне Вам уже нечего сказать.
Встаю. Выхожу. На большой лестнице движение. Чемоданы, картонки, веселая суета горничных.
— Madame est arrivée! Madame est là! Le petit chien de Madame! [73]
Собачка в лентах. — <пропуск одного слова> переполнена. Но выйти — встретиться. Захожу в первую дверь. Занавес. Испуганный шепот нескольких женщин:
— Asseyez-vous là, Vous dérangez la contredanse! [74]
Занавес раздвигается. Плавное проплывание лиц и тел.
* * *Случайность [75]
(В мире белых, беглых эстетов)
После тяжелой мрачной книги белого мясника Савинкова [76] можно отдохнуть над легкой и изящной книгой белого эстета, философа, мечтателя и идеалиста Сергея Волконского «Быт и Бытие». Бывший князь имеет за границей много досуга и предается неторопливым устным и печатным размышлениям на тему: «прошлое, настоящее, вечное», — таков подзаголовок книги. Волконский и пишет и говорит и думает красиво. А окружают его эстеты (белые, конечно) — которые и слушают красиво. Из красивых разговоров и красивого слушанья родилась красивая книга.
